— Пусть только этот парень сойдет, и я вам докажу! — хвастался Гас— Я чемпион нашей школы. У меня больше воды, чем у всех вас, пари на что угодно!

Бен Реглин не сдавался:

— Ничего подобного! Не больше, чем у меня! Хочешь поспорим, что попаду в любую минуту с такого же расстояния?

Бен был худенький паренек с медной кожей и большими, как у девочки, глазами. Брат хорошенькой Айды Мэй и закадычный друг Робби.

Жирный Гас смотрел на тощего мальчугана, занимавшего место в дальнем конце уборной. Тот морщился, тужился чуть не до слез.

— Ох, и мучается же парень! И если он не поспешит, я все равно начну. Не моя вина, если и обмочу его. Ну, что задумался? — накинулся Гас на испуганного мальчика. — Небось ты не в Плезант-гроувской баптистской церкви! Перепутал адрес, а, малый?

Бен и Робби корчились от хохота. А Гас, как всегда, состроил серьезную мину. Он пригляделся к мальчишке и сказал:

— Незнакомый парень, новенький. Видно, из деревни. Только что приехал в город. Ты из каких мест, солнышко?

— Из Дуб… из Дублина, Джорджия.

— Дублин, Джорджия… А далеко ли от Дублина? Пари, что ты из Катись-Вон!

Мальчуган испуганно и недоумевающе смотрел на Гаса.

— Катись из города и вон из штата! — пояснил Гас.

Ребята хохотали, как сумасшедшие.

— Если он не поторопится и не сойдет, я обмочу его с головы до ног!

Робби перестал смеяться — уж очень противный запах в уборной. Так и лезет в нос.

— Не надо, Гас, ты в самом деле не вздумай! — Робби никогда не знал, шутит ли Гас или говорит серьезно.

— Ну так пусть пошевеливается! Со мной шутки плохи! — и Гас начал расстегивать штаны.

Мальчуган вытаращил глаза.

— Я сейчас, сию минуточку! — Он соскочил, едва не провалившись в отверстие, и выбежал из уборной, позабыв привести себя в порядок.

— Ну, давай! — скомандовал Гас Бену. — Ты первый. Начинай!

Робби стоял и смотрел, чувствуя, что ему становится дурно от запаха. Он старался не дышать, сколько мог, делал поспешный вдох и снова крепко сжимал рот.

Бен повернулся к Робби.

— А ты чего? Ну-ка, попробуй.

— Не хочу, — буркнул Робби, едва шевеля губами, боясь вдохнуть отвратительную вонь.

— Чего там не хочу! Ты что — боишься проиграть?

— Вовсе нет! Просто не хочу мочить сиденья. Люди же на них садятся!

Гас посмотрел на него пренебрежительно и удивленно.

— Черт! Кто это садится? Ты что — спятил? Это же орлятник!

— Не хочется мне в эту игру играть! Да мне и не нужно. — Робби стукнул ногой о землю. — Нельзя же по заказу!

Тогда и Бен сказал:

— Я тоже не хочу.

Гас отступил к стене и попал, почти не замочив стульчак, — действительно чемпион!

— Эх вы, дурачье, смотреть на вас тошно! Какие- то ломаки! Зачем только я вожусь с вами!

Он подошел к Бену и Робби.

— Идемте отсюда. Воняет черт знает как. — Он зажал пальцами нос. — Одно скажу вам, ребята: кто приходит сюда каждый день, тот никогда не простужается. И у того всю жизнь голова будет ясная.

Бен и Робби рассмеялись, но не двинулись с места.

Гас скорчил серьезную мину.

— Говорят, у белых в школе в уборной водопровод и красивые белые сиденья для их белых задниц. Шикарно!

— Ты думаешь, это правда? — спросил Бен.

— Черт, конечно. А ты что, не веришь? Белым все. А черномазым шиш!

Робби поморщился. До чего противно здесь пахнет! Лицо его покраснело, кулаки сжались.

— А тебе? — спросил он.

— А мне что? — Гас изобразил удивление. — Я же не черномазый. Я китаец. Разве ты этого не знал, парень? Я вон откуда прикатил. Вот погоди, вырою себе туннель и укачу обратно.

— Мама не позволяет говорить «черномазый», — с горячностью воскликнул Робби. — Чего же ты можешь требовать от белых, если сам так обзываешь негров?

— Он прав, — подумав, сказал Бен. — Цветной человек должен соображать, что черномазый — это ругательство.

Гас перевел глаза с Робби на Бена и потом снова на Робби без обычной спеси, даже с оттенком уважения. Упрек товарищей заставил его призадуматься — впрочем, не более чем на миг.

— Мама то да мама се, заладил: мама да мама! — презрительно сказал он, повернувшись лицом к Робби и стараясь пронзить товарища надменным взглядом. Робби так же в упор посмотрел на него.

Бен глянул на них и замурлыкал:

Не будет дождя, не будет дождя, Уж больше не будет дождя. При этакой суши не вымыть мне уши, Коль больше не будет дождя.

Гас покосился на Бена.

— Неправильно поешь, парень. Надо так, — он приложил ладони трубкой ко рту и, вихляя широким задом, запел:

Не будет дождя, не будет дождя, Уж больше не будет дождя. Что ж мне белым сказать, Как их к черту послать, Коль больше не будет дождя?

Все трое — и даже Робби, хотя его тошнило от скверного запаха, — принялись смеяться. Робби хохотал во все горло над ужимками Гаса. Но тот вдруг остановился и высокомерно посмотрел на товарищей.

Тем временем кто-то из старших ребят забрался на перегородку, заглянул в отделение для девочек и начал дразнить их. Внезапно мальчишка спрыгнул и завопил: «Мисс Остин! Мисс Остин!» Это была учительница, слывшая самой суровой и придирчивой из всех педагогов негритянской школы.

Ребята встретили это сообщение дружным смехом, визгом и воплями, а Биф Робертс закричал:

— Ничего, будьте спокойны! Сюда она не придет!

Но все сразу притихли, когда учительница стремительно шагнула через порог и принялась колотить ребят длинной тонкой тростью. Добравшись до Бифа, она исхлестала его — досталось и рукам, и ногам, и спине. Уборная мигом опустела. Мальчики бежали по двору, смеясь и крича пуще прежнего.

И вот Робби сидит в классе — локти на парте — и слушает мисс Джозефин, исподтишка поглядывая на сестру Бена Реглина, пухлую хорошенькую девочку, его однолетку, с кожей, как темный мед, с длинными черными косами. Ишь пялит глазищи, небось заметила, что он на нее смотрит! Интересно, сколько сейчас времени, скоро ли конец урока? Вообще-то Робби любит школу больше, чем другие ребята, например Жирный Гас, который вечно отлынивает от занятий и чаще не бывает в классе, чем бывает. А Робби не таков. Когда Дженни Ли впервые пошла в школу, он плакал, чтобы она взяла его с собой.

Позже, став учеником, Робби любил играть с ребятами, но среди них были такие, которые все время лезли драться, а ему этого не хотелось. Не раз приходил он домой в слезах, и мама очень расстраивалась, что сын не дает драчунам сдачи.

— Нечего бежать с ревом к матери! — говорила она. — Так бы, кажется, сама тебя отколотила, чтобы наревелся раз и навсегда. Умей за себя постоять! Я не могу ходить за тобой повсюду. И папа тоже.

Робби понимал, что мама желает ему добра, ему самому было очень стыдно: надо драться, а он плачет. Однако он снова и снова прибегал домой в слезах. И каждый раз давал себе слово, что больше это не повторится.

Но стоило кому-либо напасть на него в школе, как тут же появлялась Дженни Ли. Она бесстрашно бросалась в самую свалку, размахивая худенькими руками, как мельница крыльями. Даже если это были большие ребята. И нередко ее смелость и яростная готовность сразиться с мальчишкой старше себя заставляли огорошенного драчуна с позором отступить. Школьники говорили: «Эта Дженни Ли Янгблад не простая штучка! С ней лучше не связываться!» Другие добавляли: «А уж Робби какой трус! Сестру выставляет за себя драться!»

Однажды какой-то юнец напал на Робби возле его дома, и мама услыхала крики. Увидев, что мальчишка колотит ее сына, а тот не дает ему никакого отпора, она выбежала на улицу и закричала во весь голос: «Робби, бей его, бей, он же не больше тебя! Бей его, Робби, слышишь, бей! Не реви, а дерись! Робби никогда прежде не видел маму такой возбужденной и злой. Ему мучительно хотелось дать сдачи, он поднял руку и неловко задел плечо обидчика. А тот размахнулся изо всех сил и стал лупить Робби по лицу, по зубам, по животу. Робби отступил в кусты, окружавшие дом живой изгородью, исцарапав босые ноги. «Что ты на меня уставился? — закричала мама. — Бей его, бей как следует!»