— Я так и не пожелал тебе доброго утра, — Эзария протянул ей букет альрексов, чёрных с синими и фиолетовыми полосами — как волосы жены.

Дочь алхимика потёрла ушибленное при столкновении плечо.

— Мне придётся скоро покинуть Зальван ненадолго. К сожалению, тот, с кем мне надо было решить этот вопрос, был свободен во второй половине этой ночи, — принц не опускал цветы. — Правда, но ты вряд ли поверишь.

Как ни странно, он не врал. Тёмный священник Аорна Бларис Марантелла вёл ночной образ жизни. Помочь принцу попасть в Рицию он согласился сразу. Саэлис перед свадьбой сообщила Эзарии, что Теона поправляется и вчера первая заговорила с одной из лекарш больничного крыла (до сих пор она лишь отвечала на вопросы). Это означало: до её с Томасом похода в царство мёртвых времени чуть, значит, и принцу пора торопиться. Аорна после встречи с Чезигером взялся уведомить духов, чтобы готовились к появлению гостей.

Тецарра рванула к себе букет. Несколько лепестков и листьев осыпались.

— Твоё дело… дорогой, — с сарказмом добавила она обращение.

— Радость моя, да я тебя переоценил! — воскликнул Эзария.

— Я лишь обезопасила мероприятие, — проронила Саэлис. — Наш неповторимый Людвиг, конечно, нереально наивный и глупый, но пара уточнений, которые я потребовала от него, гомункула удивили.

— Каких? — принц, листавший фолиант из королевской библиотеки, швырнул ценность на пол. Часть пожелтевших страниц отделилась от книги.

— Нет ли точной даты отправления в тёмное загробное царство и кого Томас с Теоной берут в сопровождающие, — девушка отодвинулась в просторном кресле подальше от разбушевавшегося Эзарии.

— Дура, — оценил её умственные способности некромант, вытаскивая с полки книжного шкафа следующий фолиант. В свой кабинет в скрытом крыле он перетащил всю литературу, касающуюся Риции — даже в королевской библиотеке было не так её много.

— А что мне надо было делать? — заныла студентка.

— Присмотреться и понять, действительно ли он тебя заподозрил, — книгу, находящуюся в данный момент у него в руках, Эзария едва не испортил так же, как и предыдущую. — Даже если да, то надлежало воздержаться от зелья забывчивости.

— Людвиг мог поделиться опасениями с хозяйкой.

— Невелика разница — сам скажет или девчонка убедится в его провалах в памяти и догадается, что её любимец впутался во что-то, — парень пристроил книгу на письменный стол и принялся собирать с пола части первого фолианта, перекладываемые за неимением свободных плоских поверхностей, принадлежащих мебели, на подоконник. Кабинет пребывал в постоянном беспорядке после превращения его в читальный зал будущего гостя Риции. Библиотечные редкости девать было некуда: шкафы и так практически забиты, принц еле распихал по ним меньше половины книг (все как одна толстенные). Остаток, не обретший нормального вместилища, лежал невысокими башнями на письменном столе, софе, кресле (их было два, но одно занимала девушка), кофейном столике. — Людвига можно было уничтожить. После соответствующей обработки гомункулы, кажется, превращаются в некоторое количество какого-нибудь вещества? Вот пополнила бы запасы алхимических лабораторий Академии, — съехидничал Чезигер.

— Будет с него пол-литра зелёного спирта, — расстроенная Саэлис восприняла его слова буквально. — Я же умею определять, по какому принципу какой гомункул сделан, это понятно по поведению и кое-каким внешним чертам.

— Алхимии меня жёнушка научит, если потребуется, — хохотнул Эзария. — Я знаю единственный рецепт яда, до сих пор было достаточно.

— Часто пользовался? — буркнула девушка.

— Только раз, — оскалился некромант.

В двенадцать лет он специально для того случая приготовил его, потратив немало часов. До того дня в алхимических лабораториях мальчик брал готовые зелья, их делали ему на заказ. Яд, который Эзария хотел предложить матери, заказывать было опасно: как поднимется шум вокруг смерти Ремальды Чезигер, известной своей авторской стихийной магией всех четырёх типов, обязательно всплывёт факт заказа её сыном отравы.

Вся любовь Ирвинга доставалась жене. Мать воспитанием ребёнка практически не занималась, с этим справлялся отец. Точнее, он нанимал сыну учителей, приобретал всё, что требовалось мальчику для развлечений. Увидев радость в глазах сына при виде новой игрушки (лет с семи ими служило настоящее оружие), осведомившись об успехах Эзарии в учёбе, Ирвинг возвращался к супруге. Раз в неделю мужчина приводил любимую в покои отпрыска, просил его похвастаться достижениями за протёкшие семь дней, будто посторонней показывал мальчика. Видел будущий принц мамашу за столом, во время нелепых этих визитов да редчайших семейных прогулок. Спасибо прислуге, он имел отличное представление, как балует благоверную Ирвинг. Эзарии надоело. Ревность, зависть и эгоизм толкнули на ужаснейшее преступление. Мальчика не заподозрили — своим превосходством Ремальда многим мешала. Расчёт оправдался, сын потонул в отцовском обожании.

— Как теперь быть? — вопросила Саэлис, некромант вздрогнул. Ему показалось, девушка догадалась, о чём он думает.

— А? — не сразу включился в реальность парень.

— Если выяснят, что в Людвиге три дозы зелья, что предпринимать?

— Скорее «когда», чем «если». К тебе с обвинениями вряд ли сразу придут, успеешь расправиться с болтуном.

— Дарья, Лори, — из замка вышла Тина.

Ведьмы стояли на балконе, у перил. Занятия закончились, а на улице была такая чудесная погода, тёплая с лёгким ветерком, что первокурсницы решили помедлить с возвращением в дом.

— Да? — Лорианта повернулась, следом за ней — Дашка.

— Людвига кто-то закрыл в маленькой гостевой спальне, — пробормотала девушка, стараясь донести новость аккуратнее, поэтому говорила она медленно, обдумывая фразы. — Парень не помнит, кто, у него безумный взгляд — у гомункула, не у человека, сделавшего это, — он заладил, что «боится её» и что у него внутри пустота ощущается и ему жарко.

— Нет, — ахнула сирота, зажав рот ладонью и мотнув головой. Дашка с Тиной уставились на неё в испуге, молча требуя пояснения; Лорианта не промедлила: — Гомункулы так умирают.

— С ума сходят? — не поняла Тина. — В заведении, где преподаватели счастливы, когда на турнирах едва не погибают сами и чуть не убивают противника, где профессора страдают паранойей и вливают в студентов сыворотку правды литрами, впечатлительным натурам сложно сохранить здравый рассудок.

— Ощущения, которые описал Людвиг — признак приближения смерти, — девушка вытерла первые слёзы.

— Мы же после занятий собирались нести его в лабораторию, там всё скажут. Может, его спасут, — обнадёжила Дашка. — Надеюсь, ты не выпускала его? — спросила колдунья приятельницу из банды.

— Он так умолял! — прозвучало оправдание.

Беззвучно выругавшись, избранница Миротворцев двинулась в невидимое убежище. Нащупав дверную ручку, она рывком дёрнула, поднялась на толстые перила — порог здания был на их уровне — и скрылась в глубине.

Тут чередовались этажи с комнатами и проходными залами. Коридоры Дашка преодолевала на высокой скорости, в залах, не замедляясь, заглядывала за и под все предметы мебели. Скоро её догнали Лорианта и Тина, поисковые метания стали интенсивнее. Передышка выдалась с появлением в обыскиваемом зале на четвёртом этаже Клариссы, прижимающей к себе дрожащего Людвига.

— Не они! — выпалил юноша, вцепившись в ведьму сильнее.

— Что с ним? — произнесла женщина, оглядев живописную группу: Тину, лезущую за портьеру, Дашку, растянувшуюся на полу, чтобы обозреть пространство под софой, и Лорианту, перегнувшуюся за спинку кресла в углу.

— Вчера была частичная потеря памяти, — ведьма из Великой Троицы встала. — Нас он, по крайней мере, узнал. Утром. Потом подзабыл, но удалось напомнить.

— В течение дня мы заходили к нему, — подхватила хозяйка. — Его заперли, чтобы в забытье он куда-нибудь не забрёл. Людвиг оставался нормальным.