Из глаз Роба незаметно катились слезы, но это не были слезы скорби. Выступления разных людей об его отце, особенно же речь священника Ледбеттера, чувства и настроения всех его соплеменников, сидевших в жаре и духоте вдоль стен и стоявших в проходах, и внизу в воскресной школе, и на церковном дворе, и лица людей на вчерашнем собрании, и — главное — лицо матери, которое он видел сейчас перед собой, и человек в гробу, и Гарриэт Табмэн, и Джон Браун, и Фредерик Дуглас — все это вместе подняло Роба на какую-то новую, высшую ступень, внушило ему твердую уверенность, что отец пожертвовал жизнью не даром… И все же Роб плакал… Послышались звуки органа: это мисс Ханна заиграла «Ближе, господи, к тебе». Но Роб не хотел слушать скорбные песни. Надо, чтобы играли торжественные!

С гроба сняли крышку, чтобы все могли попрощаться с усопшим. Роб встал, поддерживая плачущую мать и Айду Мэй; на миг колени его дрогнули, но мама крепче сжала ему руку, и он, подходя к гробу, заставил себя преодолеть слабость. С минуту они смотрели на спокойное лицо Джо, на глаза, сомкнутые навеки. Казалось, они улыбаются, эти глаза, как всегда при жизни, казалось, отец не мертв, а спит. Мысль, что родные смотрят на него последний раз, была для Роба невыносимой. Роб почувствовал, как задрожали плечи матери — ее исстрадавшееся сердце не выдержало, и она громко зарыдала:

—  Господи, господи, сжалься! Нет больше моего Джо, святой боже, нет больше моего Джо!

—  Мама, мамочка! — нежно сказал Роб и больше ничего не мог выговорить — его самого душили слезы.

Подошла Дженни Ли с Гасом Маккеем. Она долго и пристально смотрела на отца, потом вытерла глаза и в последний раз взглянула на него. — Нет больше нашего папы!

И семья отошла, уступая место другим. И влажная жара, и тяжелый приторный аромат цветов, и замирающие голоса певчих: «Невредим в руках Иисуса, невредим на его груди», и люди, рыдающие кругом… и гнев почти на всех лицах…

Процессия двинулась к кладбищу Линкольна: более тысячи человек следовали за гробом, а за ними тянулась целая вереница автомобилей. Через центр, по бульвару. Джефферсона Дэйвиса, тихо и торжественно шли участники похорон…

Солнце палило, как в полдень. С тротуаров и из окон контор белые наблюдали за процессией, всматривались в гневные, дышащие угрозой, потные лица негров, — Зря разрешили им проходить через город — только задерживают движение, — сказал какой-то важного вида белый другому белому.

—  Да, орава опасная! И боже мой, сколько их тут! Умрешь со страху, честное слово!

—  Они как солдаты, идущие на войну, — заметила одна дама высокому джентльмену в дорогом летнем костюме.

—  Очень сожалею, что мне довелось видеть это зрелище, — отозвался джентльмен. — Такой бессонницы, как у меня, пожалуй, никто на свете не знает. Сегодня ночью мне будет мерещиться топот черных ног, шагающих через всю Джорджию.

—  Эх, жаль, что я не прихватил с собой ружье, — сказал еще кто-то. — Сразу бы эти черные птицы разлетелись!

—  Да, не сообразили! — ответил собеседник и сокрушенно покачал головой.

И так на всем пути процессию встречали белые с ужасом и тревогой на лицах, а негры шагали медленно, по четверо в ряд и взгляд их был суров, и ряды их росли, ибо к ним все время присоединялись все новые и новые люди — мужчины, женщины и дети.

Пожилой коренастый белый мужчина в поварской одежде незаметно выскользнул из кухни гостиницы «Оглеторп» и прошел мимо сторожа во двор.

—  Я сейчас вернусь, — сказал он.

С сильно бьющимся сердцем он вышел на улицу, повернул вправо на Черри-стрит, оттуда на бульвар Джефферсона Дэйвиса и, пробравшись на край тротуара, как был, в колпаке и куртке, простоял там неподвижно, пока вся процессия не миновала его. Ударили часы на башне суда, белый вытер глаза и посмотрел на них. Половина седьмого, значит уже три четверти часа прошло, как он убежал из кухни; и он опрометью кинулся назад в гостиницу.

Толпа людей вокруг могилы… И «Прах праху, тлен тлену…»

Лори видела, как Джо опустили в землю. «Все кончено», — подумала она, озираясь на Роба, и сказала это вслух:

—  Все кончено, сын. Теперь всему конец.

Но вот она озирается вокруг и видит все эти лица — знакомые и незнакомые… черные, коричневые, светлые, и на всех лицах гнев… И она чувствует общность сил, ибо это ее народ, и она разделяет его гнев. Она смотрит на Роба, потом находит глазами Дженни Ли, и вдруг ей вспоминается тот понедельник, и Джо Янгблад за завтраком, и его слова: «Когда-то мне казалось, что жизнь наша безнадежна, что это уже конец, но теперь я знаю, что это лишь начало! Шагайте, дети, вместе!»

Рука Роба крепче сжимает ее плечо. Роб Янгблад, и Дженни Ли Янгблад, и Джо! Джо! Джо! А там дальше Ричард Майлз, Рэй Моррисон, Аида Мэй, Лулабелл с Гасом, Уилабелл с матерью, Эллис Джорден, Лерой Дженкинс, Бенджамен Реглин, Хэк Доусон и еще много, много народу… своего народу… а там с краю — доктор Райли и сын Оскара Джефферсона.

—  Нет, это только начало, — шепчет она.

—  Что ты сказала, мама? — Роб теперь кажется взрослым, он так возмужал за эти дни.

Подходит священник Ледбеттер и обнимает вдову.

—  Не падайте духом, сестра Янгблад. Вы вырастили двух самых прекрасных детей во всей Джорджии. Чудесного юношу и чудесную девушку! И Ричард Майлз — он ведь тоже у вас как сын. И посмотрите вокруг, на ваших братьев и сестер — их тысячи! Господи, все они готовы драться, и мы еще заставим виновных ответить за все. Придет день расплаты здесь, в Джорджии, и мы поможем господу богу приблизить этот день!

И разные люди окружают Янгбладов — чужие и друзья, жмут руки, обнимают, целуют, и это придает им силы. А на западе садится солнце, и скоро появится луна, но луна зайдет, и завтра снова воссияет солнце.

Джон О. Килленс

МОЛОДАЯ КРОВЬ

Редактор В. Г. Сергеева

Художник Г.А.Щетинин.

Художественный редактор В. Я. Быкова

Технический редактор Зотова Н.В. Корректор К. И. Иванова

Сдано в производство 20/XI 1958 г. Подписано к печати 24/II 1959 г.

Бумага 84Х108¹/₃₂~9Д бум. л. 29,9 печ. л. Уч. — иэд. л. 27,7 Изд. № 12/3775 Цена 15 р. 35 к. Зак. 2496

Издательство иностранной литературы

Москва, Ново-Алексеевская, 52.

Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова Московского городского совнархоза. Москва. Ж-54. Валовая, 28.