Было ясно, что возможности британского правления исчерпаны. Месяц спустя бри-танский лев стал на колени и объявил, что передает всю палестинскую проблему Объеди-ненным Нациям. Тем не менее блокада берега Палестины продолжалась, и отчаявшиеся, полубезумные выжившие евреи пополняли концентрационные лагери на Кипре после то-го, как их повернули назад в пределах видимости берегов Святой Земли.

Во время самого дерзкого своего рейда Иргун ворвался в тюрьму Акко и освободил своих товарищей. В этот период англичане повесили нескольких бойцов Иргуна, а Иргун отомстил похищением и казнью двух английских сержантов.

В июле 1947 года англичане разыграли свою самую мерзкую карту, возвратив судно с почти пятью тысячами беженцев в Германию, на кладбище еврейского народа.

29 ноября 1947 года

Генеральная ассамблея Организации объединенных наций собралась в Лейк-Саксесс, штат Нью-Йорк, чтобы проголосовать за свой собственный план раздела Пале-стины на отдельные арабское и еврейское государства. Арабы, отказавшиеся сесть за стол переговоров во времена мучительной истории британского мандата, остались последова-тельными. План они отвергли прежде, чем он был поставлен на голосование.

Еврейское агентство, понимая, что большего не добиться, согласилось принять план.

Поскольку Англия умыла руки, на палестинской сцене внезапно и живо появились Соединенные Штаты Америки.

Бросившись к своим новым друзьям - русским, арабы были уверены, что план разде-ла будет провален. В полном идеологическом противоречии с тремя десятилетиями со времени русской революции, молодой русский делегат по имени Андрей Громыко заявил пораженному миру, что Советский Союз намерен поддержать американский план раздела.

Но при всем том Объединенные Нации состояли главным образом из маленьких го-сударств, треть из которых находилась в Латинской Америке и все - податливы на нефтя-ной шантаж.

Все это привнесло момент истины в послевоенный мир. В Табе можно было почув-ствовать напряжение, когда жители деревни собирались вечером в кафе, чтобы послушать радио о голосовании плана раздела. Даже женщины посмели топтаться вокруг кафе.

С обычной воинственной бравадой деревенские успокаивали и убеждали себя, что план раздела провалится. Лишь хаджи Ибрагим смотрел в лицо реальности.

- Нам предстоит увидеть грешный мир, которым манипулируют сионисты, - предос-терегал он.

Феллахи Табы не соглашались.

Они всегда отодвигают от себя действительность и принятие решений, думал их мухтар. Вопреки благоприятным знакам сильного давления со стороны арабских госу-дарств, хаджи Ибрагим спокойно признавал, что комбинация Америки и России - слиш-ком много, чтобы можно было ее преодолеть.

Стали поступать результаты голосования. По мере того, как страна за страной опус-кали свои бюллетени, деревенские начали чувствовать вползающее в них отчаяние. Хаджи Ибрагим даже не стал дожидаться окончательного подсчета. Он мрачно поднялся, сказал: "Такова воля Аллаха", и ушел.

В Лейк-Саксесс подавленное британское правительство, воздержавшееся при голо-совании, с красными лицами наблюдало за своими союзниками военного времени, от ко-торых оно зависело. Счет был тридцать три к тринадцати в пользу раздела, при десяти воздержавшихся. Делегат его величества встал и заявил, что Великобритания не станет сотрудничать в осуществлении раздела и отзовет свои войска из Палестины до 14 мая 1948 года. Так закончился постыдный эпизод с мандатом.

Когда шло голосование, феллахи Табы откопали свой арсенал и начали гневно стре-лять в воздух, клянясь отомстить. По всей арабской Палестине прокатились эхом бунты и всеобщая забастовка. Но, увы, ночь им больше не принадлежала.

Новый мощный радиоприемник в Табе мог принимать передачи из любой части ми-ра. Они слушали, как арабские премьер-министры, президенты, короли, Мусульманское братство, Мусульманская молодежь и мусульманское духовенство публично изрыгали яд. С каждым заявлением поддержки феллахи Табы приободрялись, и крики согласия сопро-вождали каждое новое высказывание, от которого кровь стыла в жилах.

Каир: "Сионистское вторжение - как татарское нашествие. Если евреи посмеют объ-явить свою независимость 14 мая, их уничтожат так, что Чингисхан покажется мирным человеком. Будет новая пирамида из черепов... еврейских черепов!"

Дамаск: "Оружие арабов сделает этот так называемый план раздела едва стоящим потраченных на него чернил".

Багдад: "Реванш и ненависть к евреям справедливы и закономерны. Мы гордо иско-реним сионистскую опухоль из священной арабской почвы".

Кувейт: "О, братья-арабы в Палестине, мужайтесь. Мы заставим историю повто-риться. Для нас было праздником уничтожение евреев, чьи грязные экономические трюки привели к тому, что их вырезали в Европе. Мы закончим дело Гитлера".

Саудовская Аравия: "Пусть великие догматы ислама освещают нам путь к сражению за истребление евреев".

Трансиордания: "Евреи - дикие звери, кровопийцы, предатели, враги рода человече-ского. Мир презрел, отверг и изгнал их. Если они попытаются основать сионистское госу-дарство, оно будет искоренено ценой крови и жертв".

Ливия: "Мы зальем Палестину реками еврейской крови. Мы искрошим еврейские кости и употребим их на удобрение".

Йемен: "Мы живем и умрем в арабской Палестине. Мы разбросаем еврейские кишки по всей стране".

Тунис: "Пусть Пророк ослепит нас, пусть умертвит, если мы позволим еврейскому государству появиться посреди священной исламской земли".

Ливан: "Победа будет за нами! Каждого еврея и каждого еврейского младенца вме-сте с его матерью мы сбросим в море".

Хаджи Ибрагим единственный понимал разницу между риторикой и действием. Те-перь арабский язык стал самым крепким и переполненным дикими фразами. Для ино-странца это могло бы быть самым ужасным употреблением слов, какое ему приходилось слышать. Для арабских масс это была песня сирены из далекого миража. Слова создавали картины, но, как мираж, слова были иллюзией. Хаджи Ибрагим давно понял, что для его народа фантазия и реальность - одно и то же. Фантазия должна жить любой ценой.

Он знал также, что он один должен принять решение за всех, ибо кроме него никто не возьмет на себя ответственность.

Каждый вечер лихорадка исходила из кафе Табы. "Джихад! Джихад! Джихад - Свя-щенная война! Священная война! Священная война!"

Бунты и резня раскатились по арабскому миру, их ярость обратилась против малень-ких и беззащитных еврейских поселений. От Алеппо до Адена запылали синагоги. В тех арабских странах, что все еще были под британским управлением, не было сделано ниче-го, чтобы остановить резню.

Арабская ярость нарастала, а ООН, отдав евреям "положенное", в целом подняла ру-ки с возгласом: "Нейтралитет!"

Военные эксперты мира единодушно заключили, что евреев разобьют. В конечном итоге их, вероятно, выдавят в анклав вокруг Тель-Авива. В таком случае, когда у остав-шихся евреев за спиной будет море, а впереди - уничтожение, Объединенные Нации мог-ли бы выступить с каким-нибудь жестом гуманности, чтобы вывезти то, что останется от евреев.

Настало христианское Рождество. Нужно представить суматоху, поднявшуюся, ко-гда черный мерседес господина Дандаша пробирался через рытвины к деревенской пло-щади. Деревенские мальчишки окружили машину, мешая ей проехать, и шофер шикал на них. Из машины появился господин Дандаш, и все уважительно приветствовали его.

Я сразу узнал в нем одного из заместителей Кабира-эфенди. Я выступил вперед и объявил ему, что я сын мухтара, потому что догадался, что он захочет видеть моего отца. Я проводил его к могиле пророка, где отец размышлял уже не первый день.

Хаджи Ибрагим поднял взгляд. Под глазами у него были темные круги, большие круги, выдававшие бессонные ночи. Он поднялся и обнял Дандаша в знакомой арабской манере. Они не любили друг друга; их объятие было чересчур искренним.