Новость была неожиданной. Я думал о хоршах просто как о хоршах. Завоевателях. Мне и в голову не приходило, что Берт сам был когда-то во власти Возлюбленных Руководителей.

Я посмотрел сквозь деревья, туда, где, по словам Пиррахис, все еще жили близкие Берта. Никакой фермы я не увидел, но понял, что нужно делать. Все возможное, чтобы предотвратить подчинение.

Я повернулся к моей спутнице:

— Итак, они живут там? — Да.

— Хорошо. Я уже достаточно здоров и хочу увидеть Берта. Я пойду туда сейчас.

Она, похоже, не удивилась.

— Не знаю, там ли он. Возможно, звонок был с базы.

— Я его подожду.

— Вы не знаете дороги, Даннерман. Вы никогда там не были.

— Найду.

— Идти далеко. Не уверена, что у вас хватит сил, так что… Я не дал ей закончить.

— Это моя проблема.

Но Пиррахис все же договорила:

— …так что я сама отнесу вас туда.

Она взяла меня на руки и зашагала к ферме.

Чудик всегда предпочитал, чтобы его носили Доки. Теперь я понял почему. Мне было удобно, уютно и покойно, а продвигалась Пиррахис быстро и в то же время мягко. Сойдя с тропинки, мы вступили на территорию хоршей, и Пиррахис пришлось продираться через густой кустарник. Она заботливо оберегала меня от тяжелых, мокрых ветвей, раздвигая их свободными руками. Миновав полосу растительности, служившую разделительной линией между двумя резервациями, мы вышли на открытое пространство.

Два поселения отличались друг от друга так, как отличаются дикость и цивилизация. За нашей спиной остались джунгли. Впереди лежали обработанные поля. Мы оказались на грязной дороге, шедшей вдоль небольшого, около двух гектаров, поля, засеянного каким-то злаком. Из-за колосьев высунулись две змеиные головы с вытаращенными от изумления глазами. Пиррахис не обратила на них никакого внимания и свернула налево.

Дорога, хотя и грязная, была ровной и почти без выбоин, даже несмотря на недавно прошедший дождь. Очевидно, хорши прилагали немало усилий, чтобы содержать свой поселок в должном порядке. Километрах в двух впереди я увидел строение, похожее на огромный шестистенный амбар, но, прежде чем мы успели дойти до него, позади нас послышалось негромкое шуршание. Пиррахис даже не оглянулась, а просто отступила в сторону, предоставляя транспорту всю ширину дороги. Это оказался трехколесный велосипед вроде того, на котором уехал после моего освобождения из тюрьмы Берт. Однако у того был мотор. А этот приводился в движение силой самого ездока, крутившего педали. Мне показалось, что это был один из тех двух хоршей, которые глазели на нас из-за колосьев. Он лежал на спине, энергично работая ногами, и поглядывал то на нас, то на дорогу.

Оказавшись поближе к похожему на амбар строению, я заметил, что оно представляет собой высокий, в четыре или пять этажей, дом, сделанный из переплетения ветвей, с выступающими на каждом уровне балконами. Одни балконы были открыты, другие имели навесы. Кое-где мелькали фигуры жильцов, вышедших, наверное, подышать воздухом. Все строение выглядело так, словно его возвело из бамбука и ивы племя каких-то аборигенов, предшествующее появлению европейских колонизаторов, принесших виски, пушки, мазанки и сифилис.

Дом был самым большим, но отнюдь не единственным. Я заметил несколько навесов и пару любопытных деревьев, окруженных невысокими цветущими кустами. Стволы деревьев были почти до самой верхушки голыми, и лишь наверху ветви расходились веером во все стороны, как у пальм. Самое странное, что все деревья стояли наклонно к земле, под одинаковым углом. Еще одно сооружение напоминало каркас из переплетенных прутьев, возле которого двигалась работа, а когда мы обошли дом, то наткнулись на совершенно иное строение из того же керамического материала, что и моя бывшая тюрьма, только не желтого, а розового цвета. Пара роботов переносили внутрь здания какое-то оборудование.

Я не очень обрадовался, увидев старых знакомых, но Пиррахис даже не взглянула на них. Осторожно опустив меня на землю, она сказала:

— Подождите, Даннерман. Я посмотрю, здесь ли Джабертаприч.

Я остался стоять на влажной, колючей траве, посматривая по сторонам. Ничего особенного: несколько низеньких плетеных скамеек, с полдесятка небольших деревцев с ярко-желтыми цветами. Вот, пожалуй, и все. Хотя «рождественские елки» не обращали на меня никакого внимания, занятые своим делом, их присутствие действовало мне на нервы. Чтобы не мозолить им глаза, я зашел за угол большого дома. Осмотревшись, я поднял голову и увидел, что на меня смотрят. С балконов, высунув головы на длинных шеях, за мной наблюдали три или четыре хорша. Я помахал рукой, но вместо ответа они торопливо спрятались, хотя так и не перестали смотреть на диковинного гостя.

Оказавшись в поселке, я сразу сказал себе, что должен глядеть во все глаза, чтобы не упустить потенциально ценную для Бюро информацию, могущую пригодиться, когда я вернусь («если» я уже не допускал). Однако ничего такого, что можно было бы отнести в разряд интересных сведений, поблизости не наблюдалось.

Тогда я сделал то, что представлялось возможным. Откуда-то донеслось нестройное хоровое пение. Оглядевшись, я понял, что его источник находится в плетеном каркасе, вероятно, исполнявшем функцию детского сада. Около десятка детишек-хоршей распевали, пританцовывая и более или менее грациозно покачивая шеями и руками. Два самых маленьких ребенка не танцевали, а лежали на спинах в крошечных плетеных корзинах, подрагивая конечностями и издавая писклявые звуки. Всем представлением руководил взрослый хорш. Судя по наличию молочных желез — женщина.

Завидев меня, она быстро вышла вперед, встав между мной и своими подопечными, и вытянула шею, словно принюхиваясь.

— Кто вы? — требовательно спросила женщина-хорш. Вопрос был не такой уж легкий, но прежде чем я успел сформулировать ответ, она дернула шеей. Получилось похоже на кивок.

— Да, вспомнила. Вы новый любимчик Джабертаприча.

Я промолчал, переваривая употребленное ею словечко. Впрочем, она и не дала бы мне возможности ответить.

— Пожалуйста, уходите. Вы отвлекаете детей, а им надо готовиться к выступлению перед Великой Матерью. — Голос ее звучал настойчиво и безапелляционно, жесты выглядели убедительно.

Она была права. Дети остановились, забыв о том, чем занимались, и во все глаза уставились на меня. Я извинился.

— Мне очень жаль, что помешал вам. Я дожидаюсь Берта… То есть Джабертаприча.

— Вам нельзя здесь находиться, — сердито заявила женщина. Я бы, может быть, и поспорил, но тут увидел двух хоршей, вышедших из-за угла дома. Похоже, они не спешили: разговаривали, даже не глядя в нашу сторону и, к чему я уже почти привык, почти касаясь друг друга шеями. Судя по всему, эти хорши осматривали какие-то детали строения.

Что-то в них показалось мне непривычным. Я присмотрелся повнимательнее и понял: дело в одежде. Хоршам, похоже, очень нравилось украшать свои животики, но все делали это по-разному. У Берта, как и у стоявшей передо мной учительницы, роль украшения выполняли кружочки цветной расшитой ткани. У этих двоих, как и у женщины, приходившей в тюрьму, на животах висели металлические тарелочки, отливавшие серебристым блеском.

Добрых чувств к хоршам с железками я не испытывал, но они, вроде бы не заметив меня, прошли мимо, а я счел за лучшее остаться в тени и, вежливо кивнув учительнице, постарался потихоньку убраться.

Когда Пиррахис нашла меня, я рассматривал стоявшие на площадке трехколесные велосипеды, сделанные из подручных материалов.

— Вот вы где! Вам нужно было остаться на месте, — пожурила меня Пиррахис. — Пойдемте. Великая Мать вызвала Берта к себе. Я отведу вас в комнату, где его можно будет подождать, а сама схожу за продуктами и кое-какими вещами для себя. Никуда не уходите.