Сторонники леди Беалинты? С опозданием я спохватилась: это же наша госпожа! Именно она раздавала нам всем распоряжения, как и где действовать. Она определяла наш смысл жизни. Мало кто из нас видел её лично — нам с сокамерниками, например, доставалась Джарома, одна из особенных её приближённых. Но волю-то она выражала повелительницы! Вот прикончат мои странные друзья и родственнички её — как мне существовать? Вряд ли они смогут обеспечить меня тем, что мне нужно и направлять туда, где мне будет удобнее.

Я нарочно не открывала глаза, хоть и проснулась окончательно. Не хочу их давления, причитаний по поводу моей ненормальности. Спасибо им за заботу — даже перенесли меня с жуткой софы на кровать, — однако не собираюсь я пребывать тут в абсолютной неприкаянности. Дайте мне мой посох!

Возле меня кто-то сел и взял мою руку.

— Алина, — это была та девушка, — держись. Ты справишься. Ты же сильная, войну прошла и в Денаувере выжила.

Возникли два вопроса. Что за Денаувер и откуда у меня ещё одно имя? Если это вообще имя, а не кличка или, допустим, какое-нибудь звание.

Рядом, с другой стороны постели, кто-то со стонами заворочался.

— Дамира! — с моей ладони исчезли приятные тепло и тяжесть: девушка перебежала к стонавшей особе. Опять зазвенело стекло, раздалось бульканье наливаемой жидкости.

Предназначалась она явно Дамире, не оценившей порыва. Стон перерос в рычание, после хлопка пощёчины превратился в хныканье.

— Дарья, сходи за Ривальдом, — сказала Кларисса.

— Будто он, кроме нас, никому больше не нужен, — предупредил мужчина о вероятной неудаче затеи.

— Значит, попроси помочь Патрика. А вообще, кому-то надо отправиться в Фатону за мистером Цельсием и всеми, кто знает магию врачевания.

— Старик уже тут, его Джессика привела. Его сын пострадал, как-никак.

— Как добрались?

— В замке же лишней паники не было — соответственно, без проблем. Ох, Дарья, ступай же! — нервно воскликнула Кларисса.

— Она одна справится? — усомнился Николас (да, я вспомнила!). — У Джессики было какое-то особое защитное зелье. Нападут на Дарью пять сторонников с десятью призраками и пятнадцатью одержимыми — от кого-то да не сумеет отбиться.

— Я у неё возьму, если ещё есть, — вставила моя названая сестра (надеюсь, я правильно поняла, это именно она).

Хлопнула дверь, в коридоре отзвучали удаляющиеся шаги. Единственным нарушением тишины в комнате стал шёпот Николаса, успокаивающего Клариссу. Вскоре и он стих, осталось только чмоканье поцелуя. Интересно, а меня в той жизни любил кто-нибудь? Любила ли я сама? Что за бред лезет мне в голову…

Под боком зашевелилась Дамира. Чмоканье стихло. В моё предплечье впились ногти, я моментально бросила намерение подольше притворяться спящей и, взвизгнув, подскочила с распахнутыми глазами. Картина раскинулась изумительная: в спальне, помимо Клариссы, Николаса и Дамиры пять человек, сидят, кто где — двое вовсе на подоконнике. У всех какие-то пустые взгляды. Внезапно замечаю себя в зеркале — у меня точно такой же. По сравнению с напрочь позабытыми друзьями.

— Элли! — ведьма подлетает ко мне.

А Дамира, у которой, как оказалось, связаны руки, вдруг рвёт верёвку — на коже отпечатываются красные полосы — и бросается на меня. Я стукаюсь головой об пол. Перед очередной потерей сознания в ушибленном месте вспыхивает мысль: многовато получилось впечатлений для одного дня.

Томас изнемогал от пронизывающего холода с той секунды, как обитатель Риции, представившийся Левимусом, вцепился в его руку. Принявший телесное состояние призрак вёл некроманта в Город. Он сам шёл довольно быстро, Томас обычно ходил медленнее, и супруг Теоны вынужден был чуть ли не бежать. Остановиться и передохнуть представлялось непозволительной роскошью — Левимус бы ни за что не выпустил жертву и не притормозил, имея неправдоподобно крепкую хватку, а Томасу очень не хотелось волочиться за ним на животе.

У конвоира были ледяные пальцы, мороз разбегался по коже от них. Некромант уже начал отбивать дробь зубами. Призрак в ответ стал напевать что-то. К концу пути Томас выучил эту песню наизусть и люто её ненавидел.

В Городе на них поглядывали с неприличным интересом. Все девицы обсуждали, кто симпатичнее, принц или Томас, и смертный понял: о намерениях Эзарии всем известно.

— Эй, раз тебе ничего не светит, может, останешься тут с нами? — хихикнула какая-то девчонка, сильно пьяная, держащаяся за фонарный столб.

Захмелевших молодой человек тут видел впервые, отчего леди показалась ему ещё омерзительнее, чем та была на самом деле.

— Знаешь, кто она такая? — усмехнулся Левимус.

Холод уже не только заставлял Томаса трястись почти как в конвульсиях, но и выжимал из него слёзы. Вопрос конвоира, носивший явно издевательский характер, он проигнорировал.

— Младшая дочка одного из старейшин Чессы, — призрак от объяснений, разумеется, не удержался. — Их всего было пять. Девушка сестёр терпеть не могла за то, что они во многом превосходили её, и на свадьбе средней, изрядно набравшись, перебила их всех, в придачу ещё жениха и родителей. Вот что с людьми зависть делает, — назидательно добавил он.

Томас плохо воспринимал, что ему говорят. Чем хуже делалось ему, тем проще было не слышать отвратительных насмешек и выкриков.

Его притащили к вызывающе красивому зданию в три этажа, с жуткими статуями грифонов у входа и фонтаном перед крыльцом. Тут народу толпилось побольше, с появлением Левимуса и Томаса все оживлённо завертелись и зашептались.

Окно на верхнем этаже распахнулось — высунулся Эзария. Улыбнувшись всколыхнувшейся толпе, он скрылся в комнате, спустя пару минут выйдя на улицу.

— Здравствуй, — сказал он законному мужу вожделенной женщины, затем бросил слуге: — Левимус, отпусти его.

Призрачный красавчик убрал руку. Сразу стало жарковато, Томас потянулся к верхним пуговицам мантии.

— Пройдём же в мою скромную обитель, — хохотнул принц, отступая к крыльцу.

Пленник почувствовал ледяной толчок в спину, авторство принадлежало, судя по ощущениям, Левимусу. Он с тяжёлым вздохом повиновался.

Пленника провели в гостиную с зеркальными стенами. Томас опасался, что в них появятся изображения каких-нибудь ужасов, хорошо если не с участием его друзей или родных, однако ничего такого не происходило. По всей комнате были расставлены необычные украшения: ненастоящие деревья с позолоченными тонкими стволами и ветвями и стеклянными листьями, в которых резвились блики. Из-за их многочисленных отражений создавалось впечатление, будто Томас находится в необычном лесу. Кроме деревьев, в гостиной были две софы, расположенные в центре помещения спинками друг к другу, несколько кресел возле стен и в углу узкий книжный шкаф, забитый книгами в одинаковых переплётах — чьим-то собранием сочинений, наверное.

Принц оставил подневольного гостя ненадолго, вернулся парень не один.

Даниэла имела характер, практически противоположный отцовскому, но внешне была точной его копией. Такого же цвета волосы, тон в тон — светло-русые, скорее блондинистые. У Мартина они были длинные, а у дочери вовсе спускались ниже пояса. Прямыми их нельзя было назвать исключительно из-за пышности. Такая же пронзительная синева глаз идеального миндалевидного разреза. Такие же тонкие черты лица.

Она была бледна, и бежевое платье на ней смотрелось плохо. В целом восемнадцатилетняя принцесса вообще выглядела невзрачно. В обычной жизни девушка, скоре всего, не так заурядна. Длительное заточение не могло не подпортить, помимо душевного состояния, её внешность.

Только Томас шагнул к ней — Даниэла прижалась к Эзарии. Колдун, намеревавшийся вызволить её из царства мёртвых, не удивился. Его не особенно изумило то, что сын короля встретил его и сейчас стоит перед ним. Когда Левимус на берегу реки Случайностей сказал, с кем предстоит увидеться магу, Томас только ахнул, внутри не терзаясь вопросами из разряда «Что ему от меня надо». Но смириться он не мог.