Хаджи Амин аль-Хуссейни, великий муфтий Иерусалима, - его кровный враг. Муф-тия теперь разыскивали союзники как военного преступника. Он увернулся от "джентль-менского" ареста французами и скрылся в арабском мире, где не было проблем с предос-тавлением ему убежища. Здесь чтили и его, и его философию. Не имея возможности вернуться в Палестину, муфтий направлял на евреев свою яростную ненависть из разных арабских столиц.

В тот момент, когда Объединенные Нации проголосовали за раздел Палестины, муфтий поручил своему племяннику Абдул Кадару Хуссейни набрать добровольцев и от его имени принять командование над ними. Племя и кланы Хуссейни в основном распола-гались на территории Иерусалима. Добровольцы получили известность под названием "Армия джихада".

Абдул Кадар мало что понимал в делах военных, зато был популярен на Западном Береге от Хеврона до Рамаллы. Он заменил своего дядю и стал официальным лидером арабов в Иерусалиме, Иудее и Самарии. Ибрагиму было известно, что набираемое им ополчение - смесь безработных, клубной молодежи, фанатиков из Мусульманского брат-ства, фермеров и торговцев. В военном деле они понимали еще меньше.

Несколько тысяч палестинских арабов получили во время войны британскую воен-ную подготовку, еще несколько тысяч служили в полиции и охране границы. Эта самая Армия джихада должно быть состояла из пяти-шести тысяч плохо вооруженных людей, без настоящей организации и руководства.

Во время бунта муфтия подобное ополчение, называвшее себя моджахедами, то есть воинами Бога, добилось лишь очень ограниченного успеха в борьбе с евреями, и то глав-ным образом на уязвимой Иерусалимской дороге. Самые большие победы были достигну-ты против братьев-арабов и заключались в убийствах и резне политических противников муфтия. Толку от этой Армии джихада определенно будет мало. В понимании хаджи Иб-рагима ее почти что можно сбросить со счетов.

Мысли его обратились к другому червячку, вылезавшему из деревяшки. Каукджи - то ли ливанец, то ли сириец, то ли иракец - провел войну в нацистской Германии. Во вре-мя бунта муфтия его "нерегуляры" заслужили жалкую характеристику. Это был сброд по-донков, разбегавшихся, как только разгоралась битва.

Но хаджи Ибрагима больше занимало поражение, которое он нанес Каукджи. Он по-нимал, что он - кандидат на месть Каукджи, потому что такое не забывается.

Хаджи Ибрагим знал также, что в богатом арабском воображении ужасная репутация Каукджи может превратить поражение в победу. Каким-то образом Каукджи все еще оста-вался в арабском мире почитаемой военной фигурой. Стараясь всегда что-нибудь урвать, Каукджи объявил об образовании Арабской армии освобождения, которая будет наби-раться от Марокко до Омана, армии из многих тысяч добровольцев. Их поддержит казна арабских государств.

На его призыв в ночь голосования за раздел откликнулись десятки тысяч арабов, по-клявшись вступить добровольцами. Их гнев быстро испарился. В конечном итоге дорогу к центрам набора в Армию освобождения нашло несколько сотен идеалистов.

Поскольку ряды его были пусты, Каукджи стал покупать армию. Он нашел лучших наемников, какие только были среди арабов. Премиальные деньги всегда вызывали от-клик, но на этот раз отклик был слабым. Он разыскал бывших нацистов, скрывавшихся среди арабов, дезертиров из британской армии, итальянских дезертиров, купил офицеров из постоянных арабских армий. Затем он воззвал к исламским нациям за пределами араб-ского мира, и это дало еще несколько тысяч из Югославии, мусульманской части Индии, Африки, Дальнего Востока. Он раздобыл уголовников, досрочно освобожденных из тю-рем Багдада, Дамаска, Бейрута и Саудовской Аравии. Он нанял несколько групп из Му-сульманского братства, людей сильной ненависти, но совершенно не дисциплинирован-ных. Каукджи надеялся собрать десять тысяч человек. Ему не хватало больше двух тысяч. Священная миссия, к которой он себя предназначил, состояла в том, чтобы вторгнуться в Палестину и захватить все, что удастся. На его действия у него было четыре с половиной месяца до вторжения регулярных арабских армий.

Очевидно, оба командира находятся в Дамаске и рыскают в поисках оружия и денег. Что потом? Хаджи Ибрагим размышлял. Абдул Кадар и Каукджи терпеть не могут друг друга. Как они будут действовать в одной команде? Без сомнения каждый из них обтяпы-вал свои собственные делишки с Абдаллой, египтянами и сирийцами. Кто с кем в посте-ли? Где примазался Кабир-эфенди?

Есть ли у арабов собственная политика или это всего лишь цепь темных делишек? Знают ли они на самом деле, чего хотят? Пришли ли они к соглашению хоть по одному вопросу, кроме абстрактной мании уничтожения евреев? Когда в Палестине так много арабских армий и ополчений, не логично ли предположить, что если евреи будут разбиты, это приведет только к еще более кровавой путанице, в которой араб будет убивать араба? Хаджи Ибрагим следил за арабскими конференциями, одной за другой, и видел, что един-ственное, что из них получается, это постоянная анархия.

А как насчет солдат Армии джихада и Армии освобождения? Это такие же люди, как его деревенские из Табы, кофейные вояки, убогие люди почти без чувства собственно-го достоинства, без настоящей подготовки и вовсе не жаждущие ожесточения штыковой атаки.

Ибрагим не представлял себе силы евреев, но он привык уважать их за необычайные организаторские способности, уважать их командиров и единство цели. Хагана имела по-разительный успех против англичан. Она была непобедима против арабов. Десятки тысяч новых еврейских ветеранов войны пополнили ее ряды. Охрана киббуцев могла бы повер-нуть назад все, что Абдул Кадар или Каукджи бросили бы против них.

У евреев есть еще несколько батальонов молодых и сильных бойцов Пальмаха.

Кроме того, в планах евреев были реальность вместо фантазии и поддержка ишува вместо внутриплеменных неурядиц.

В конечном итоге цену будут платить не Кабир, Каукджи или Абдул Кадар, а фелла-хи Табы и сражающиеся крестьяне и горожане Палестины.

- Хаджи Ибрагим.

Он обернулся и взглянул в вечно скорбное лицо Дандаша.

- Кабир-эфенди готов к встрече.

- Брат.

- Брат.

- Брат.

- Брат.

В офисе Фавзи Кабира стоял стол для конференций - из тех, вокруг которых спорят короли и министры иностранных дел. Хаджи Ибрагим решил, что заседание не станет его запугивать, раз его посадили напротив Абдул Кадара Хуссейни и генералиссимуса Каукд-жи, облаченного в новую фельдмаршальскую форму.

- Прежде чем мы начнем, - сказал Каукджи, - я хочу, чтобы хаджи Ибрагим знал, что у меня нет и никогда не будет помыслов о личной мести ему или людям Табы за тот раз, что он меня перехитрил. Теперь мы все братья перед лицом общего врага.

Общий враг - мы сами. Ибрагим кивнул и улыбнулся Каукджи.

- То, что сказал генералиссимус, относится также и к Хуссейни, - добавил Абдул Кадар. - Мой дядя, великий муфтий, не имеет на тебя зуба. Такой роскоши, как мелочная вражда между нами, больше быть не может. Слишком настоятельны более важные дела.

Ибрагим снова кивнул.

Фавзи Кабир прокашлялся, уравновесил свое жирное маленькое тело на краешке ко-жаного кресла с высокой спинкой, поджал губы и сложил щепотью пальцы.

- Со времени восстания муфтия времена круто изменились. И потом, даже если бы у меня была другая точка зрения. Когда мои два брата пришли ко мне, я был лишь счастлив участвовать в новом порядке вещей. Сегодня есть только одно дело и один враг. Единство в арабском мире превыше всего.

- Когда же это у нас было единство? - спросил Ибрагим.

Трое раздраженно уставились на него. Кабир с самого начала почувствовал, что с ним будет трудно.

- Мы пришли к согласию в тот день и минуту, когда был проголосован план раздела. Мир увидит, как арабские братья могут стоять плечом к плечу.

- Когда еще арабская земля осквернялась угрозой сионистского государства? - доба-вил Абдул Кадар.