Да с коня-де на коня перескакивает,

Из седла в седло перемахивает,

Через третьего да на четвертого,

Да вверх копье побрасывает,

Из ручки в ручку подхватывает.

Да ехали-приехали на Почай на реку,

Да сила та ушла-де по своим теремам.

Да сказали Чурилы про незнаемых гостей,

Да брал-де Чурило золоты ключи,

Да ходил в амбары мугазенные,

Да брал он сорок сороков черных соболев,

Да и многие пары лисиц да куниц,

Подарил-де он князю Владимиру.

Да говорит-де Владимир таково слово:

«Да хоша много было на Чурила жалобщиков

Да побольше того-де челобитчиков, -

Да я теперь на Чурила да суда-де не дам».

Да говорил-де Владимир таково слово.

«Да ты, премладыи Чурилушко сын Плёнкович!

Да хошь ли идти ко мне во стольники,

Да во стольники ко мне, во чашники?»

Да иной от беды дак откупается,

А Чурило на беду и нарывается.

Да пошел ко Владимиру во стольники,

Да во стольники к нему, во чашники.

Приехали они ужо во Киев-град,

Да свет государь да Владимир-князь

На хороша да нового на стольника

Да завел государь-де почестный пир.

Да премладыи Чурило-то сын Плёнкович

Да ходит-де ставит дубовы столы,

Да желтыми кудрями сам потряхивает,

Да желтые кудри рассыпаются,

А быв скачен жемчуг раскатается.

Прекрасная княгиня та Апраксия

Да рушала мясо лебединое;

Смотрячись-де на красоту Чурилову,

Обрезала да руку белу правую,

Сама говорила таково слово:

«Да не дивуйте-ка вы, жены господские,

Да что обрезала я руку белу правую:

Да помешался у мня разум во буйной голове,

Да помутилися у мня-де очи ясные,

Да смотрячись-де на красоту Чурилову,

Да на его-то на кудри на желтые,

Да на его-де на перстни злаченые.

Помешался у мня разум во буйной голове,

Да помутились у меня да очи ясные».

Да сама говорила таково слово:

«Свет государь ты Владимир-князь!

Да премладому Чурилу сыну Плёнковичу

Не на этой а ему службы быть, -

Да быть ему-де во постельниках,

Да стлати ковры да под нас мягкие».

Говорил Владимир таково слово:

«Да суди те Бог, княгиня, что в любовь ты мне пришла.

Да кабы ты, княгиня, не в любовь пришла, -

Да я срубил бы те по плеч да буйну голову,

Что при всех ты господах обесчестила».

Да снял-де Чурилу с этой большины

Да поставил на большину на иную,

Да во ласковые зазыватели, -

Да ходить-де по городу по Киеву,

Да зазывати гостей во почестный пир.

Да премладыи Чурило-то сын Плёнкович

Да улицми идет да переулками,

Да желтыми кудрями потряхивает,

А желтые те кудри рассыпаются.

Да смотрячись-де на красоту Чурилову,

Да старицы по кельям онати они дерут,

А молодые молодицы в голенища

Красные девки отселья дерут.

Да смотрячись-де на красоту Чурилову,

Да прекрасная княгиня та Апраксия

Да еще говорила таково слово:

«Свет государь ты Владимир-князь!

Да тебе-де не любить, а пришло мне говорить.

Да премладому Чурилу сыну Плёнковичу

Да ‹не› на этой а ему службы быть, -

Да быти ему во постельниках,

Да стлати ковры под нас мягкие».

Да видит Владимир, что беда пришла,

Да говорил-де Чурилу таково слово:

«Да премладыи Чурило ты сын Плёнкович!

Да больше в дом ты мне не надобно.

Да хоша в Киеве живи, да хоть домой поди».

Да поклон отдал Чурила, да и вон пошел.

Да вышел Чурило-то на Киев-град,

Да нанял Чурило там извозчика,

Да уехал Чурило на Почай на реку,

Да и стал жить-быть а век коротати.

Да мы со той поры Чурила в старинах скажем,

Да отныне сказать а будем до веку.

А й диди, диди, Дунай, боле вперед не знай!

Как из той Индеюшки богатоей,

Да из той Галичии с проклятоей,

Из того со славна й Волын-города

Да й справляется, да й снаряжается

А на тую ль матушку святую Русь

Молодой боярин Дюк Степанович -

Посмотреть на славный стольный Киев-град,

А на ласкового на князя на Владимира,

А на сильныих могучиих богатырей

Да й на славных поляниц-то й разудалыих,

Говорит тут Дюку й родная матушка:

«Ай же свет мое ты чадо милое,

Молодой боярин Дюк Степанович —

Хоть справляешься ты, снаряжаешься

А на тую ль матушку святую Русь, -

Не бывать тебе да й на святой Руси,

Не видать тебе да й града Киева,

Не видать тебе князя Владимира,

Сильныих могучиих богатырей,

Да и славных поляниц-то й разудалыих».

Молодой боярин Дюк Степанович

Родной матушки своей не слушался,

Одевал свою одежу й драгоценную,

А манишечки, рубашечки шелковые,

А сапоженьки на ноженьки сафьянные —

Окол носу-носу яйцо кати,

Окол пяту-пяту воробей лети;

Одел шапку на головку й соболиную,

На себя надел кунью й шубоньку,

Да й берет свой тугой лук разрывчатый,

А набрал он много й стрелочек каленыих,

Да й берет свою он саблю вострую,

Свое й острое копье да й муржамецкое.

Выходил молодец тут на широкий двор,

Заходил в конюшню во стоялую;

Да й берет тут молодец добра коня,

Он берет коня за поводы шелковые,

Выводил коня да й на широкий двор,

Становил коня да й посреди двора,

Стал добра коня молодец заседлывать;

Он заседлывал коня да й закольчуживал.

Говорит тут Дюку родная й матушка:

«Ай же свет мое ты чадо милое,

Молодой боярин Дюк Степанович!

Как поедешь ты в раздольице чистом поле,

А на тую ль матушку святую Русь,

Да й во славноем раздольице чистом поле

Есть три заставы там три великие:

Первая застава – ведь змеи поклевучие,

Друга застава – львы-звери поедучие,

Третья застава – есть горушки толкучие;

Они сходятся вместо й расходятся.

Ты подъедешь к этим заставам великиим,

Ты бери-ка в руки плеточку шелковую,

А ты бей коня да й по крутой бедры,

Ты давай удары всё тяжелые;

Первый раз ты бей коня между ушей,

Другой раз ты между ноги, между задние,

Чтобы добрый конь твой богатырскии

По чисту полю-раздольицу поскакивал.

Ты проедешь эти заставы великие,

А ты выедешь на матушку святую Русь,

А ты будешь во городе во Киеве

Да й у ласкового князя й у Владимира,

Так охоч ты упиваться в зелено вино,

Так не хвастай-ка ты своим художеством

Ты супротив князя-то й Владимира,

Супротив сильных могучиих богатырей,

Супротив поляниц-то и разудалыих».

Молодой боярин Дюк Степанович

Да й садился молодец тут на добра коня;

Столько видели сядучись,

Со двора его й не видели поедучись;

Со двора он ехал не воротами,

А он с города ехал не дорогою —

Его добрый конь да й богатырскии

Проскакал он через стены городовые,

Через башни проскакал он трехугольные.

А не молния в чистом поле промолвила —

Так проехал боярин Дюк Степанович.

Выезжал он в раздольице чисто поле,

Подъезжал он к этим заставам великиим,

А ко тым змеям поклевучиим,

А ко львам-зверям да поедучиим,

А ведь к этим горушкам толкучиим;

Он берет тут в руки плеточку й шелковую,

А он бил коня да й по тучной бедры,

Он давал удары всё тяжелые;

Первый раз он бил коня между ушей,

Другой раз он между ноги между задние;

Его добрый конь тут богатырскии

По чисту полю-раздолью стал поскакивать.

Он проехал эти заставы великие,

Он тут выехал в раздольице в чисто поле,

А на тую ль матушку святую Русь;

Приезжал во славный стольный Киев-град,

Заезжал ко князю й на широкий двор,

Становил коня да й богатырского,

Выходил на матушку й сыру землю.