Как вынимает вор Янька

Ножичек булатный,

Убивает Устинью,

Убивает голубку.

Приходят подружки,

Приходят голубки

К Устиньиной мачке:

«Бабушка-старушка!

Твоя-то Устинья

Кровью венчалась,

На ноже обручалась».

Как пошла наша Параня

С горы на гору гулять,

С горы на гору гулять

Яровое зажинать.

Она первый сноп нажала,

Алой лентой перевязала,

А другой сноп нажала,

Голубою перевязала,

А как третий сноп нажала,

За милым дружком бежала.

Как рассукин сын Ванюша

Он догадлив был,

Во перед забежал,

Под кустиком простоял,

Он Параню дожидал.

Как схватил-то он Параню

Поперек живота,

Как ударил он Параню

Об сырую мать землю;

Как насилушка Паранюшка

Опомнилася.

Как пошла наша Параня

Вдоль, вдоль но меже,

Навстречу Паране

Сударь батюшка идет;

«Отчего у тебе, Параня,

Растрепана коса,

Подбитые глаза?»

– «Сударь батюшка родимый,

Головка болит.

Сердечко щемит!»

Как и с вечера Параня

Переможилася,

С полуночи Параня

Причастилася,

К белу свету Параня

Переставилася.

Да и солнца на восходе

Хоронить понесли.

Да во городе в Орле

Во большой колкол звонят,

Знать, Парашу хоронят.

Рассукин сын Ванюша

Он догадлив был,

Во перед забежал,

На паперти простоял,

Воскову свечу держал,

Знать, Параню дожидал.

Он гробницу открывал,

Полотенцо подымал,

Он Параню целовал:

«Ты прости, прощай, Параня,

Прости, сердце мое!

Не досталася Параня

Ни мне, никому,

Ни злодею моему,

А досталася Параня

Сырой матери земле,

Гробовой доске.

Я хотел пошутить,

Да и до смерти убил!»

Уж как на лугах, лужечиках на зеленых,

На зеленых лужечиках на царевых,

Что не беленькие лебедушки солетались,

Собирались души ли красны девицы,

Что во нижние во лагери погуляти,

Адъютантских новых палатушек посмотрети.

В адъютантских новых палатах сидят солдаты,

Они думали крепкую думушку за едино,

Заманили их, красных девушек, во палаты,

Что пивцом-винцом красных девушек поили.

Еще все ли красны девицы не упивались,

Что одна из них красна девица упилася,

Приупившись, красна девица приуснула

Что у младого адъютанта на коленях.

Что не белая лебедушка стрепеталась —

От крепкого сну красная девица пробуждалась,

Что горючими слезами умывалась,

Что русой косой красна девица утиралась,

Во слезах она, красная девица, говорила:

«Уж я тяжко перед Богом согрешила,

Уж я батюшку и матушку прогневила,

Весь и род-племя красна девица посрамила,

Что себя ли красна девица в стыд вронила,

Уж я младого адъютанта полюбила!»

Полюбивши, красна девица слезно плачет.

Во слезах она, красна девица, говорила:

«Мне ль за ветром в чистом поле не угнаться!

Что со вечера солдатам поход сказан

Что ко славному ко городу Кенизборгу,

Что на ту же на прусскую на границу!»

У лесика, у лесика у дремучего,

У ключика, у ключика у текучего,

Удалой донской казак свел коня поить.

Напоимши, он добра коня стал выглаживать,

Стал выглаживать, охорашивать,

Своему добру коню стал наказывать:

«Уж ты стой-ка, мой конь, стой до той норы,

Стой до той норы – до белой зари,

До белой зари, вплоть до солнышка!

Когда красно солнышко высоко взойдет,

Молодая шельма-вдовушка платье мыть пойдет,

Разлапушка красна девица за водой придет».

Как душа ли красна девица за водой сошла,

Размахнула она ведерочками широкохонько,

Почерпнула голубенькими глубохонько,

Почерпнувши, ведерочки прочь отставила,

С удалым добрым молодцем речи баяла.

Молодая шельма-вдовушка ей пригрозила:

«Не ходить тебе, девушка, по белу свету,

Не носить тебе, девушка, платья цветного,

Не любить тебе, девушка, парня бравого!»

Через силу девушка ведры подняла,

Через велику моченьку до двора дошла.

Родимая ее матушка вышла, встретила:

«Милое мое дитятко, или где была.

Или где была, или что пила?» —

«Родимая моя матушка, нигде не была,

Нигде не была, ничего не пила,

С молодой только вдовушкой порассорилась».

Со вечера красна девушка разгасилася,

Ко полуночи красна девушка причастилася,

На белой заре красна девушка переставилась,

На горе, горе, полугоре

Стояла корчма, корчма польская,

Корчма польская, королевская.

Как во той во корчме

Да два молодца пьют -

Поляк да казак.

Поляк водку пьет,

Дукаты кладет,

Казак водку пьет,

Ничего не кладет.

Шинкарку манёт:

«Да поедем, шинкарочка,

К нам на тихий Дон!

Как у нас на Дону

Не по-вашему:

Не ткут, не прядут,

Хорошо ходют».

Прельстилась шинкарочка

На казачьи слова,

И садилась шинкарочка

Коню за бедра.

Да повез он шинкарочку

Во темны леса,

Повесил шинкарочку

Он на сосенку,

Зажег казак сосенку

Снизу доверху.

Сосенка горит,

Шинкарочка кричит:

«Да донские казаки

Все обманщики!»

– «А вот тебе, шинкарочка,

Да наш тихий Дон».

Не во славном было граде Вавилоне, Вавилоне,

Там жила ли была вот красная девушка, Она дочь отецкая. Дочь отецкая.

Прожила ли она, вот красная девица,

Ровно тридцать лет,

Ровно тридцать лет.

Не имела себе вот красная девушка,

Себе одного, ай, одного греха,

Одного греха.

Приезжали к ее вот родимому батюшке

Всё из гор князья,

Князья-узденя.

Приезжал ли к ее вот родимому батюшке Сам Султан-паша, ай, турецкой султан, Турецкой султан.

Как в его ли лицо вот красная девушка, Вот она влюбилася, Вот влюбилася.

Она в его ли красу вот она прельстилася,

Перельстилася.

Совершала она, вот красная девушка,

Богу тяжкий грех,

Богу тяжкий грех.

Породила она младого юношу,

Сына Македонского,

Македонского.

Как узнал-то ли, узнал вот родной ее батюшка, Стал журить-бранить.

Ай, что журит-то ли он, бранит вот красную

девушку,

Ее со двора вон долой гонит, Он долой гонит:

«Ты сойди-ка, сойди, вот красная девушка, С мово широка, ай, широка двора, Широка двора.

Ты снеси-ка, снеси ее, худу славушку, Худу славушку».

Как взяла-то ли, взяла вот красная девушка Младого юношу, сына Македонского, Его Александрушку, Александрушку.

Как пошла-то ли она вот не стежечкой, Не дорожечкою,

Не дорожечкою, а тропиною она всё, Вот всё звериною, Всё звериною.

Как навстречу ей, вот красной девушке, Да младой охотничек, Да охотничек:

«Да Бог помощь тебе, вот красная девушка,

Куда тебя Бог бедну несет?

Бог бедну несет».

«А иду ли я, иду я, красна девушка,

По скрай моря синего,

Моря синего.

Еще я просить буду, я просить буду – Не губи-ка ли ты младого юношу, Сына Македонского! Македонского».

«Как построим тебе, вот красная девушка, Вот теплую гнёздушку, Да и гнёздушку.

Да с окошечками тебе, вот красная девушка, Уж мы во чисту поля, Во чисту поля,

А воротичками мы во синю моря, Во синю моря.

Да как будут приезжать всё из гор кораблички, Да кораблички,

А младой юноша уж и будет признавать Родимого батюшку».

Во городе во Москве