— Нам предстоит громадная работа, если мы хотим создать профсоюз.

— Что правда, то правда, Роб! Он взял ее руку и крепко пожал:

— Спокойной ночи, Уилабелл.

— Спокойной ночи, Янгблад.

Старшая сестра охорашивается перед зеркалом, прежде чем уйти из дому.

Мама собирается весь день гладить выстиранное ею чужое белье.

Роб бегло просматривает газету.

Отец ушел из дому чуть свет, мурлыча свою любимую песенку «Шагайте, дети, вместе».

Раздается оглушительный свист Гаса Маккея. Он уже шесть лет насвистывает одно и то же, а вот Роб так и не научился свистеть.

Дженни Ли и Роб целуют маму, прощаясь с ней до вечера.

— Как ты думаешь, победит он сегодня или нет? — спрашивает мама.

— Уж, конечно, не упустит такого случая! Он этого дятла так вздует, что тот своих не узнает!

— Ну, вряд ли, — говорит мама, — все-таки ему предстоит драться с здоровенным крэкером!

— Неважно, — смеется Роб. — Они такие от бога, Джо Луис не сам же их выбирает.

Джо Луис был в его глазах героем — рослый, сильный, способный нокаутировать любого белого противника. Каждый раз, когда Роб слышал или читал имя этого боксера, он испытывал величайшую гордость, словно это был его близкий родственник. С улицы снова слышится свист Жирного Гаса. Всего только половина восьмого и август на исходе, а уже с утра духота немыслимая!

— Как поживаете, мисс Янгблад? — осведомился Гас с шутливым поклоном. — А вы, мистер Янгблад? Как ваше здоровьице, добрые господа, в это прекрасное солнечное летнее утро?

Дженни Ли ответила как всегда:

— Отлично, мистер Маккей. А как ваше самочувствие?

По дороге они болтали, почти не обращаясь к Робу. На углу Оранж-стрит, где обычно Дженни Ли покидала их, Гас сказал ей:

— Я зайду за тобой сегодня вечером, Дженни Ли, пойдем к Сэйди слушать репортаж с ринга.

— Хорошо, Гас, я пойду с удовольствием.

Гас отвесил ей поклон, как настоящий южный джентльмен.

— Значит, до вечера, мисс Янгблад?

— Значит, так, мистер Маккей.

Первые пять кварталов, пока Гас любезничал с Дженни Ли, шли не спеша, а теперь ребята прибавили шагу.

— А ты куда пойдешь слушать радио? — спросил Гас. — Может, тоже с нами к Сэйди?

— Нет, я вечером работаю. Мистер Оукли собирает у себя гостей по случаю — этого матча. Он просил, чтобы я их обслуживал, специально потребовал коридорного номер семь.

— Он богатый крэкер! Ты там здорово подзаработаешь. Только берегись, они чертовски разозлятся, когда Джо Луис положит их белого на обе лопатки. Будут злые да еще пьяные — как бы тебе там туго не пришлось!

— Ох, мне бы сейчас подзаработать! — заметил Роб, подумав, что отец его всю жизнь трудился, еще тогда, когда Роба и в помине не было, а теперь вот уже два или три месяца ходит без работы.

— Надеюсь, что Джо все-таки победит, — подумав, сказал он, — хотя говорят, что этот белый на шестьдесят фунтов тяжелее его и силен как бык.

— Ну и что? Зато Джо умный. Он свое возьмет и кулаками и хитростью. Победит его обязательно! Как только Джо выходит на ринг драться с крэкером, он вспоминает все зло, которое белые причинили неграм. Вспоминает и линчевания, и изоляцию, и Ку-клукс-клан и думает, какие негры добрые, если столько времени терпят, и от злости он начинает лупить изо всех сил. И для него безразлично, какого роста этот белый — чем он громаднее, тем лучше его тузить! Вот увидишь, сегодня Джо так его уложит, что он целую неделю не встанет!

Роб посмотрел на Гаса и вдруг остановился, заливаясь громким смехом. Прохожие удивленно поглядывали на них. А Роб все хохотал и хохотал — теперь уже над серьезной миной Гаса. Роба всегда бесило, когда он читал на спортивной странице местной «Телеграм» и даже в атлантских газетах, что Джо Луис действительно силач, но грубоват, не умен и не знает приемов. А Роб, напротив, находил, что Джо и силен и знает приемы, что он спокоен и вдумчив и хоть, правда, необразован, но далеко не дурак — природная сметка у него отличная.

— Мистер Коллинс правильно сказал про белых: иногда надо дать им хорошую взбучку, иначе они ничему не научатся.

— Еще бы!

Последнее время у Роба бывало с утра хорошее, бодрое настроение, пока он не приходил в гостиницу. Казалось, что это большое великолепное здание протягивает к нему свои лапы, хватает его и поглощает, так же как и других служащих. Все работали с отчаянным напряжением, словно бдительное око мистера Огла преследовало их из глубины коридоров, со стен и с картин на стенах, и даже у толстых пушистых ковров были глаза и уши. С организацией профсоюза дело пока далеко не пошло: все служащие смертельно боялись потерять работу. Записалось несколько человек, а большинство воздерживалось. В это утро в уборной для негров Роб встретил Билла Бринсона, который мыл там руки. Билл Бринсон был негр среднего роста, со светло-карими глазами, на несколько лет старше Янгблада. Этот парень не давал никому спуску, даже белым. Его недавно перевели из ночной смены в дневную. Сунув руку в карман, Роб нащупал профсоюзный бланк и подошел к Биллу. Он всегда носил бланки с собой.

— Ну, что хорошего, Билл?

— Да ничего, Янгблад. А ты что хорошего знаешь?

— Да тоже ничего хорошего, — негромко ответил Роб. — Знаю лишь, что работать все тяжелее, а хозяин все злее. Вот это я хорошо знаю.

— Да уж, конечно, не врешь, — согласился Билл. — Наш мистер Огл подлец из подлецов! Гоняет нас день-деньской, как каторжных. Ты думаешь, зачем я сюда пришел? Просто передохнуть.

— А как ты относишься к тому, что нам снизили плату? — спросил Роб.

— Как отношусь! Безобразие это! Он и так платил нам шиш. Видно, греха не боится!

— Кое-кто из ребят собирается принять меры, — сказал Роб.

— Какие тут примешь меры? — сказал Билл, посматривая то на умывальник, то на Янгблада. — Получай, что дают, или катись! Он тебе сразу скажет: «Не хочешь работать — найдутся другие, будут счастливы занять твое место».

— А все-таки некоторые из нас решили объединиться и действовать сообща. Это не то что в одиночку. Будем протестовать против снижения платы, против этих ужасных смен, потребуем выходной день и еще кое-что.

Билл недоверчиво усмехнулся.

— Ты с ума сошел! Ни черта никто не добьется! — Скрывая смущение, он сердито нахмурился.

— Ну а ты сам как, против? — спросил Роб.

— Против чего? — Билл машинально все намыливал и намыливал руки.

— Против того, чтобы Собраться всем вместе и решить, как лучше действовать? Вместе — понимаешь такое слово?

— И вовсе я не против, — сказал Билл явно неохотно. Он вытер руки, растерянно глядя на Роба. Ему хотелось и поскорее улизнуть от Янгблада и в то же время задержаться и послушать, что тот ему скажет.

Роб глядел на Билла, а сам нащупывал бланки в кармане. Он догадывался, что творится сейчас в голове товарища, какие сомнения и страхи терзают его, но ведь Бринсон хороший парень и напугать его не так-то легко, это всем известно. Момент как раз подходящий — вытащить из кармана бланк и сунуть ему в руки. И все-таки Роб колебался — ему уже надоело слушать, как смущенно бормочут и извиняются ребята, стоит только завести речь о профсоюзе. От этого ему самому становится не по себе.

Роб откашлялся.

— Я так и думал, что ты будешь за это. — Он нерешительно вынул руку из кармана и снова кашлянул. — Тут народ стал подумывать о том, чтобы учредить профсоюз. Похоже, что только так и можно заставить мистера Огла пойти на уступки.

— Профсоюз? — переспросил Билл, тревожно поглядывая на дверь, как будто сюда вот-вот явится не то мистер Огл, не то сам дьявол. — Какой еще профсоюз?

— Профсоюз как профсоюз! Что тут спрашивать? Будто ты не знаешь! Профсоюз, который объединит всех нас и будет защищать наши интересы перед хозяином. При профсоюзе хозяин не может выгнать каждого поодиночке, потому что мы тогда все — одно целое.

— На словах здорово получается! — с опаской заметил Билл.