Ко царю в каменну Москву.

Переехал царь-государь

Он реки быстрыя,

Грязи смоленския

И леса брынския.

Он здравствует, царь-государь,

У себя в каменной Москве,

Во полатах белокаменных,

В возлюбленной крестовой своей.

Пир навеселе,

Повел столы на радостех.

И все ли князи-бояра,

Могучие богатыри

И гости званые,

Пять сот донских казаков

Пьют-едят, потешаются,

Зелено вино кушают,

Белу лебедь рушают.

А един не пьет да не ест,

Царской гость дорогой

Мастрюк Темрюкович,

Молодой черкашенин.

И зачем хлеба-соли не ест

Зелена вина не кушает,

Белу лебедь не рушает?

У себя на уме держит:

Изошел он семь городов,

Поборол он семьдесят борцов,

И по себе борца не нашел;

И только он думает -

Ему вера поборотися есть

У царя в каменной Москве,

Хочет царя потешити

Со царицею благоверною

Марьею Темрюковною;

Он хочет Москву загонять,

Сильно царство Московское.

Никита Романович

Об том царю доложил,

Царю Ивану Васильевичу

«А и гой еси, царь-государь,

Царь Иван Васильевич!

Все князи-бояра,

Могучие богатыри

Пьют-едят, потешаются

На великих на радостех;

Один не пьет, не ест,

Твой царской гость дорогой

Мастрюк Темрюкович,

Молодой черкашенин,

У себя он на уме держит -

Вера поборотися есть,

Твое царское величество потешити

Со царицею благоверною».

Говорит тут царь-государь,

Царь Иван Васильевич:

«Ты садися, Никита Романович,

На добра коня,

Побеги по всей Москве,

По широким улицам

И по частым переулочкам».

Он будет, дядюшка

Никита Романович,

Середь Урья Повольского,

Слободы Александровы.

Два братца родимые

По базару похаживают,

А и бороды бритые,

Усы торженые,

А платье саксонское,

Сапоги с рострубами;

Об ручку ту дядюшке челом:

«А и гой еси ты, дядюшка

Никита Романович!

Кого ты спрашиваешь?

Мы борцы в Москве похваленые,

Молодцы поученые, славные».

Никита Романович

Привел борцов ко дворцу

Говорили тут борцы-молодцы

«Ты, Никита Романович,

Ты изволь об том царю доложить

Сметь ли нага спустить

С царским шурином,

И сметь ли его побороть?»

Пошел он, Никита Романович,

Об том царю доложил,

Что привел борцов ко дворцу.

Злата труба протрубила

Во полате белокаменной -

Говорил тут царь-государь,

Царь Иван Васильевич:

«Ты, Никита Романович,

Веди борцов на двор,

На дворец государевой,

Борцов ученыех,

Молодцов похваленыех,

И в том им приказ отдавай:

Кто бы Мастрюка поборол,

Царского шурина,

Платье бы с плеч снял

Да нагого с круга спустил,

А нагого, как мать родила,

А и мать на свет пустила».

Послышал Мастрюк борцов,

Скачет прямо Мастрюк

Из места большего,

Из угла переднего,

Через столы белодыбовы,

Через ества сахарныя,

Через питья медяныя,

Левой ногой задел

За столы белодубовы,

Повалил от тридцать столов

Да прибил триста гостей.

Живы, да негодны,

На карачках ползают

По полате белокаменной.

То похвальба Мастрюку,

Мастрюку Темрюковичу.

Выбежал тут Мастрюк

На крылечко красное,

Кричит во всю голову,

Чтобы слышал царь-государь:

«А свет ты, вольной царь,

Царь Иван Васильевич!

Что у тебя в Москве

За похвальные молодцы,

Поученые, славные?

На ладонь их посажу,

Другой рукою раздавлю!»

С борцами сходится

Мастрюк Темрюкович,

Борьба его ученая,

Борьба черкасская -

Колесом он бороться пошел.

А и малой выступается,

Мишка Борисович,

Смотрит царь-государь,

Что кому будет Божья помочь,

И смотрят их борьбу князи-бояра,

И могучие богатыри,

Пять сот донских казаков.

А и Мишка Борисович

С носка бросил о землю

Он царского шурина,

Похвалил его царь-государь:

«Исполать тебе, молодцу,

Что чисто боресся!»

А и Мишка к стороне пошел,

Ему полно боротися.

А Потанька бороться пошел,

Костылем попирается,

Сам вперед подвигается,

К Мастрюку приближается.

Смотрит царь-государь,

Что кому будет Божья помочь,

Потанька справился,

За плеча сграбился,

Согнет корчагою,

Воздымал выше головы своей,

Опустил о сыру землю;

Мастрюк без памяти лежит,

Не слыхал, как платье сняли.

Был Мастрюк во всем,

Стал Мастрюк ни в чем:

Ожерелья в пять сот рублев

Без единыя денежки,

А платья саксонского

Снял на три тысячи;

Со стыду и сорому

Окарачках под крылец ползет.

Как бы бела лебедушка

По заре она прокликала —

Говорила царица царю

Марья Темрюковна:

«Свет ты, вольной царь Иван Васильевич!

Такова у тебя честь добра

До любимого шурина?

А детина наругается,

Что детина деревенской,

Почто он платье снимает?»

Говорил тут царь-государь:

«Гой еси ты, царица во Москве,

Да ты, Марья Темрюковна!

А не то у меня честь во Москве,

Что татары те борются;

То-то честь в Москве,

Что русак тешится!

Хотя бы ему голову сломил,

Да любил бы я, пожаловал

Двух братцов родимыех,

Двух удалых Борисовичев».

Как когда была столица в Новогороде,

Тогда царствовал Грозный царь Иван Васильевиць.

Соберал-то он да на поцесный пер

Сильных могучиих да он богатырей

И купцей-то, людишек да все богатыих.

Набралосе да дорогих гостей полный стол,

Как тут-то на перу все стали сытёшеньки,

Все-то гости на перу-то стали веселёшеньки,

Наедалисе да напивалисе,

Все-то гостюшки да порасхвастались.

Как богатыи так тыи хвастают

Своей они ведь силою богатырскою,

Ухватоцькой оны да молодецкоей,

А богатыри да тыи хвастают:

«Как у нас-то много злата-серебра,

Как бессметоцьной да золотой казны».

А Грозный-то ведь царь да Иван Васильевиць

Пред гостями ходит по палаты белокаменной,

Сизу бороду свою да он наглаживает,

Грозной-то сам хвастает, грозно хвалится,

Ен же сам Грозной нахваляетсе:

«Как повыведу измену-то я из Киева,

А повыведу измену из Чернигова,

А как выведу измену с Новагорода,

Я с Казани-Рязани, из Вострохани».

Отправлял он своих грозных царевицев

А Федора и Митрея Ивановицев,

Ены вывели измену-то из Киева,

Ены вывели измену из Цернигова,

Вывели измену с Новагорода,

А на тую ли на палью да кровавую,

Отрубить-то ему да буйну голову».

Тут Микита да Романовиць

Как бежал он на босу ногу да без чоботов,

Без чоботов бежал Никита да черныих,

Без цюлоциков он без шелковыих,

А садился Микита на добра коня,

Не на уздана а садился, не на седлана,

Только брал с собой одну да востру саблю.

Выеждял Микита во цисто поле,

Как крыцял своим громким голосом:

«Уж ты съешь кусок, собака, да подависсе,

А не съешь кусок, собака, да задависсе».

Услышал-то Малютка громкий голос,

Как громкий голос да во чистом поле,

Во плеци рука застояласе,

С рук востра сабля не повалиласе.

Наеждял же Микита да Романовиць,

Отрубил Малютке буйну голову,

А рубил Микита своей вострой саблей,

Как рубил-то Микита на пальи канатики шелковыи.

А на части рубил Микита мелкии,

Как снимал цто с пальи своего племянника,

Как садил он Митрея на добра коня,

Вез в свою палату белокаменну,

Как кормил, поил своего дорога гостя