Говорит боярин Дюк Степанович:
«Ай же старый казак ты Илья Муромец!
Не горит моя Индеюшка богатая,
А в моей Индеюшке богатоей
А ведь крыши все дома да й золоченые».
Тут удалые й дородны добры молодцы
Приезжали в Индеюшку богатую,
Заезжали к Дюку й на широкий двор,
Становили добрых коней богатырскиих,
Выходили на матушку сыру землю.
У того ль у Дюка у Степанова
А на том на славном широком дворе
А ведь постланы все сукна гармазинные.
Тут удалые дородны добры молодцы
А пошли они в палаты белокаменны,
Проходили во горенку столовую;
Они крест кладут да й по-писаному,
А поклон ведут да й по-ученому,
На две, три, четыре сторонки поклоняются,
Говорят молодцы да й таковы слова:
«Здравствуй, свет честна вдова Настасья да й Васильевна,
Дюковая еще й матушка!»
Говорит она им таковы слова:
«А не Дюкова я есть ведь матушка,
А я Дюкова есть поломойница».
Проходили тут дородны добры молодцы
А во другую во горенку столовую,
Низко бьют челом да поклоняются:
«Здравствуй, свет честна вдова Настасья ты Васильевна,
Дюковая еще й матушка!»
Говорит она им таковы слова:
«Я не Дюковая еще й матушка,
А Дюкова да й судомойница».
Тут удалые дородны добры молодцы
Проходили молодцы да й в третью горенку,
Они бьют челом да й поклоняются:
«Здравствуй, свет честна вдова Настасья ты Васильевна,
Еще й Дюковая ты ведь матушка!»
Говорит боярин Дюк Степанович:
«Здравствуй, свет честна вдова Настасья ты Васильевна,
Этая моя да родна й матушка!
Вот приехали могучие богатыри
Из того ль из города из Киева,
А от ласкового князя от Владимира,
А описывать наше имение й богачество,
А бессчетну нашу й золоту казну.
А бери-ка ты да золоты ключи,
Ты сходи на погребы глубокие,
Отопри-ка погребы глубокие,
Покажи дородным добрым молодцам
А наше имение й богачество,
А ведь нашу бессчетну золоту казну».
Тут брала она да й золоты ключи,
Отмыкала она погребы глубокие.
Тут удалые дородны добры молодцы
А смотрели имение й богачество
Да и всю бессчетну золоту казну.
Говорит Дунаюшка Иванович:
«Ай же мои братьицы крестовые,
Вы богатыри да святорусские!
Вы пишемте-ка й письма скорописчаты
А тому ли князю да Владимиру -
Пусть ведь Киев-град продаст да й на бумагу-то,
А Чернигов-град продаст да й на чернила-то,
А пускай тогда описывает Дюково имение».
Тут удалые дородны добры молодцы
Проходили й в горенку й столовую,
Да й садились за столички дубовые,
Да й за тыя скамеечки окольные;
Они ели ествушки сахарные,
Они пили питьица медвяные:
А ведь чарочку повыпьешь – и по другой-то душа горит,
А ведь другу й выпьешь – третьей хочется.
Тут удалые дородны добры й молодцы
Наедалися да й они досыти,
Напивалися да й они допьяна.
Да й тым былиночка й покончилась.
Чурило и Катерина
Накануне было праздника Христова дни,
Канун-де честного Благовещенья,
Выпадала порошица-де, снег а молодой.
По той-де порохе, по белому по снежку,
Да не белый горносталь следы прометывал. -
Ходил-де, гулял ужо купав молодец,
Да на имя Чурило сын Плёнкович,
Да ронил он гвоздочики серебряные,
Скобочки позолоченные.
Да вслед ходя, малые ребятушка
Да собирали гвоздочики серебряные,
Да тем-де ребята головы кормят.
Да загулял-де Чурило ко Бермяты ко высоку терему.
Да Бермяты во дому да не случилося,
Да одна Катерина прилучилася.
Отворялось окошечко косивчатое,
Не белая лебедушка прокычала, -
Говорила Катерина таково слово:
«Да удалый дородный добрый молодец,
Да премладыи Чурила ты сын Плёнкович!
Пожалуй ко мне во высок терем».
Пришел-де Чурило во высок терем,
Крест кладет по-писаному,
Да ноклон-от ведет по-ученому,
Кланяется да поклоняется
На все четыре на сторонушки,
Катерины Чурило и в особину.
Да брала Катерина та доску хрустальную,
Шахматы брала серебряные,
Да начали играть а с ним во шахматы.
Говорит Катерина та Микулична:
«Да премладыи Чурила ты сын Плёнкович!
Да я тя поиграю – тебя Бог простит,
А ты меня поиграешь – тебе сто рублей».
Да первый раз играл Чурило – ею мат давал,
Да взял с Катерины денег сто рублей.
На другой-де раз играл – да ей другой-де мат давал,
Да взял с Катерины денег двести рублей.
Да третей-де раз играл – да ей третей-де мат давал,
Да взял с Катерины денег триста рублей.
Да бросала-де Катерина доску хрустальную,
Да шахматы бросила-де серебряные,
Да брала-де Чурила за руки за белые,
Да сама говорила таково слово:
«Да ты, премладыи Чурилушко сын Плёнкович!
Да я не знаю – играть ‹ли› с тобою во шахматы,
Да я не знаю – глядеть на твою красоту,
Да на твои-то на кудри на желтые,
На твои-то на перстни злаченые.
Да помешался у мня разум во буйной голове,
Да помутились у меня-де очи ясные,
Смотрячись-де, Чурило, на твою на красоту».
Да вела его во ложню во теплую,
Да ложились спати во ложни теплые,
Да на мягку перину на пуховую,
Да начали с Чурилом забавлятися.
Да была у Бермяты-де девка-чернавка его,
Да ходит она по терему, шурчит да бурчит:
«Хороша ты Катерина дочь Микулична!
Еще я пойду к Бермяты, накучу да намучу».
Да того Катерина не пытаючи,
Да во ложне с Чурилом забавляется.
Да пошла-де девка во Божью церковь.
Приходит-де девка во Божью церковь,
Крест-от кладет и по-писаному,
Да поклон-от ведет по-ученому,
На все стороны девка поклоняется,
Да хозяину Бермяты-де в особину:
«Ласковый мой хозяйнушко,
Да старыи Бермята сын Васильевич!
Да стоишь ты во церкви Богу молишься,
Над собой ты невзгоды-то не ведаешь.
Да у тебя в терему есть ужо гость гостит,
Да незваный-де гость а не приказыванный,
Да с твоею-то женою забавляется».
Да говорил-де Бермята таково слово:
«Да правду говоришь, девка, – пожалую,
А нет, – тебе, дуры, срублю голову».
Говорила-де девка таково слово:
«Да мне, сударь, не веришь, – поди сам а досмотри».
Да пошел-де Бермята из Божьей церквы,
Да пришел ко высокому ко терему,
Да застучал во кольцо-де во серебряное.
Спит Катерина. не пробудится.
Да застучал-де Бермята во второй након.
Да спит Катерина, не пробудится.
Да застучал-де Бермята во третей након,
а изо всей могуты-де богатырские;
Теремы ты все да пошаталися, Маковки поломалися.
Услышала Катерина та Микулична,
Да выбегала в одной тоненькой рубашечке без пояса,
В одних тоненьких чулочиках без чоботов,
Отпирала Катерина широкие ворота,
Запущала Бермяту Васильевича.
Говорил-де Бермята таково слово:
«Что, Катерина, не снарядна идешь?
Сегодня у нас ведь честной праздничек,
Честное Христово Благовещенье».
Да умее Катерина, как ответ держать:
«Да ласковый мой хозяйнушко,
Да старый Бермята сын Васильевич!
Да болит у мня буйная голова,
Опущалась болесница ниже пупа и до пояса,
Да во те ли во нижние черева,
Не могу хорошо я обрядитися».
Да пришел-де Бермята во высок терем,
Да увидел-де платье всё Чурилово,
Да шапка, сапоги, да всё Чурилово.
Говорил-де Бермята таково слово:
«Да хороша ты Катерина дочь Микулична!
Да я этое платье на Чуриле все видал».
Да умее Катерина, как ответ держать:
«Ласковый мой хозяйнушко,
Старыи Бермята сын Васильевич!
Да у моего родимого у брателка
Да конями с Чурилом-то поменянося,
