«А лунюшка белой,

Друг ты мой милой,

Что это за люди,

А что за татаре?

Синеньки, маленьки,

Крылушки рябеньки,

Ножки тоненьки,

Ноготки востреньки,

А носики длинные,

А задочки глиняны?» —

«Сова ты, дурища!

Это наши люди,

Наши крестьяне,

За морем бывали,

Сено косили,

В стоги пометали,

Домой прибывали».

У мово ли тестя

Есть что поести:

Сорок кадушек

Соленых лягушек,

Сорок амбаров

Сухих тараканов,

Сорок бочонков

Свежих мышонков.

Воробей пиво варил,

Молодой гостей сзывал,

Ай люли, ай люли!

Он всех гостей созывал,

Всех мелких пташечек;

Одною сову не звал.

Совушка не спесива,

Савельевна не гордива —

Сама пришла незваная,

Она села посеред пола,

Середь полу на лапочки,

Заиграла во скрипочку.

Воробей пошел плясать,

Молодой в присядочку,

Отдавил сове ногу,

Савельевне правую.

Совушка рассердилася,

Савельевна возгордилася,

Она дверью хлопнула,

Воротами скрыпнула.

Воробей пошел в догон,

Молодой с поклонами:

«Воротися, совушка,

Воротись, Савельевна!» —

«Не того я отчества,

Чтоб назад воротитися,

А я роду царского,

А лица дворянского,

Я сама вино курю,

Я сама крестьян держу».

Далече, далече в чистом поле

Стояли тут два садочка,

В них вспевали два щеглочка,

Что будет-де свадьба веселая,

Веселая, матерая:

Комар с мухой сговорится

И будет он на ней жениться.

Прилетали к комару слепни,

Они свадьбу разбивали:

«Худа тебе муха невеста:

Прясти она не умеет,

Ни в кроснах ткати не знает».

Полетел комарище в лесище,

Садился комар на дубище.

Дуб под ним зашатался,

Комар весьма испугался.

Стукнуло-грянуло в лесе —

Комар с дубу свалился;

Упал он на коренище,

Сбил он до костей плечище.

Слеталися мухи-горюхи,

Славныя громотухи;

Стали они возглашати,

О комаре вспоминати:

«Ах ты, наш милый комаре,

Жаль нам тебя, и не вмале!

Как будешь ты умирати,

Где нам тебя погребати?» —

«Похороните меня в поле,

При зеленой дуброве!»

Там-то казаки бывают,

Часто горелку вспивают,

Туды и сюды обзирают,

Про комара вспоминают:

«Тут-де лежит комарище,

Славный донской казачище;

Лежит тут брат комару,

Сей дубровы господарю!»

Покрай болота

Жили мызгирь толстой, клоп простой,

Мошка грязная да строка некошная.

Оне завоевали да и заворовали:

Дескать, друг дружку и хвалят,

А мызгиря-борца ни к какому делу не ставят.

Это мызгирю стало вредно,

И взяло его великое непокорство.

Он с горя, с кручинушки

Став ножками трясти

Да мережки плести

И ставить те мережки

На те путь-дорожки,

Где мухи летали.

Одна муха летала

Да в мережку и попала.

Мызгирь пришов,

В мережке муху застав,

Ей руки и ноги связав,

И став ее бити-губити

И за горло давити,

А муха – вопити.

Услыхала их драку

Честная госпожа оса,

Она прилетела вскорости, боса,

Да и без пояса;

Прилетала да тут же в мережку и попала.

Однако рвалась да вырвалась И говорит:

«Ах, тошно моей голове!

Лучше жить бы мне в своей слободе:

У нас выезды частые,

А у мызгиря-плута вымыслы лихие!»

Вот пропустили про мызгиря такую славу,

Будто бы его заслали в дальные города,

Будто бы ему там руки и ноги связали

И шибко-больно наказали.

Мухи после того первую весенку летают

Да песенки попевают;

В барские домы летают,

Крестьян кусают.

Как бы муху убить -

А она, плутовка, и улетит.

Вот мухам стал жар не по нутру,

И все они забрались в дуплю.

А мызгирь тогда сдружився

С клопом да с тараканом

И со сверчком-блинником,

Адуплю подтенётив.

Сверчок-смовчок

Сев на ковер

Да в дудочку заиграв,

А клоп да таракан

Учали бить в барабан.

Мухи такого шума испугались,

Тотчас все из дупли выбирались,

И все в мережку попались.

Мызгирь их в мережке застав,

Всем им руки-ноги связав,

И учав их бити-губити

И больно за горло давити,

А мухи – вопити.

Тогда мухи, которые и по воле летали,

К мызгирю тут прилетали,

И все ему покорство воздавали.

Сему судному делу конец,

А хто сложив про его – молодец!

Как во городе было во Казани,

Середи было торгу на базаре,

Хмелюшка по выходам гуляет,

Еще сам себя хмель выхваляет:

«Уж как нет меня, хмелюшки, лучше,

Хмелевой моей головки веселее!

Еще царь-государь меня знает,

Князья и бояре почитают,

Священники-попы благословляют;

Еще свадьбы без хмеля не играют,

И крестины без хмеля не бывают;

Еще где подерутся, побранятся,

Еще тут без хмеля не мирятся.

Один лих на меня мужик-крестьянин:

Он частешенько в зеленый сад гуляет,

Он глубокие борозды копает,

Глубоко меня, хмелину, зарывает,

В ретиво сердце тычиночки втыкает,

Застилает мои глазоньки соломкой.

Уж как тут-то я, хмель, догадался,

По тычинкам вверх подымался,

Я отростил свои ярые шишки.

Но всё лих на меня мужик-крестьянин:

Почастешеньку в зеленый сад гуляет;

Он и стал меня, хмелюшку, снимати

И со малыми ребятами щипати,

В кульё, в рогожи зашивати,

По торгам, по домам развозити.

Меня стали мужики покупати

И со суслицем во котликах топити.

Уж как тут-то я, хмель, догадался,

Я из котлика вон подымался,

Не в одном мужике разыгрался;

Я бросал их о тын головами,

А во скотский помет бородами».

От чего хмелек зарождается сперва?

От матушки от сырой земли, от гнилой соломины.

Кто поводится с хмелечком, тот и будет человек!

Как повадился детинка во кабак ходить гулять.

Во кабак идет детинка – ровно маков цвет цветет,

С кабака идет детинка – ровно липенька гола,

Что гола, гола, гола, в чем матушка родила,

В чем баушка повила!

Он и улицей прошел, он к народу подошел,

Он к народу подошел, во весь голос закричал.

А у нас вчера, робята, Филимон ночевал,

На полатях спал, семь бед сбедовал —

Семь девушек украл,

В кошелище поклал, на плечище поднял,

На льдище снес, по льдищу растрес;

Да и все эти девчонки располозилися, Разъелозилися;

А как старая девчища Васильевища

Залезла в дуплище в осиновище.

Калачом-то манили, да не выманили;

Топором-то рубили, да не вырубили.

Как и стара старика, его чорт догадал —

Девке кукиш показал.

Девка выскочила, глаза вытаращила;

Девка дура, девка дура пошла к старосте на думу:

«Уж ты дядя староста, рассуди пожалуйста!»

Староста умен, праву рученьку отвел,

Девку по уху оплел.

А и на Дону, Дону, в избе на дому

На крутых берегах – на печи на дровах,

Высока ли высота потолоч[н]ая,

Глубока глубота подпольная,

А и широко раздолье – перед печью шесток,

Чистое поле по подлавечью,

А и синее море – в лохани вода.

А у белова города, у жорнова,

А была стрельба веретенная,

А и пушки-мушкеты горшечныя,

Знамена поставлены помельныя,

Востры сабли – кокошники,