Дети сейчас, наверно, в школе, а Лори во дворе — стирает для белых, руки по локти в пене. Джо вспомнил, что, когда она была беременна во второй раз, ей пришлось работать — гнуться над корытом чуть не до самых родов.

Принимайся, Джо, за дело. Тебе ли тягаться с мистером Чарли? Джо посмотрел на тяжелые пузатые бочки и стащил с себя рубаху. Мощные узлы мускулов заходили под кожей. От неукротимого гнева болела голова, стучало в висках. Однако нельзя же вечно злиться — от этого добра не будет. Пора уж привыкнуть к белым и ко всем их порядкам!

Джо схватил первую бочку и сразу же согнулся под ее тяжестью. О, господи боже! Прежде он говаривал: «Ладно, будет и на моей улице праздник!» Но последнее время начал сильно сомневаться, будет ли когда-нибудь праздник у таких, как он. Думал, сомневался, надеялся, верил, болел душой, трудился в поте лица, ненавидел.

Свежий запах скипидара приятно щекотал ноздри. С бочкой на спине Джо зашагал к складу.

Было около шести часов утра. Лори Ли встала в пять и хлопотала по дому. Джо только что ушел на завод — пакет с завтраком под мышкой, поцелуй Лори Ли на губах, поцелуи детей на гладкой щеке. Как всегда, поворчал на жену и дочку:

— Ох, Поцелуйка! Ох, ох, и вторая — настоящая поцелуйка! — Когда же Робби застенчиво и неловко тоже чмокнул его, Джо воскликнул: — Малыш, да ты уже почти с меня ростом! Ну, пока! До вечера. Если не можете быть хорошими, так будьте хотя бы осторожными! — И он вышел на улицу, в студеную предрассветную мглу.

Поцелуйка, Поцелуйка вторая и Робби Янгблад сидели за столом в кухне с таким серьезным видом, будто есть вчерашнюю кукурузную кашу с говяжьим салом — страсть какое важное дело. Лори запивала кашу горячим кофе. Дети пили чай. Мальчик сидел тихо, смотрел только в тарелку и ел без капризов. У девочки же глаза беспокойно бегали по сторонам: глянет на неаппетитную еду, потом на мать, потом на кучи грязного белья, разбросанного по полу, на Робби, на спящую в углу кошку Скиппи, и снова на кашу, и снова по сторонам. Лори наблюдала за девочкой, хотела было поторопить ее, да передумала.

Она посмотрела на сына особым взглядом, каким невольно всегда смотрела на него.

— Ну, мистер, когда кончите есть, разведите огонь во дворе и натаскайте воды в кадки! А вам, маленькая мисс, — Лори повернулась к Дженни Ли, — поручается вымыть посуду и привести дом в порядок.

Дженни Ли поглядела на мать, скосила глаза на Робби и, уткнувшись в тарелку, пробурчала:

— Я только и делаю, что мою грязную посуду! Девочка ничего не ела. С равнодушным видом ковыряла кашу ложкой и хлопала большими глазами, обрамленными длинными ресницами.

— Что это мамина дочка совсем не ест?

— Не хочется, — пробормотала Дженни Ли. Она глядела на комки вчерашней каши с салом, и ее мутило от одного запаха, даже капельки пота выступили на носу.

— Ну, давай, Поцелуйка вторая, ешь кашу! Будешь от нее большая и сильная. Ребрышки жиром покроются, моя куколка!

Девочка глянула на мать, сердито моргая, как всегда, когда бывала чем-нибудь недовольна.

— Мама, почему мы вечно едим эту противную твердую кашу! И даже без масла!

— Ешь, тебе полезно! Все к ребрам пристанет. Все твои косточки жирком затянутся.

Дженни Ли оттопырила губы на целую милю.

— Небось твоим Ричардсонам каша не полезна! Когда ты у них работала, ты не видела, чтоб они каждый день ели кукурузную кашу. И сала тоже там не ели, и фасоли, и всей этой гадости! А почему мы должны всегда…

Мать резким движением вытерла пот с лица.

— Ладно, мисс, больше я не желаю слушать никаких глупостей. Бери ложку и ешь! Слышишь? Многие бедные ребята рады были бы сегодня съесть тарелку такой каши. Ты должна еще бога благодарить! Девочка сердито сверкнула глазами.

— Никого я не собираюсь благодарить за эту противную кашу, вот что я тебе скажу!

— Замолчи! — крикнула мать. — Мои дети не будут командовать мной, я этого не потерплю. Живо бери ложку, ешь кашу — и больше ни слова!

Моргая ресницами, девочка начала запихивать в рот ненавистную кашу полными ложками, пока щеки не раздулись и каша не поползла по подбородку. Она ела и давилась, вытаращив глаза, и вдруг ее вырвало. Все было перепачкано — и стол, и хорошенькое ситцевое платье, которое она надела в школу. Горючие слезы катились по худеньким щекам, но Дженни Ли продолжала упорно набивать рот кашей.

— Перестань! — закричала мать. — Перестань, слышишь?

А девочка все глотала и глотала комки жирной каши, которые так же быстро вылетали на стол. Она плакала, обливалась рвотой и все-таки набивала рот, не спуская с матери глаз.

— Я сказала тебе — перестань! Сию же секунду перестань!

Дженни Ли бросила наконец ложку и сердито посмотрела на мать.

— Это ты виновата, это ты заставила меня есть! И еще говоришь мне, что я должна благодарить бога!

— Хватит, девочка, хватит, успокойся! — уговаривала ее Лори. Она смочила тряпку и вытерла дочери лицо, особенно тщательно промыла лоб, губы и подбородок, потом перед платья.

— Когда я вырасту, — ворчала Дженни Ли, — у меня в доме не будет кукурузы. Я никогда не стану заставлять своих детей есть такую кашу.

— Молчи! — прикрикнула Лори. — Последний раз тебе приказываю! — Она посмотрела на Робби, потом опять на Дженни Ли. Девочка дерзко, исподлобья следила за ней.

С улицы постучали.

— Интересно, что это за ранняя птица? — проговорил Робби, глядя в угол на кошку.

— Ты что — калека? — спросила мама. — Пойди открой и увидишь. — С тяжелым вздохом она прошла в комнату и выглянула из окна. — Кто там?

— Это я, — раздалось из-за двери.

Робби ввел в кухню Сару Вилсон, высокую костлявую сгорбленную старуху с желтоватым лицом и зелеными, как у кошки, глазами. В руках у нее была чашка.

— Доброе утро, Лори Ли; доброе утро, Старшенькая!

— Доброе утро, Сара.

— Доброе утро, мисс Сара. Гостья оглядела Дженни Ли.

— Что с тобой детка, что ты такая кислая сегодня?

Дженни Ли посмотрела на старуху, потом на мать и мрачно опустила глаза.

— Мне и самой нездоровится сегодня. Плохо спала. — Сара потерла бедро. — Ох, этот ревматизм! Доконает он меня!

— Да полно вам! — сказала мама.

— Право слово, Лори, сегодня я проснулась и даже рукой не могла пошевельнуть.

— Я вам верю, — сочувственно сказала мама, стараясь угадать, что понадобилось старухе на этот раз.

Сара уселась и оглядела кучу белья на полу.

— Пожалуй, Лори, я не буду сегодня стирать, нездоровится мне. Да и дождик вот-вот пойдет.

Лори Ли встала и подошла к белью.

— Надо приниматься поскорее за стирку, чтобы успеть до дождя. А то зарядит на целую неделю. — Она снова присела и беспокойно поглядела на старуху.

— Это самая что ни на есть погода для воспаления легких! — заговорила мисс Сара. — Если уж зима, так была бы зима! А тут не поймешь — то жарко, то холодно. — Она насупилась. — Впрочем, это дело божье. Человек тут ничего не в силах сделать. А женщина и подавно.

Наконец Лори Ли решительно поднялась.

— Извините, Сара. Мне надо браться за стирку. Не обращайте на меня внимания, сидите, сколько хотите. Можете взять в шкафу что вам надо, если только у меня это есть.

— Милочка, мне бы чашку сахару. Одну только чашечку. Я в субботу отдам. Не знаю почему, но если с утра не выпью кофе, ни за что не могу взяться.

Лори дала старухе чашку сахару, и та скоро ушла. После ее ухода Робби сказал:

— Да, такая женщина без мыла в душу влезет и выклянчит все, что ей надо.

Мать засмеялась.

— Ладно, не рассуждай, молодой человек. Ступай-ка во двор и затопи, а до мисс Сары тебе нет дела. — Она шлепнула его по заду, не по годам широкому и крепкому.

Дженни Ли, надув губы, мыла посуду. Лори присела на несколько минут просмотреть «Морнинг телеграм».

— Ну, так, — сказала она, откладывая газету, — пора начинать, не то дождь нагрянет. — Не раз в понедельник утром при мысли, что ее ждет долгий, тяжелый, томительный день, Лори чувствовала усталость, еще и не начав работу. Так было и сегодня. Она плохо спала ночью — мучили схватки в животе, ноющая боль в пояснице. Самые неприятные дни месяца. Но что проку так сидеть — белье само не выстирается! Чудес не бывает!