Никогда не забуду, как мой отец ходил среди них, как святой, спокойно проверяя все тележки и отвечая на вопросы. Он давал указания мужчинам, как править тележкой, а ма-леньким детям велел забираться наверх на кучу барахла. Женщины пойдут пешком, неся пожитки на голове, а младенцев - в шалях на бедре. Отец ставил охрану, когда я привел ему лошадь. Он уселся в седло.

- Не оглядывайтесь, - сказал он и велел двигаться.

На шоссе несколько джипов с английскими солдатами включили сирены и остано-вили движение. Никого и ничего не было видно на дороге, когда мы шли мимо киббуца Шемеш.

Скоро тележки начали ломаться, заставляя нас останавливаться. Те, что нельзя было быстро починить, мы сталкивали в кюветы, поклажу распределяли на остальные, а они едва ее выдерживали. Время от времени автобусы и грузовики сгоняли нас с шоссе на обочину. Вдалеке была слышна стрельба, и потом нас поглотила буря.

Когда деревенские скрылись из вида, Фарук покинул Табу, пересек шоссе, подошел к воротам киббуца Шемеш и спросил Гидеона Аша.

- Все сбежали, кроме меня и еще четырнадцати человек, согласившихся остаться, и полдюжины верных семей спрятались. Таба - наша земля. У меня нет сил остановить ни вас, ни джихад, если они захватят деревню. Сдаюсь на вашу милость.

Гидеон сразу же разгадал манипуляции Фарука. Хагана использует высокое положе-ние Табы для наблюдательного поста и станет защищать позицию. Поскольку жители ос-тались, евреи скорее всего их не тронут. Если евреи победят, Фаруку достанется вся Таба.

Если же Аялонскую Долину захватят регулярные арабские армии, Фарук будет там не только для того, чтобы их приветствовать, но и чтобы потребовать для себя киббуц Шемеш. Вот что значит арабское братство, подумал Гидеон.

- Я направляю в Табу взвод Пальмаха, - сказал Гидеон. - Скажи своим людям, что их не тронут. Немедленно докладывай мне обо всех передвижениях Джихада.

Фарук подобострастно кланялся и заверял Гидеона в лояльности.

- А твой брат догадывается о том, как красиво ты его уделал? - сказал Гидеон.

- Как вы можете такое говорить, когда у меня одного нашлось мужество остаться?

- Да... конечно... Теперь ты можешь отправиться в мечеть и молиться за ту сторону, которая даст тебе больше.

- Пока что, - ответил Фарук, - я буду действовать как мухтар и распоряжаться дере-венскими делами.

Поломанные, дребезжащие тележки, орущие ослы и быки, женщины с подвешенны-ми в платках за спиной младенцами, плетущиеся пешком, неся на голове огромные узлы, и плач отставших, как разматывающаяся из клубка ниточка, медленно продвигались к Рамле. Это было больше похоже на неуклюжую, угрюмую массу, смешанные ряды войска, нелепо ведомого человеком - моим отцом, - одетым в свою лучшую одежду, верхом на чудесном жеребце.

Мы достигли окраины города как раз перед наступлением темноты, и нас грубо от-правили на большое поле, огороженное кактусами и охраняемое злобной Милицией джи-хада. Это ведь были наши собственные люди, обыкновенные деревенские и горожане, в обычной жизни мягкие и радушные. Но оказавшись при власти и оружии, они преврати-лись в нечто безобразное.

На лошадь моего отца посматривали с завистью, и я понял, что отец немедленно раскусил наших стражей. На поле уже находились люди из других деревень, тысячи лю-дей. Это было море людской нищеты. Не было ни воды, ни санитарии.

Хаджи Ибрагим отметил вешками границы своей территории, поставил охрану и со-звал шейхов.

- Передайте приказ, - сказал он. - Есть только по чуть-чуть. Если заметят, что у нас с собой запас продуктов, на нас совершат набег.

В Рамле отца хорошо знали. Многие торговцы задолжали ему, и теперь было самое время спросить долги. Он поручил свою лошадь Омару и взял меня, Джамиля и Камаля в город, чтобы заняться этим.

Лавки были закрыты, железные решетки опущены и заперты на висячие замки. На многих были надписи: "Только на английские фунты". Базар, где семья десятилетиями держала лавку, торговал чуть ли не отбросами. Всякий, у кого было хоть что-нибудь, ста-рался держать это при себе. Ибрагим разведал задние улицы, где торговля шла шепотом и по возмутительным ценам. Попробовал пройтись по домам. Все, кто имел дела с Табой, должны были слышать о нашей эвакуации, но теперь предусмотрительно попрятались. Вдруг оказалось, что в Рамле у отца больше нет друзей.

Мы вернулись на поле с пустыми руками, и немота овладела мной. Кругом голодные дети, но решено было не показывать, что у нас много продуктов. Везде были испытующие глаза.

Мы жались вокруг маленького неряшливого костра возле шоссе. Джихадские маши-ны проезжали туда и обратно. Солдаты стреляли в воздух. Отец заметил, что они это де-лают, потому что звук их ружей помогает им увериться в собственной храбрости. Боль-шой аэропорт Палестины был неподалеку, и скоро за него будет свирепая битва; джихад накачивал в себя храбрость.

Костер догорал. На поле воцарилось мрачное молчание. Хаджи Ибрагим сидел с ка-менным лицом, стараясь осознать, что ему выпало. Я как всегда сидел как можно ближе к нему. Семья жалась на земле друг к другу, засыпая прерывистым сном. Отец начал бормо-тать вслух.

- Надо было мне послушаться шейха Аззиза, - бормотал он. - Бедуины остерегаются любых армий, и еврейских, и арабских. Он-то выживет. А что произошло бы, если б он обнаружил шестьсот человек на пороге Ваххаби? Как их может прокормить пустыня? К чему мы пришли, Ишмаель...

- Мы еще можем вернуться, - сказал я.

- Нельзя заставить водопад течь вверх по склону, сын мой, - сказал он. - Мы арабы и должны платить за глупую гордость. Лучше всего было бы позволить нескольким хага-новцам остаться в Табе. Думаю, Гидеон не лгал, когда говорил, что евреи скорее нам бра-тья... чем эта Милиция джихада. И все же надо молиться, чтобы арабские армии сокруши-ли евреев.

Он кивнул, задремал, проснулся и забормотал снова.

- А у этого Фарука теперь и скот, и лавки. Нужно беречь каждую лиру, попавшую нам в руки... надо найти себе другую землю... может быть, я останусь в Яффо и открою лавку... я устал руководить людьми... по крайней мере, мы знаем, что евреи никогда не смогут взять Яффо.

- Отец, ты очень устал. Спи. Я посторожу семью.

- Да, Ишмаель... я теперь посплю... буду спать.

Бестолковость первого дня усилилась морозным утром. На поле царил голод, а отец распорядился не есть. Несмотря на охрану, тележки многих семей ограбили.

Хаджи Ибрагим пошел на собрание мухтаров полдюжины деревень, пытавшихся ра-зобраться в утренних слухах. Все деревни, казалось, бредут в разных направлениях, доби-раясь до близкого к ним племени на арабской территории. Никто не знал, какой маршрут безопасен, а какой закрыт из-за боев. У нас был только один выбор - Яффо. Там лежали в банке наши деньги, и туда должен был прибыть дядя Фарук с автобусом, нагруженным нашими припасами и скотом.

Один за другим кланы покидали поле, устремляясь в разных направлениях в обста-новке всеобщей неопределенности. Не было никаких арабских властей, которые дали бы совет относительно дорог и распределили бы продовольствие. Нигде не было видно и англичан.

- Надо нам пробиться сегодня изо всех сил, во что бы то ни стало. Мы должны доб-раться до Яффо.

Снова оказавшись на дороге, мы стали частью орды, тянущейся к иллюзии безопас-ности. К концу второй ночи мы достигли окраины города, и хотя все неимоверно устали, вид маяка и минаретов взбодрил наш дух. Там были англичане, и нас собрали в большом парке возле русской церкви на окраине города. Очерчивая границу территории своих лю-дей, отец посчитал, что кое-что из скота можно заколоть для еды. Правда, я заметил, что он был отчаянно озабочен тем, что дядя Фарук не соединился с нами. Но от вопроса он отмахнулся.

- Ты же видел сумятицу на дороге. Возможно, это займет побольше времени, чем мы думали. К утру он наверняка будет в Яффо.