Наша матушка Катерина Алексеевна!

Без тебя нам жизнь похужела,

Жизнь похужела, поплошела,

От твово сына любимого,

Что от Павла от Петровича.

Стал он слушать иноземщину,

Иноземщину неверную,

Немчуру ли некрещеную,

Ведет службу чужеземную.

Гонит силушку в Туретчину,

Во лихую во Неметчину,

Мрет там сила православная

Что от холода, от голода.

Встань, проснися, наша матушка,

Заступись за нас служивших,

За служивыих, за верныих».

Что ж это в каменной Москве за тревога,

Во призывный новый большой колокол прозвонили,

Во печальны славны барабанчики указы били?

Переставился наш родный батюшка Павел-император.

По всей матушке каменной Москве ладан спошибает.

Из палат несут его гробницу, несут золотую.

Во перед-то идут самой гробницы попы, патриархи,

Позади идут самой гробницы все князья, баря;

По правую руку идет гробницы сам сын цареев,

Он не так плачет, младый сын цареев, только что река

льется,

Он не так плачет, младый сын цареев, только что

быстра льется.

«Ты не плачь-ка, младой сын цареев, не плачь,

не печалься!»

«Да как жа мне не плакать, да как не тужить?

Подошли-то года плохие, господа лихие.

Изведут-то меня, млада царевича, за младые лета,

Не дадут мне, младу царевичу, да мне спомужати».

Ай да вот как ня буйненькие

Ой они были в поле ветрики ветры они подыма…

подымалися

Ой да вот да не тепленькие они с моря воздухи Ай с моря в поле расстила… расстилалися.

Ой да вот и не зелененькая

Ой она стала, скажем, лес-дубровушка,

Дубровушка развярты… разверталася.

Ой да вот и ни лазоревами ой вот поля она светочками

Поля она украша… поля украшалася.

Ай да вот и как на тех жа ну было, ну было, скажем,

на светиках

Русский царь ён карну… ой, царь карнуется.

Ай да ой, посылаить жа ён то ли ай да посоличков,

Ай да ён по, по всем ён по всем землям.

Ай да ой изо всех-то земель

Ай да короли, князья яны соезжали… ай соезжалися.

Ай да как один-та из них только да шах персидский

Один не пожа… ай не пожаловал

Ой да вот и приезжали к нему, к нашему, яму Александру-царю.

Они все князья… ай князья-бояры.

Ой да вот и сы такими ды яны ой яни, скажем, сы подарками,

Подарками даргоце… с даргоценными.

Ой да вот и яни просют ды яго, нашего яго Александру-царя,

Яго было все на пир ай на пир погулять.

Что не соколы крылаты

Чуют солнечный восход —

Царя белого казаки

Собираются в поход.

Как задумал князь Кутузов

Со дружиною своей:

«Как бы нам, братцы казаки,

Нам турецкий город взять?»

Тут казаки в черных бурках;

Они строят свой завал,

Они строят, поспешают —

Турка в гости к себе ждут.

Не травушка, не ковылушка к земле клонится,

Царя белого армеюшка Богу молится,

Царя белого армеюшка – донские казаки:

Помолившись, распростившись, на конь садилися,

Приложили свои вострые дротики на черну гриву.

Закричали-загичали, на удар пошли;

Они билися-рубилися день до вечера,

Со вечера до полуночи, а с полуночи до белой зари!

Не гусюшки и не лебеди напролет летят,

Идут-то, идут донские казаки с батальицы,

Со страшного кровопролития турецкого,

Притомленных добрых коней в поводу ведут,

Кровавое свое платье цветное в тороках везут,

А царское знамечко-то на плечах несут.

Навстречу донским казакам генерал Платов:

«Где были вы, слуги верные, где вас Бог носил?»

«Мы идем-то, идем сы батальицы,

С того страшного кровопролитьица турецкого!»

Стоит тут генерал Платов, призадумался,

Призадумавшись, он слезно плакать стал!

Вот как хвалится-похваляется генерал Платов:

«Есть у меня на тихом Дону слуги верные,

луги верные, донские казаки —

Вы орлы-то мои, орлы сизокрылые,

Соколы вы мои залетные!

Вы седлайте своих добрых коней, не замешкайте,

Вы поедемте в чисто поле, поотведаем,

Поглядим, посмотрим во все стороны:

Отчего-то наша армеюшка потревожилась?

Потревожилась она от неприятеля,

От неприятеля, от злых черкес!»

Вы орлы мои сизокрылые,

Соколы наши поднебесные,

алекохонько орлы залетели

В тот ли же Петербург-город

К нашему императору

К Александру сыну Павловичу.

Уж на них государь прогневался,

Он велел с них обрать платье цветное,

Платье цветное, все казацкое,

Он велел обрядить в платье штатское,

Что в платье штатское, во солдатское,

Он велел им обрить всем бороды.

Уж и тут они его ослушились:

«Ох ты гей еси наш батюшка,

Православный царь Александр Павлович!

Не приказывай ты нам обрить бороды,

Прикажи ты нам рубить головы».

Не в лузях-то вода полая разливалася —

Тридцать три кораблика во поход пошли.

С дорогими со припасами – свинцом-порохом.

Французский король царю белому отсылается:

«Припаси-ка ты мне квартир-квартир, ровно

сорок тысяч. Самому мне, королю, белые палатушки».

На это наш православный царь призадумался,

Его царская персонушка переменилася.

Перед ним стоял генералушка – сам Кутузов.

Уж он речь-то говорил, генералушка.

Словно как в трубу трубил:

«Не пужайся ты, наш батюшка, православный царь!

А мы встретим злодея середи пути,

Середи пути, на своей земли,

А мы столики поставим ему – пушки медные,

А мы скатерти ему постелим – вольны пули,

На закусочку поставим – каленых картечь;

Угощать его будут – канонерушки,

Провожать его будут – все козачушки».

Как на зорьке, на заре, на утренней было на росе,

Как не золотая трубонька привострубила,

И не серебряная сиповочка привозыгрывала -

Да возговорил-промолвил наш граф Циповсков-генерал:

«Господа вы генералушки со полковничками,

Вы отдайте-ка приказы по всей армии своей,

Чтобы были у вас казаченьки во исправности своей -

Шашки вострые и ружья чистые, во замках кремни востры.

Как завтра к нам француз в гости хотел быть,

Чтобы было у нас чем его потчевать».

Как заплакала Россиюшка от француза.

Ты не плачь, не плачь, Россиюшка, Бог тебе поможет!

Собирался сударь Платов да со полками,

С военными полками да с казаками.

Из казаков выбирали да исаулы,

Исаулы были крепкие караулы,

На часах долго стояли да приустали,

Белые ручушки, резвы ножечки задрожали.

Тут спроговори(л) – спромолвил да князь Кутузов:

«Ай вы вставайте ж, мои деточки, утром пораняе,

Вы умывайтесь, мои деточки, побеляе,

Вы идите, мои деточки, в чистое поле,

Вы стреляйте же, мои деточки, не робейте,

Вы своего свинцю-пороху не жалейте,

Вы своего же французика побеждайте!»