Фатима была из числа немногих женщин с диктаторскими наклонностями. Когда Камаль командовал ею, она подчинялась, но непременно сводила с ним счеты. Кажется, Камаль ее побаивался. Это было смешно, потому что Камаль становился все слабее в гла-зах отца.

Теперь, будучи свободен от школы, я мог тратить время на изучение деревенских книг и записей. Это дало мне власть над Камалем. Я притворялся, что нашел новые участ-ки земли, за которые не платили арендную плату. Говорю "притворялся", потому что и раньше знал о них. У меня был тайный договор с Камалем, что мы будем делить плату за эти участки. Камаль слишком боялся раскрыть хаджи Ибрагиму наш договор. Это остав-ляло мне возможность "натолкнуться" на новый участок, когда Агарь или я чего-нибудь от него хотели. Может быть, хаджи Ибрагим знал, из-за чего я его обманываю, потому что он определенно делал достаточно замечаний, что Фарук и Камаль искажают книги. Со всей искренностью должен сказать, что не чувствовал себя слишком плохо из-за этого, потому что деньги я отдавал маме.

Однажды вечером, как раз когда окончилась война, радио Дамаска донесло новость, что в Германии и Польше обнаружены лагери смерти. Адольф Гитлер и нацисты уничто-жили газом миллионы евреев. В следующие дни все газеты были полны разоблачений, и чуть ли не каждый вечер по радио сообщали об открытии еще одного лагеря смерти. Ра-дио Каира говорило, что Черчилль, Рузвельт и папа Римский уже во время войны знали о лагерях уничтожения, но хранили молчание и позволили нацистам убивать евреев, не вы-ражая протеста.

Для нас это была новость странная и шокирующая. Мы уже больше двадцати лет жили бок о бок с киббуцем Шемеш без каких-либо серьезных проблем, всего лишь с обычной неприязнью к евреям. Весть о лагерях смерти вызвала у жителей деревни стран-ную реакцию. Это было так, как будто их истинные чувства к евреям хранились где-то глубоко в пещере с заваленным входом. Скалу взорвали, и тысячи кровожадных летучих мышей вырвались наружу. Я даже не знал, что наши люди могут так радостно реагиро-вать.

Тогда я еще ходил в школу, и в Рамле происходили уличные торжества по поводу лагерей уничтожения, возглавляемые членами Мусульманского братства. Господин Салми читал нам суру за сурой, чтобы показать, что лагери смерти были исполнением пророче-ства Мохаммеда о Дне сожжения евреев. Все это было в Коране, доказывал господин Салми, Мохаммеду было волшебное видение от Аллаха, и это подтверждает главный пункт ислама: что станет с неверными.

По субботам дядя Фарук обычно произносил скучные проповеди о тех благах, кото-рые придут к благоверным с их смертью, или о жертвовании денег бедным, или наставле-ния для повседневной жизни. После известий о лагерях уничтожения он стал проповедо-вать из самых страшных сур и стихов - тех, в которых говорилось об уничтожении евреев. Мой отец, всегда авансом одобрявший дядины проповеди, почувствовав новые настрое-ния деревенских, позволил продолжать проповеди, суббота за субботой. Добродушные отношения с Шемешем внезапно сменились подозрением и напряженностью, каких я ни-когда не ощущал раньше.

Арабская пресса с торжеством сообщала о геноциде, но теперь она сделала полный поворот. Месяцами газеты печатали на первых страницах фотографии газовых камер и печей. И вдруг они заявили, что никакого геноцида не было, что все это - трюк сионистов, чтобы завоевать симпатии победоносных союзников. Теперь союзники позволят всем ев-реям Европы ехать в Палестину.

В первый раз я увидел, как мой народ сегодня верит одному, а завтра - противопо-ложному. Жители Табы быстро приняли воодушевляющую новость о сожжении евреев, и так же быстро они приняли на веру, что все это - сионистская выдумка.

Хаджи Ибрагим был в неуверенности. Он не вовлекся, как другие, в это мгновенное воодушевление, а хотел продумать дело до конца. Ему это было трудно, потому что не было господина Гидеона Аша, с которым он мог бы поговорить. Что бы ни случилось там в Европе, это было очень плохо, так как повсюду в Палестине возникло злобное броже-ние, еще более свирепое, чем во время мятежа муфтия.

Евреи начали пробивать себе путь из Европы в Палестину, заявляя, что им больше некуда деваться. Если и в самом деле был геноцид, то должно быть, это те люди, кто вы-жил. А если геноцид - сионистская ложь, то этих евреев нарочно посылали в Палестину, чтобы вытеснить нас.

Хаджи Ибрагим нередко ошибался, но не хватался за слова. В Табе только у него были вопросы к радио, газетам и даже к духовенству, только он пытался найти логику и истину. И пока я ему читал, отец бормотал и самому себе задавал вопросы.

Ему было подозрительно, как это арабская пресса мигом перевернула всю историю с геноцидом. Он был подозрителен, потому что англичане ведь делали все, чтобы не пус-кать евреев в Палестину. Тысячи и тысячи строевых британских войск прибывали в стра-ну. Отец не видел в этом смысла. Он знал, что многие тысячи евреев сражались за англи-чан на войне. Если бы это были арабские войска, то, как он считал, арабы ожидали бы в качестве награды управления Палестиной. Англичане победили, и в этом им очень помог-ли евреи. Почему же тогда англичане их не пускают? Всю войну он изучал карты, у него был невероятно развит врожденный критический ум. Хаджи Ибрагим рассуждал и пришел к выводу, что англичане слишком много вложили в регион, в Суэцкий канал, в создание Трансиордании, а главным образом - в нефтяные месторождения Аравийского полуостро-ва. Поскольку они находились в арабских странах, им приходилось подчиняться арабско-му давлению, и их инвестиции, особенно в нефть, для них куда важнее всяких там евреев.

Наконец, как-то утром в 1946 году отец позвал меня на могилу пророка. Он заставил меня поклясться, что буду хранить тайну. Омар, державший киоски на базаре, должен был каждый день покупать палестинскую "Пост", а я - читать ее хаджи Ибрагиму. Эта газета была еврейская, и она излагала историю совсем по-другому, чем арабская пресса и радио. Тогда мы впервые узнали о трибунале над военными преступниками в Нюрнберге.

Полностью обдумав вопрос, отец пришел к решению. Однажды вечером он сказал мне, что геноцид в самом деле имел место.

- Теперь мы, мусульмане, должны расплачиваться за грехи христиан. Христиане очень виноваты, даже союзники, которые держали все в тайне. Они хотят отмыть свои грехи, и будут это делать, выкидывая выживших в арабскую страну. Для нас это черный день, Ишмаель.

Я не думал, что это черный день, потому что не совсем понимал его. Я составил очень тщательный план на день. Я "открыл" еще два участка земли, которые не платили налоги, и очень хорошо читал и по-английски, и по-арабски. Несмотря на его плохое на-строение, я все же решил встретиться с ним лицом к лицу.

- Отец, - сказал я, - у меня задница начинает сильно болеть на скамье, когда я тебе читаю. Я хотел бы сидеть на другом большом кресле.

Ну, он-то знал, в чем дело. Никому из моих братьев и, конечно, из женщин не дава-лась привилегия пользоваться этим вторым креслом, которое держали для почетных гос-тей. То, что я у него просил, имело бы далекие последствия. Он раздумывал об этом, каза-лось, целый час.

- Ладно, Ишмаель, - сказал он наконец, - можешь сидеть рядом со мной, но только когда читаешь.

Для Гидеона Аша война внезапно окончилась с захватом англичанами Ирака. Он по-терял левую руку в иракской тюрьме, когда попытался защитить Багдадское гетто. Ему было горько оттого, что англичане застигли арабскую резню и ничего не сделали ни для того, чтобы ее остановить, ни для того, чтобы расследовать впоследствии.

Едва оправившись от одной войны, Гидеон сразу же окунулся в другую: мрачная война нелегальных беглецов-иммигрантов, подпольная борьба, политические схватки, контрабанда оружия. Война полированных столов конференций и тайных встреч в мрач-ных припортовых отелях.