– Моя вода освящена отцом Иосифом! – заявила Василиса. – Это святой человек!

– Не так он свят, как наш отец Иоанн! – воскликнула Фекла. – Он-то никогда не пьет!

– Отец Иосиф тоже!

– Пьет!

– Нет!

Мария снова изогнулась, будто укушенная в бок. Василиса и Фекла бросились ей на помощь. Они толкались у кровати. Их руки соприкоснулись на полуобнаженном теле.

– Оставьте меня! – тяжело дыша, взмолилась Мария. – Я хочу… Одну Василису!

Обиженная Фекла выпрямилась и сказала:

– Барин выбрал меня для помощи при родах!

– Если бы он хотел, чтобы все прошло по его указке, то не должен был уезжать! – высказалась Василиса. – А твой барин предпочел улететь, как птичка! Так пусть себе щебечет в сторонке!

– Я не позволю тебе оскорблять моего хозяина, старая ведьма! – заорала Фекла.

Софи вмешалась, проявив свою власть, отругала Василису за дерзость и отослала Феклу, пообещав, что ее позовут, когда роды приблизятся.

После ухода Феклы Василиса весело заявила:

– Теперь мы вдвоем справимся, моя красавица! Ты же прекрасно понимаешь, что я не собиралась раскрывать свои секреты при этой служанке Ирода!

И, развязав мешочек, она достала из него маленькие горшочки, пучки травы и икону. Прежде всего она постаралась натереть живот и бедра Марии барсучьим жиром. Во время массажа молодая женщина вытаращила глаза и начала торопливо, свистящим, как в бреду, голосом, говорить:

– Я хочу, чтобы вы знали… Но никому не рассказывайте этого… Он меня оставил… Он не любит меня… Ему наплевать, что я рожу ему ребенка… Бедный малыш!.. Он еще не родился, а все на свете против него… Никому он не нужен… Мой ребенок будет несчастным… Как я!..

Она с маниакальным упорством крутила головой по подушке.

– Не говори так, – пробормотала испуганная Василиса, – ты прогневишь Бога, и он будет против тебя! Лучше читай молитву!

Мария отказалась. Ей было слишком больно. Василиса прикладывала к ее губам, лбу и груди платок, смоченный в святой воде: «Хорошая вода, от отца Иосифа!» Из груди молодой женщины вырвался хрип. Ногти впились в ладонь Софи. Взгляд уперся в потолок. Василиса вдохновенным голосом произнесла:

– Он будет красивым! Сильным! Справедливым! Он будет умным! Богатым! И его будут звать Сережа!

Софи вернулась в Каштановку в сумерки. Она привезла важную весть: Мария родила мальчика. Николай обрадовался этому и захотел поделиться счастьем с отцом. В очередной раз Михаил Борисович отказался проявлять интерес к событиям в Отрадном. Софи пришлось дожидаться, когда она останется наедине с мужем, чтобы рассказать о всех перипетиях дня. Он упрекнул ее за то, что она уехала, не разбудив его, но на самом деле казался не очень огорченным тем, что остался в стороне от происходящего. Мужской эгоизм помогал ему игнорировать тяжелые обстоятельства рождения ребенка и наслаждаться счастьем конечного результата. Возможно, даже Николай не считал столь возмутительным отсутствие Седова, как хотел это показать. Что же касается Софи, то она была чрезвычайно взволнована, познав до конца ужас и красоту деторождения. Лежа в своей кровати при погашенной лампе, она ясно представляла себе момент, когда кусок красной плоти выскочил на свежий воздух прямо в руки Василисы. Этот сильный толчок, это кровавое месиво и крик новорожденного – все придавало началу жизни видимость ужасного преступления. Позже, склонившись над колыбелью, она уже не могла поверить, что это хрупкое бело-розовое дитя с большой головкой и прекрасными ручками было извлеченно из отвратительного окровавленного чрева. Ребенок был удивительно спокоен. Он еще принадлежал иному миру. Она поцеловала его, словно хотела ощутить свежесть источника. Разбитая, измученная Мария отдыхала с улыбкой на губах. Она онемела от счастья. Софи взяла задремавшего Николая за руку и тихонько сжала ее, затем посильнее. Ею овладел чувственный дурман. Наконец, он открыл глаза и придвинулся к ней. В его объятиях она продолжала думать о ребенке.

На следующий день Николай и Софи отправились в Отрадное, прихватив Василису, которая везла туда приданое для новорожденного. Вся женская прислуга Каштановки втихомолку вязала и шила предметы этой миниатюрной одежонки. Мария с волнением приняла подарки. Тяжелые испытания предыдущего дня не слишком отразились на внешности роженицы. Она сияла от гордости, лежа рядом с колыбелью, где дышал ее сын. Николай нашел его великолепным. Стали гадать, на кого он похож. Все пришли к единодушному мнению, что он полностью соответствует озарёвской породе. Софи не осмелилась сказать золовке, что рождение ребенка не по нутру Михаилу Борисовичу. Впрочем, молодая женщина, наверное, догадывалась об этом, ибо не задала ни одного вопроса по поводу отца. Точно так же она избегала любого упоминания об отъезде ее мужа. Николай спросил сестру, нужны ли ей деньги. Она от них отказалась. Уходя, он оставил на ночном столике тысячу рублей.

– У меня на всем свете есть только вы двое! – прошептала Мария. – Вы и мой ребенок!

Миновало несколько недель, а Седов все не возвращался. Каждый раз, когда Софи приезжала в Отрадное, она замечала, что Мария становится все более озабоченной и замкнутой. Счастье, которое подарил ей маленький Сергей, омрачалось ее полным неведением относительно намерений супруга. Она двадцать раз писала ему, но ответов не получала. Пожелай Седов оставить ее и ребенка, он, наверное, вел бы себя именно так. Вняв доводам Софи, Мария теперь согласилась, чтобы брат помогал ей деньгами. Но Николай считал, что подобная ситуация не может длиться долго. Он сам собирался поехать в Санкт-Петербург, найти там беглеца и под угрозой заставить его вернуться в семейное гнездо. На всякий случай он написал Васе и попросил его разузнать точный адрес Седова, чем он занимается и с кем общается. Его письмо осталось без ответа. Наконец, 9 сентября он получил от своего друга послание, в лаконичной форме объяснившее ситуацию: «Я покинул Санкт-Петербург и приехал к родным, чтобы отдохнуть здесь две недели. Мне совершенно необходимо встретиться с тобой. В любой день ты можешь найти меня в Пскове, в клубе, с трех часов дня».

Сухость такого приглашения удивила Николая, а также тот факт, что Вася не сообщил ему раньше о своем приезде в Славянку. Предчувствуя какую-то тайну, он в тот же день после обеда отправился в клуб. И, обнаружив Васю в комнате, предназначенной для чтения газет, с радостью бросился к нему. Но молодой человек остановил его резким, как удар шпаги, взглядом. Увидев столь враждебное выражение лица, Николай потерял самообладание:

– Что это на тебя нашло? Ты не рад меня видеть?

– Прежде чем ответить, я хотел бы показать тебе вот это письмо, которое я получил в Санкт-Петербурге, – произнес Вася бесцветным голосом.

В его руке дрожал листок бумаги, исписанный ровным почерком. Буквы напоминали печатные знаки. Николай схватил бумажку, прочел несколько строк и просто похолодел от страха:

«Знаете ли вы, что ваш лучший друг – любовник вашей матери? Я надеюсь, что не знаете, иначе не мог бы понять, как вы можете поддерживать отношения с Николаем Михайловичем Озарёвым. Он встречается с Дарьей Филипповной в китайском павильоне, построенном, так сказать, для вас. Несчастная женщина покорена этим безнравственным человеком, который почти годится ей в сыновья. В глазах соседей она выглядит смешной. Если вы не вмешаетесь, Дарья Филипповна опозорит свою семью. Друг, слишком уважающий вас, чтобы и далее скрывать от вас этот позор».

Николай машинально сложил письмо. Лицо его сохраняло спокойствие, но внутри царил полный хаос. Изобличенный в связи, которую порвал, Николай не знал теперь, что делать – отрицать очевидное или гордо принять вызов. Кто написал эту мерзость? Он тут же подумал о зяте. Не дождавшись десяти тысяч рублей, Седов решил отомстить. Но это было лишь одно из десяти предположений. Не было доказательств. Впрочем, проблема заключалась не в том. Что делать? В затянувшейся тишине страх, гнев, отвращение нарастали в душе Николая как гроза, затягивающая небо. Совсем потеряв голову, он пробормотал: