Я не сразу нашелся, как отреагировать на такое сообщение.

— А разве они не возражают, когда вы забираете их молоко?

Она укоризненно покачала головой.

— Какая глупость, Даннерман. Никто ничего не забирает. Обычный бартер. Они дают нам то, чего нет у нас, и получают что-то взамен. Эти женщины с удовольствием делятся тем, чего у них в избытке.

Я посмотрел на жидкость в чашечке, но вкус оказался приятный, и пока я пил, Пиррахис попробовала подобраться ко мне с другой стороны.

— Я рада, что вы ими заинтересовались. Хотите узнать побольше об этих женщинах?

Я немного подумал, потом пожал плечами.

— Почему бы и нет? Раз уж мне предстоит провести здесь остаток жизни, то, может быть, стоит выяснить, что это будет за жизнь?

Пиррахис расцвела.

— Это хорошо, Даннерман. Я подумала, что вы будете не против, и кое-что приготовила. Подождите немного. — Она исчезла, а когда вернулась, то принесла из своей комнаты уже знакомый мне шлем.

Я ожидал совсем не этого и запротестовал:

— Все, что происходит дома, я уже видел и больше не хочу.

— Ох, Даннерман. — Пиррахис тяжело вздохнула. — Неужели вы думаете, что Другие имплантировали «жучки» только в ваших соотечественников? Такие передатчики есть у представителей многих разумных существ, которых вы никогда не видели, которых не можете и представить себе. Некоторые из них оказались на этой планете. Я не смогла найти всех, кого хотела показать вам, — извиняющимся тоном добавила она, — но из восьми имеющихся групп отобрала по одному представителю. Потом, если захотите, покажу других.

Пиррахис выжидающе смотрела на меня. Поколебавшись, я взял предложенный мне шлем. Любопытство победило. Я усмехнулся и осторожно надел устройство. До меня еще донесся голос Пиррахис, дававшей последние наставления.

— Когда захотите перейти к другому субъекту, просто скажите «следующий», и я сменю запись.

Я больше не был самим собой. Я больше не был среди хоршей или Доков.

Меня окружала абсолютная тьма. Я ничего не видел, ничего не слышал, ничего не чувствовал, кроме того, что где-то рядом, не более чем в двух метрах от меня, находилось существо, похожее на лягушку с пастью аллигатора. Кожа была ворсистой, как кожура персика, и примерно того же цвета. На костистой руке оно носило нечто вроде часов, бледно мерцающих в темноте, а на другой — три золотых браслета. На существе была одежда — туника из светящегося шелковистого материала. С обеих сторон продолговатой головы торчали по два уха, а сверху ее украшал пучок ярко-розовых перьев, искусственного, как мне показалось, происхождения. По крайней мере они не вырастали из черепа.

Существо не двигалось. Догадаться об этом было нетрудно: я видел всего лишь картинку, изображение тех, кого выбрала Пиррахис для удовлетворения моего любопытства. Но через секунду тьма исчезла и…

…я уже не рассматривал существо со стороны. Я стал им. И смотрел на совсем другое: передо мной раскинулся теплый, залитый солнцем пляж. Я не только видел, но и слышал, и чувствовал запах. Мягкие волны неведомого океана накатывали на усеянный галькой пляж, у которого покачивались на воде два неуклюжих на вид катамарана. Я сидел, припав к металлической поверхности, на другом катамаране и ел что-то, похрустывающее на зубах и сильно отдающее кровью. Я был не один. На берегу, неподалеку от катамарана, еще две лягушки-аллигатора делали что-то с большими сетями. Наверное, чинили. Мой особый интерес вызывало одно из существ, которое время от времени бросало на меня косые взгляды. Во мне росло приятное сексуальное возбуждение, но я не знал в чьем — мужском или женском — теле оказался, а проверить это не представлялось возможным.

Люди часто с тоской говорят о желании как-то изменить свою жизнь, имея в виду обычно более престижную работу, нового партнера, недельку отдыха на теплом острове — все что угодно, лишь бы другое. Я знаю отличный рецепт. Наденьте на голову шлем и подключитесь к созданию совершенно неизвестного вам существа — гарантирую, что ничего более другого вы не испытаете. И дело не только в зрительных картинах и запахах, ставших иными. Позаимствованное мною тело воспринимало их совершенно не так, как было привычно. В воздухе стояла сильная вонь — пахло протухшей рыбой, — и я бы, наверное, зажал рукой нос, если бы было что зажимать. Но меня не тошнило от этого запаха. Он, скорее, пробуждал во мне голод. Слух стал намного лучше. Я не только слышал стрекотание насекомых и шорох набегающих на берег волн, я мог определить, откуда именно доносятся звуки. Похоже, мои уши действовали наподобие сонара. Я слышал голоса других лягушек-аллигаторов, общающихся между собой — они издавали низкое шипение, — но возможности шлема были ограничены, и я не понимал ни одного слова из того, что говорилось.

Затем перед глазами у меня замелькало, и место действия изменилось. Я по-прежнему находился в теле лягушки-аллигатора — или в теле другого такого же существа, — но теперь не просто сидел и смотрел. Сначала вместе с другой лягушкой мы тащили нечто тяжелое, запряженные в отдаленное подобие сбруи. Под ногами была болотистая почва, а по сторонам от дороги росли кусты. Потом сцена опять поменялась, и я с компанией других кричал что-то изо всех сил: то ли пел, то ли кому-то угрожал. В следующем эпизоде я спал. Все это было не очень интересно и малопонятно.

— Следующий! — крикнул я.

Лягушка исчезла, и меня снова обступила тьма. Передо мной появилась другая картина. Теперь это было толстое, похожее на гиппопотама существо со щупальцами у рта. Я сразу же узнал.

Это был тот, кого Пиррахис называла Влажным, одна из тех амфибий, которые убили Пэтрис.

Возможно, ради удовлетворения научной наблюдательности мне и следовало сделать над собой усилие и попытаться понять, как живется Влажному, но я этого не сделал. Я не был готов подключиться к его сознанию, поэтому громко крикнул:

— Следующий!

Пиррахис немного замешкалась, удивленная, должно быть, тем, что я не захотел задерживаться на предложенном фрагменте, но уже через секунду ее когти скребнули по шлему, настраивая аппарат на следующий эпизод, и я увидел новое причудливое существо.

Картины сменяли друг друга по мере того, как Пиррахис знакомила меня с остальными обитателями «зоопарка». Все они были не гуманоидами. Я подключился к покрытому панцирем чужаку, сородича которого уже видел в поселке. Впечатление получилось весьма странное, потому что он видел всех других, например, Доков, как светящиеся объекты, и обладал двумя уровнями обоняния: один для улавливания запахов под водой, другой — на суше. Потом я стал кем-то, похожим на пернатую гориллу с перепонками, соединявшими руки с туловищем, как у летучей мыши. «Горилла» прыгала и скользила по воздуху, преодолевая небольшие расстояния, но я решил, что уровень гравитации на ее планете ниже, чем на Земле, где такие фокусы вряд ли удались бы. Номер пять оказался четвероногим зверьком — именно зверьком, а не разумным существом, — обитавшим в пещере с самкой и выводком детенышей. Зачем Возлюбленные Руководители снабдили «жучком» это малоцивилизованное существо, осталось для меня загадкой. Номер шесть…

Номер шесть оказался старым знакомым.

Сбитый с толку, я стащил с головы шлем. В комнате уже было темно — солнце, очевидно, село, пока я подглядывал за чужой жизнью, — но Пиррахис стояла рядом. Она повернулась и вопросительно посмотрела на меня.

— Я только что видел Чудика! Того, который умер. Пиррахис кивнула:

— Да, конечно. Он любил поговорить. Вы просто его видели, Даннерман, или успели подключиться?

— Мне хватило того, что я увидел! Он был таким, каким я видел его в последний раз: весь избитый, едва живой, какой-то серый. Он на пороге смерти, Пиррахис, и у меня нет желания умирать вместе с ним!

— Даннерман, я не прошу вас об этом. Мне просто подумалось, что вам будет легче его узнать. Но эти записи относятся к другим периодам его жизни.

Я хмуро посмотрел на нее.