В великий день празднества всех выгнали из лагерей и городов на главные улицы, где наших спасителей, всемогущих иорданцев, ждали знамена, флаги и гирлянды.

Отец кипел от злости всю дорогу до Иерихона, со мной, как всегда, с правой сторо-ны, на шаг сзади. Мы поднялись к зданию профессора доктора Нури Мудгиля, откуда от-крывался отличный вид на процессию.

Парад возглавлял личный оркестр короля, тот самый, что играл для нас концерт, ко-гда мы были в Аммане. Нестройные звуки марша "Полковник Призрак" заполнили воздух древнего Иерихона. За взводами транспортеров с солдатами Легиона следовали артилле-рийские батареи и танковый батальон, от которых задрожали здания, а их мощный грохот заглушил музыку. Наверху ревели тройки низко пролетающих самолетов.

Донеслись крики верблюдов пустынной полиции, патрулирующей обширные пески Иордании на границе с Саудовской Аравией. Солдаты надменно качались в высоких си-дениях. И тут быстрее, чем можно произнести "Аллах велик", улица перед верблюжьими войсками наполнилась десятками молодых людей в оранжевых головных повязках Мсти-телей-леопардов. В следующие секунды они открыли сокрушительный град камней по верблюдам и их погонщикам и тут же смешались с толпой.

Один из верблюдов упал на колени, придавив всадника, несколько других в смяте-нии понеслись. В неуправляемом галопе они врезались в толпу, топча одних, разбрасывая других, ломая киоски разносчиков. Раздались крики и выстрелы. Толпа в панике разбега-лась, а иорданцы в бешенстве бросились к месту засады. Солдаты выпрыгивали из машин, бешено раздавая удары прикладами направо и налево. Еще выстрелы. На улице упала и затихла женщина.

Вечером мы сгрудились возле радио, настраиваясь на Восточный Иерусалим и Ам-ман, но об инциденте не было сказано ни слова. Попробовали радио Дамаска и Каира. Все, что мы услышали, - это отсутствие новостей по всему Западному Берегу.

На следующий день в газетах все еще ничего не было, но среди медленно тянущего-ся дня мы узнали, что в Рамалле и Наблусе войска тоже забросали камнями и шесть чело-век убиты.

Разгоряченный лагерь обсуждал события, а ревностные сторонники Абдаллы начали оглядываться вокруг, подумывая о новых союзниках. К нашей лачуге постоянно приходи-ли, и один шейх за другим изъявляли отцу свою верность. Он принимал их свидетельства почтения с хорошо замаскированным цинизмом.

Когда подхалимы ушли, он с волнением отозвал меня в сторонку.

- Настало время брать нашу судьбу в свои собственные руки, - сказал он с такой си-лой, какой я не замечал в нем с изгнания. - Завтра отправляйся автобусом в Рамаллу, в ла-герь Бира, найдешь там Чарльза Маана. Он сообщит дату нашей тайной встречи в мона-стыре Сестер Сиона, и ты поедешь в Хеврон и найдешь шейха Таджи.

Отец дал мне черный яшмовый талисман, чтобы удостоверить мою личность. Я по-вторил указания, как шейху Таджи найти монастырь, и заверил отца, что все будет в по-рядке.

Чудно, что мне этот день больше всего запомнился не зрелищем в Иерихоне, а на-смешкой в глазах Джамиля.

Монастырь Сестер Сиона находился над развалинами древнеримской крепости Ан-тония, печально связанной с кончиной Иисуса. В камере, где по преданию римские солда-ты подвергали Иисуса пыткам и надругательствам, сестра Мария-Амелия закрыла дверь за тремя людьми, проскользнувшими в монастырь порознь с интервалом в несколько минут.

Они нервно поздоровались и уселись за дощатый стол.

- Без сомнения, братья мои, Абдалле конец, - сказал хаджи Ибрагим.

- Старик Хашимит ранен, но не мертв, - сказал Чарльз Маан, закуривая свою пер-вую сигарету.

- Так забьем в него гвоздь, - сказал седобородый шейх, показывая на лоб.

- Мы как раз на том самом месте, когда вы говорите о заколачивании, - заметил Ма-ан.

- Что по-вашему нам делать? - спросил Ибрагим.

- Убить его, конечно, - ответил Таджи.

- У меня возражений против его убийства нет, - сказал Ибрагим. - Но это не помо-жет нам достичь цели. Наоборот, только раззадорит аппетиты всех стервятников от Багда-да до Марокко, только и ждущих, как бы наброситься на Палестину.

- Хаджи Ибрагим прав, - сказал Маан. - Убить Абдаллу - значит навлечь на себя еще более суровые репрессии. Мы уже пустили кровь Легиону, и им не терпится пристук-нуть нас. После убийства Абдаллы город Хеврон можно перекрасить нашей кровью в красный цвет.

- Да, убийство, пожалуй, и не такая уж хорошая мысль, - согласился Таджи. - Но Абдалле уже нанесли удар, его маршу оказали сопротивление. Пусть что-нибудь за этим последует. Почему попросту не объявить независимость?

- Независимость? Да, в этом что-то есть, - согласился Ибрагим.

Они повернулись к Чарльзу Маану, который высосал свою сигарету, и когда она уже стала обжигать ему пальцы, ловко зажег об нее другую движением, выдававшим долгую практику.

- Независимость нам уже предлагали, а мы отказались.

- Кто же это нам предлагал независимость? - возразил шейх.

- Объединенные Нации. Может быть, нам надо было принять это предложение и действовать. Однако все, что мы сделали, - это бежали. И муфтий, и Абдалла попытались забрать Палестину, один с египетской поддержкой, другой с английской. Обоим не уда-лось. А нас кто поддержит? Кто мы такие? Мы - трое обнищавших беженцев, сидящих в келье, где присутствует дух Иисуса Христа. Наши собственные братья палестинцы, кото-рые не беженцы, будут драться против нас. А Арабский легион, вы думаете, от страха па-дет на землю, если мы объявим независимость?

- Тогда мы должны вступить в вечную борьбу, - импульсивно сказал Таджи.

- Борьбу с чем? - с цинизмом возразил Чарльз Маан. - У нас нет организации. Кого мы представляем? Кто станет нас поддерживать? Американцы поддерживают евреев. Англичане - Абдаллу. Кто нас признает? Мадагаскар? Албания? Внешняя Монголия?

Немногословные замечания Чарльза Маана начинали расстраивать старого бедуина. Он взглянул на хаджи Ибрагима, ища поддержки. А Ибрагим тем временем оценивал сво-их товарищей. Маан - человек логичный и знающий, того сорта, что так нужен для ловко-сти, требуемой в арабской политике. У шейха Таджи, если удастся держать его под кон-тролем, - внутренний огонь, соль настоящего мужчины.

- У кого еще есть право объявить независимость, если не у нас? - подзадорил Ибра-гим.

- Вы меня поняли, - поспешно вставил шейх.

- Разумеется, я вас понял. Но с другой стороны, у нашего достопочтенного друга Чарльза есть свое мнение.

- Какое мнение?

- Что если мы объявим независимость, то этим пустим шептуна в пустыне во время песчаной бури.

- Братья, братья, братья, - успокоил их учитель, - у нас весьма плохая история, если говорить о том, способны ли мы сами управлять собой. После древних евреев Палестиной управлял всякий, кроме палестинцев. - Он поднял руку, растопырил пальцы и стал заги-бать их, перечисляя. - Сначала Рим, потом византийские христиане, затем аравийские арабы, крестоносцы, Саладин, египетские мамлюки, турки, англичане и снова евреи. У ев-реев здесь всегда была столица, в действительности или в их душах. Все наши решения принесены извне, в точности как то решение, что превратило нас в людей, просящих мир сжалиться. Независимость - сон, который нам никогда не надоедало смотреть.

Шейх Ахмед Таджи дергал себя за бороду, а Ибрагим терзал пальцами усы. Чарльз Маан встал, чтобы отозваться на стук в дверь, на ходу разбрасывая пепел. Он взял у доче-ри поднос с кофе, закрыл дверь и разлил кофе всем троим.

- Почему столь умный человек, как вы, бежал из Хайфы? - спросил его Ибрагим.

- А вы думаете, что из ненависти к евреям мусульмане скупили рынок? Я был слиш-ком высокомерен, чтобы сесть и договариваться с евреем. Я еще раз вас спрашиваю, кто признает нас, наши права, наши требования? Посреди всей этой катастрофы только евреи сядут с нами разговаривать. Почему мы не можем заставить себя произнести это ужасное слово - Израиль?