Мальчишка изловчился и снова хватил Робби по зубам; на этот раз Робби почувствовал соленый вкус крови. Он хотел было заплакать, но удержался. Потом посмотрел на мать, встретил ее взгляд, и его охватил воинственный гнев. Слезы хлынули из глаз, но он бросился вперед и стукнул противника кулаком в челюсть — да так, что тот взвился от боли, затем ударил его в мягкий, как подушка, живот и, весь обливаясь потом, начал колотить изо всех сил. Мальчишка вырвался от него и бросился бежать.

— Теперь понял, что я тебе говорила? — спросила мама. — Запомни одно: никому не давай спуску, тогда каждый подумает, прежде чем напасть на тебя! — И добавила — Только сам не будь задирой, никогда не заводи драку первый. Но и но трусь! Слышишь? Иначе ты никогда не станешь человеком. И я и твой отец всегда умели дать отпор!

Мысли Робби прервал голос Гаса Маккея, Гас просил у мисс Джозефин разрешения пересесть к Роберту Янгбладу — он забыл дома хрестоматию. Робби хотел сказать учительнице: «Пожалуйста, не разрешайте!» Ему не жалко было учебника, а просто он знал, что Гас не даст ему слушать. И без того трудно сидеть на уроке, когда солнце врывается в окна вместе с теплым мартовским ветерком, и так хотелось бы сейчас на воздух! Но мисс Джозефин сказала:

— Ладно, Гас, только веди себя хорошо. Мы рады, что ты хоть раз заинтересовался книгой, не правда ли, Роберт?

И Роберт ворчливо согласился. Усевшись рядом, Гас заглянул в книжку и сказал, скривив губы, как ковбои в кино:

— Ох, парень, и паршивец же ты! Скажи, у всех паршивцев такие морды, как у тебя?

Робби притворился, будто не слышит. Он уже давно привык к этим поговорочкам Гаса. А сейчас подумал: «Если я паршивец, кто ж тогда ты?»

— Одно я знаю точно, — продолжал шептать Гас, — ты не умрешь собственной смертью, а сдохнешь, как собака. Врешь всём, что тебе девять лет. Не может быть, чтобы в девять лет парень был таким дылдой и таким паршивцем! — А Робби все не отвечал. С невиннейшим видом глядя на учительницу, Гас сунул руку под парту и ущипнул Робби.

Робби даже подскочил и ответил Гасу коротким ударом в бок.

— Если ты не перестанешь мешать, — прошипел он, — я скажу мисс Джозефин, чтоб она пересадила тебя назад на твое место.

Занятый этой стычкой, Робби не расслышал, что мисс Джозефин вызывает его к доске. А учительница, видя внимательные глаза Гаса, устремленные на нее с таким ангельски-безгрешным видом, объявила:

— Роберт Янгблад, останешься в классе после уроков!

Робби вытер все классные доски, вытряхнул мел из тряпок, натаскал угля, подмел класс. И все время старался представить себе, что сейчас делает Гас, хитрый дьявол. Наверно, играет где-нибудь в мяч и смеется над ним!

Кроме того, мисс Джозефин заставила его написать двадцать пять раз на доске: «Я буду внимательным в классе». И каждый раз надо было все стирать и писать сначала.

Шагая домой по пыльной улице, он дивился, как все вдруг зазеленело, ожило, переменилось; даже воздух и тот казался новым, но вместе с тем будил какие-то воспоминания. Уже появились первые бабочки и пчелки, шмели и зеленые мухи с большими противными головами, осы, кузнечики и блестящие черные жуки. Весной Робби начинал считать дни до летних каникул, считать минуты до звонка; он едва мог дождаться перемены и почти засыпал на последнем уроке, но снова веселел, как только кончались занятия. Робби сам не понимал, что с ним творится, — ведь он так любил школу!

Робби прошел по переулку, потом по Джонсон-плейс, который граничил с Белым городом, миновал поле и остановился под крутой насыпью, глядя вверх, туда, где застыли блестящие рельсы железной дороги. «Интересно, прошел ли уже курьерский «Мэри Джейн»? Хорошо если бы еще не проходил!» Робби очень любил смотреть вдаль, откуда доносилось пронзительное «Уу-иии», и наблюдать, как появляется с юга сверкающее на солнце громадное черное чудовище. «Уу-иии!» Боже милосердный! Робби любил это мгновение, когда поезд ураганом проносился мимо, ему нравилось махать рукой счастливцам пассажирам, особенно белому машинисту, который с улыбкой махал ему в ответ. «Вырасту — непременно стану машинистом!» — думал он. Ничего, что негров-машинистов не бывает, все равно он станет машинистом! Даже мама подтвердила это однажды, когда он начал донимать ее вопросами. Щурясь от солнца, Робби глядел на полотно: он забыл обо всем на свете, кроме этого скорого поезда. Это даже не скорый, а сверхскорый, если он не останавливается в таком важном, огромном городе, как Кроссроудз в Джорджии! Просвистит и промчится мимо, только его и видели! Через насыпь шла тропинка по другую сторону полотна. Робби начал рассеянно карабкаться по ней.

— Эй, черное, отродье, куда лезешь? — услышал он чей-то голос, правда смутно, потому что в голове был лишь этот дивный поезд и это «Уу-иии!»—Ты что, оглох, черномазый? Тебе говорю! — Камень, с легким свистом разрезав воздух, пролетел над головой Робби.

Робби оглянулся. Внизу стоял, злобно ухмыляясь» белый мальчишка не выше его ростом, с рыжими волосами, босой. Робби не отвечал. Мальчишка поднял другой камень. Тогда Робби сказал:

— Оставь меня в покое! Тебя же никто не трогает.

Взгляд белого мальчика был полон презрения.

— Ах, значит у тебя все-таки есть язык! — сказал он так самоуверенно, будто ему было целых тринадцать лет. Он двинулся к Робби с камнем в руке. — Ну-ка, поворачивай черный зад и беги в свой Черный город!

Робби и хотелось убежать и не хотелось. Вот были бы здесь мама и папа, или Гас, или даже Бен Реглин! Не для помощи, нет, а пусть бы только находились поблизости. Уже это одно помогло бы ему, если бы началась драка. Он оглядел с головы до ног белого мальчишку, подходившего к нему с камнем. «Мы же с ним одного роста, и силы у нас, наверно, одинаковые. Если я побегу, он трахнет меня камнем по голове. Ни за что не побегу!» — подумал он, а вслух сказал:

— Послушай, я же тебя не трогаю. Лучше оставь меня в покое! — и он показал мальчишке кулак. Тут он вспомнил, как однажды в грозу он стоял у окна и при вспышках молнии отскакивал от него, а мама тогда сказала ему: «Если молния должна в тебя ударить, она обязательно ударит. И никуда ты от нее не спрячешься. Вообще никогда не прячься. Надо быть смелым и смотреть жизни в лицо!» Робби стиснул зубы и заставил себя стоять у окна.

Рыжий мальчишка подошел почти вплотную.

— Разве ты не знаешь, что черномазым запрещается ходить по ту сторону полотна? — Белые домики Белого города были отчетливо видны за насыпью. На зеленой лужайке белые ребята играли в бейсбол.

На носу Робби выступили бусинки пота, губы задрожали.

— А ты брось свой камень и тогда попробуй назвать меня черномазым!

Мальчишка хмыкнул, отшвырнул камень, плюнул на штаны Робби и завопил:

— Черномазый, черномазый, черномазый!

Вот тут-то и началось.

Глаза Робби сузились, стали совсем щелочки, дыхание сперло, и воротник показался мальчику тесен. Он сжал правую руку в кулак и стукнул рыжего по голове. Тот ловко уклонился и ударил Робби сначала в живот, да так, что у него дух захватило, потом выпрямился и оглушил ударом по голове. Робби бросился на врага в надежде сразу разделаться с ним, но промахнулся. Мальчишка продолжал колотить его — по лицу, по зубам, по животу, по голове. Робби изнемогал от боли, ему хотелось убежать, но он этого не сделал: надо было драться во что бы то ни стало. В отчаянии он стиснул руку мальчишки и рванул его к себе, потом обхватил за пояс и начал с силой пригибать книзу, пока наконец не подмял под себя и не повалился вместе с ним. Закусив до боли нижнюю губу, он уперся локтем в щеку мальчишки и, кряхтя, прижал его изо всех сил к земле, так что голова мальчишки отпечаталась на пыльной красной глине. Рыжий вертелся, вырывался и без конца твердил: «Проклятая черная харя!» Вдруг он с бычьей силой перевернулся, обхватил Робби, и оба покатились, кувыркаясь в воздухе. В эту минуту над ними пронеслось с грохотом и пронзительным воем огромное черное чудовище, и нарядные пассажиры, высунувшись из окна, смотрели, как забавно играют двое ребят, негритенок и белый, в этом маленьком фабричном городке Кроссроудзе: сцепились и кубарем катятся с насыпи, вздымая пыль!