Честна Чурилья в олтарь пошла.
Запевали тут девицы четью петь,
Запевали тут девицы стихи верхния,
А поют оне на крылосах, мешаются,
Не по-старому поют, усмехаются.
Проговорит Чурилья-игуменья:
«А и Федор-дьяк, девей староста!
А скоро походи ты по крылосам,
Ты спроси, что поют девицы, мешаются,
А мешаются девицы, усмехаются».
А и Федор-дьяк стал их спрашивать:
«А и старицы-черницы, души красныя девицы!
А что вы поете, сами мешаетесь,
Промежу собой, девицы, усмехаетесь?»
Ответ держут черницы, души красныя девицы:
«А и Федор-дьяк, девей староста!
А сором сказать, грех утаить,
А и то поем, девицы, мешаемся,
Промежу собой, девицы, усмехаемся:
У нас нету дьяка-запевальщика,
А и молоды Стафиды Давыдовны,
А Иванушки-понамаря зде же нет».
А сказал он, девей староста,
А сказал Чурилье-игуменье:
«То девицы поют, мешаются,
Промежу собой девицы усмехаются:
Нет у них дьяка-запевальщика,
Стафиды Давыдьевны, понамаря Иванушки».
И сказала Чурилья-игуменья:
«А ты Федор-дьяк, девей староста!
А скоро ты побеги по манастырю,
Скоро обойди триста келей,
Поищи ты Стафиды Давыдьевны.
Али Стафиды ей мало можется,
Али стоит она перед Богом молится?»
А Федор-дьяк заскакал, забежал,
А скоро побежал по манастырю,
А скоро обходил триста келей,
Дошел до Стафидины келейки -
Под окошечком огонек горит,
Огонек горит, караул стоит.
А Федор-дьяк караул скрал,
Караулы скрал, он в келью зашел,
Он двери отворил и в келью зашел:
«А и гой еси ты, Стафида Давыдьевна,
А и царская ты богомольщица,
А и ты же княженецка племянница!
Не твое-то дело тонцы водить,
А твое бо дело Богу молитися,
К заутрени идти!»
Бросалася Стафида Давыдьевна,
Наливала стакан винца-водки добрыя,
И другой – медку сладкова,
И пали ему, старосте, во резвы ноги:
«Выпей стакан зелена вина,
Другой – меду сладкова
И скажи Чурилье-игуменье,
Что мало Стафиде можется,
Едва душа в теле полуднует».
А и тот-та Федор, девей староста,
Он скоро пошел ко заутрени
И сказал Чурилье-игуменье,
Что той-де старицы, Стафиды Давыдьевны,
Мало можется, едва ее душа полуднует.
А и та-та Чурилья-игуменья,
Отпевши заутрени,
Скоро поезжала по манастырю,
Испроехала триста келей
И доехала ко Стафиды кельицы,
И взяла с собою питья добрыя,
И стала ее лечить-поить.
Петух и лисица
Как сидел петушейло, духовное дитя,
Во березоньке.
Как пришла тут лисица ко березоньке,
Стала она петуха есть оманывати,
Ай, оманывати да подговаривати:
«Ай же, петушейло, е духовное дитя,
Опустись теперь на землю!»
Стал петушок опущатися,
С ивинки на ивинку да перепурхивать,
А с пруточка на пруточек перескакивати.
Поймала лисица петуха в когти,
Стала держать его плотно.
Как спроговорит петушейло, духовное дитяте:
«Ай, спусти петуха, меня, духовная мати!
Будешь ты в Даниловом монастыре просвиров печи».
Тут у лисицы отслабли нёгти, отпустила она петуха.
Тут-то пошла лисица ко боярину на двор,
Думала себе она куру изловить.
Тут-то петух запел-зарычал,
Тут-то лисица перепала есть.
Побежали на улицу девки с кокотами,
Бабы с помялами.
Тут-то едва меня, лисицы, не убили.
Тут-то думает лисица: «Уловлю я петуха».
Тут поднялся петух е на седало.
Надо той лисице петуха изловить,
Изловить, уморить петуха, его жизни решить.
Как пришла тут лисица опять,
Опять стала петуха оманывати,
А оманывати да подговаривати:
«Ай ты, петушейло, духовное дитя,
Опустись теперь на землю!»
Смотрит петушейло на лисины слова,
Отвечат он лисице:
«Ты оманешь теперь, задавишь петуха!» -
«Ты не бойся теперь, духовный сын,
Не оману теперь, не задавлю!»
Тут-то лисица обаяла да обсоветовала.
Опустился петух на сыру землю,
Сгребла петуха она в когти,
Стала держать его плотно.
«Ай же ты есть духовная мати лисица,
Спусти ты петуха!» -
«Не отпущу я от себя петуха:
Ты жил-был у господина на дворе,
Захотелось мне курицу уловить, -
Ты затрёснул, запел-зарычал;
Налетели тут девки с кокотами, бабы с помялами,
Так едва меня, лисицы, не убили в ты поры!
Вы блудники, беззаконники,
По девяти, по десяти жен держите,
А на улицу сходите да деретесь,
Не над малою корыстью
Напрасную резную кровь проливаете!»
Крылушка обломала, перышка общипала,
Стала с бочка теребить -
Только и жив был петышка.
Дурень
А жил-был дурень,
А жил-был бабин,
Вздумал он, дурень,
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати,
Отшедши дурень
Версту, другу,
Нашел он, дурень,
Две избы пусты,
В третей людей нет.
Заглянет в подполье -
В подполье черти
Востроголовы,
Глаза, как часы,
Усы, что вилы,
Руки, что грабли,
В карты играют,
Костью бросают,
Деньги считают,
Груды переводят.
Он им молвил:
«Бог вам помочь,
Добрым людям!»
А черти не любят,
С[х]ватили дурня,
Зачели бити,
Зачели давити,
Едва его, дурня,
Жива опустили.
Пришедши дурень домой-та,
Плачет, голосом воит,
А мать – бранити,
Жена – пеняти,
Сестра-та – также:
«Ты глупой, дурень,
Неразумной, бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил,
А ты бы молвил:
"Будь, враг, проклят
Именем Господним
Во веки веков, аминь".
Черти б убежали,
Тебе бы, дурню,
Деньги достались,
Место кладу». -
«Добро ты, баба,
Баба-бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я, дурень,
Таков не буду».
Пошел он, дурень,
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати,
Увидел дурень
Чертырех братов -
Ечмень молотят.
Он им молвил:
«Будь, враг, проклят
Именем Господним!»
Бросились к дурню
Четыре брата,
Стали ево бити,
Стали колотити,
Едва его, дурня,
Жива опустили.
Пришедши дурень домой-та,
Плачет, голосом воит.
А мать – бранити,
Жена – пеняти,
Сестра-та – также:
«А глупой, дурень,
Неразумной, бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил
Четырем братам,
Крестьянским детям:
"Дай вам Боже
По сту на день,
По тысячу на неделю!"» -
«Добро ты, баба,
Баба-ба[ба]риха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я, дурень,
Я таков не буду!»
Пошел же дурень,
Пошел же бабин
На Русь гуляти,
Себя казати.
Увидел дурень
Семь братов
Мать хоронят,
Отца поминают,
Все тут плачут,
Голосом воют.
Он им молвил:
«Бог вам в помочь,
Семь вас братов,
Мать хоронити,
Отца поминати!
Дай Господь Бог вам
По сту на день,
По тысячу на неделю!»
Схватили ево, дурня,
Семь-та братов,
Зачели ево бити,
По земле таскати,
В говне валяти,
Едва ево, дурня,
Жива опустили.
Идет-та дурень домой-та,
Плачет, голосом воит.
Мать – бранити,
Жена – пеняти,
Сестра-та – также:
«А глупой, дурень,
Неразумной, бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил,
Ты бы молвил:
"Прости, Боже, благослови,
Дай Боже им
Царство Небесное,
В земли упокой,
Пресветлой рай всем!"
