Сорокою обвернулася
И из палат вон она вылетела.
А Гришка-Расстрига втапоры догадлив был,
Бросался он со тех чердаков на копья вострыя
Ко тем стрельцам, удалым молодцам -
И тут ему такова смерть случилась.
Плач Ксении Годуновой
Сплачетца мала птичка,
Белая пелепелка:
«Охти мне, молоды, горевати!
Хотят сырой дуб зажигати,
Мое гнездышко разорити,
Мои малыи дети побити,
Меня, пелепелку, поимати».
Сплачетца на Москве царевна:
«Охти мне, молоды, горевати,
Что едет к Москве изменник,
Ино Гриша Отрепьев Рострига,
Что хочет меня полонити,
А полонив меня, хочет постритчи,
Чернеческой чин наложити!
Ино мне постритчи ся не хочет,
Чернеческого чину не здержати:
Отворити будет темна келья,
На добрых молотцов посмотрити
Ино ох милыи наши переходы!
А кому будет по вас да ходити
После царского нашего житья
И после Бориса Годунова?
Ах милый наши терёмы!
А кому будет в вас да седети
После царьского нашего жития
И после Бориса Годунова?»
Сборы польского короля на Русь
Собирался король на святую Русь,
Не дошедши Москвы, остановился за пятьсот верст,
За пятнадцать верст городу Волоку,
Во уезде, селе Федоровским,
Во любимаим дворце государевом.
Писал ерлыки скорописные,
Отсылал ерлыки в каменну Москву
Ко тому ли воеводе московскому,
Корамышину Семиону Костентиновичу:
«Ох ты гой еси, воевода царев,
Корамышин Семион Костентинович!
Ты отдай мне Москву без бою,
Без того ли кроволитья великого!»
Что ответ держит ему воевода царев:
«Ты б… сын, король и с королевою!
Не дошедши Москвы, ты похваляться стал
Я силу твою конем потопчу,
Кольчужничков и латников всех в полон возьму!»
За досаду королю показалося,
Взволновался король, сам боем пошел,
Да насилу король сам-третей ушел.
Бегучи король заклинал сам себя:
«Не дай, Боже, ходить на святую Русь,
Ни мне, королю, ни брату мому!»
И еще этим король обесчестил сам себя.
Дворянам-боярам – им выслуга,
А служивым солдатам – им жалованье.
Донским казакам сукна на кафтан,
А нам, молодцам, по стакану пивца,
Кто бы нам поднес, мы бы выпили,
Хозяина с хозяюшкой проздравствовали!
Лжедмитрий II
Из-за шведский, из литовский из земелюшки
Выезжает вор-собачушка на добром коне,
На добром коне во чисто поле,
Становился вор-собачушка под столицею,
Под столицею в славном рубеже.
Он расставливат бел-тонкой шатер,
Расстилает во шатрике шелковой ковер.
Рассыпает на коврике золоты бобы,
По бобам стал вор-собачушка угадывати:
Не казнят-то нас и не вешают,
Ужи много нас жалованьем жалуют.
Садился вор-собачушка на добра коня,
Он поехал вор-собачушка во чисто поле,
Из чиста поля во царев дворец.
Подъезжает он ко цареву дворцу.
Приезжает он на широкий двор,
Слезает вор-собачушка со добра коня,
Он свого коня не привязыват,
Не привязыват, никому не приказыват.
Выходил же вор-собачушка на красен крылец,
Он самим боярам не кланяется
И самой государыне челом не бьет.
Он садился вор-собачушка за дубовый стол,
Вынимает вор-собачушка ярлыки на стол,
По ярлыкам вор-собачушка стал расписываться:
«Я самих же то бояр во полон возьму,
А с самою царицею обвенчаюся!»
Скопин-Шуйский
Ино что у нас в Москве учинилося,
С полуночи у нас в колокол звонили?
А росплачутца гости москвичи:
«А тепере наши головы загибли,
Что не стало у нас воеводы
Васильевича князя Михайла!»
А съезжалися князи-бояря супротиво к ним,
Мстисловской-князь, Воротынской,
И межу собою они слово говорили,
А говорили слово, усмехнулися:
«Высоко сокол поднялся
И о сыру матеру землю ушибся!»
А росплачутца свецкие немцы:
«Что не стало у нас воеводы
Васильевича князя Михайла!»
Побежали немцы в Нов-город,
И в Нове-городе заперлися,
И многой мир-народ погубили,
И в латынскую землю превратили.
Как бы во сто двадцать седьмом году
Как бы во сто двадцать седьмом году,
В седьмом году восьмой тысячи,
А и деялось-учинилося:
Кругом сильна царства Московского
Литва облегла со все четыре стороны,
А и с нею сила – сорочина долгополая,
И те черкасы пятигорские,
Еще ли калмыки с татарами,
Со татарами, со башкирцами,
Еще чукши с олюторами.
Как были припасы многие,
А и царские и княженецкие,
Боярские и дворянские -
А нельзя ни пройти, на проехати
Ни конному, ни пешему.
И ни соколом вон вылетети
А из сильна царства Московского
И великого государства Российского.
А Скопин князь Михайла Васильевич,
Он правитель царству Московскому,
Обережатель миру крещеному
И всей нашей земли святорусския,
Что ясен сокол вон вылетывал.
Как бы белой кречет вон выпархивал -
Выезжал воевода московской князь,
Скопин князь Михайла Васильевич,
Он поход чинил ко Нову-городу.
Как и будет Скопин во Нове-граде,
Приезжал он, Скопин, на съезжей двор,
Походил во избу во съезжую,
Садился Скопин на ременчет стул,
А и берет чернилицу золотую,
Как бы в ней перо лебединое,
И берет он бумагу белую,
Писал ерлыки скорописчеты
Во Свицкую землю, Саксонскую,
Ко любимому брату названому,
Ко свицкому королю Карлосу,
А от мудрости слово поставлено:
«А гой еси, мой названой брат,
A ты свицкой король Карлус!
А и смилуйся, смилосердися,
Смилосердися, покажи милость, -
А и дай мне силы на подмочь;
Наше сильно царство Московское
Литва облегла со все четыре стороны,
Приступила сорочина долгополая,
А и те черкасы пятигорские,
А и те калмыки со башкирцами,
А и те чукши с олюторами,
И не можем мы с ними управиться;
Я закладоваю три города русские».
А с ерлыками послал скорого почтаря,
Своего любимого шурина,
А того Митрофана Фунтосова.
Как и будет почтарь в полувецкой орде
У честна короля, честного Карлуса,
Он въезжает прямо на королевской двор,
А ко свицкому королю Карлусу.
Середи двора королевского
Скочил почтарь со добра коня,
Вязал коня к дубову столбу,
Сумы подхватил, сам во палаты идет.
Ни за чем почтарь не замешкался,
Приходит во палату белокаменну,
Расковыривал сумы, вынимал ерлыки,
Он кладет королю на круглой стол.
Принимавши, король распечатовает,
Распечатал, сам просматривает,
И печальное слово повыговорил:
«От мудрости слово поставлено -
От любимого брата названого,
Скопина князя Михайла Васильевича,
Как просит силы на подмочь,
Закладывает три города русские».
А честны король, честны Карлусы
Показал ему милость великую,
Отправляет силы со трех земель:
А и первыя силы то свицкия,
А другия силы – саксонския,
А и третия силы – школьския;
Того ратного люду ученого
А не много, не мало – сорок тысячей.
Прибыла сила во Новгород,
Из Нова-города в каменну Москву.
У ясна сокола крылья отросли,
У Скопина-князя думушки прибыло
А поутру рано-ранешонько
В соборе Скопин он заутреню отслужил,
Отслужил, сам в поход пошел,
Подымавши знаменье царские,
А на знаменье было написано
Чуден Спас со Пречистою,
На другой стороне было написано.
Михайле и Гаврило архангелы,
