Я кивнул, продолжая есть. Значит, ещё один влиятельный человек в семье Шуйских. И этот самый влиятельный человек почему‑то хочет меня куда‑то отвести. Интересно…

Мы доели завтрак в молчании, после чего Ярослав потянулся и зевнул.

– Ну что, я пойду. Мне тетушка Анна велела к ней зайти. Давно не виделись, хочет поговорить. А ты жди дядю Ивана здесь.

Он ушёл, а я остался сидеть за столом, допивая квас. Через несколько минут в трапезную вошёл Иван Фёдорович. Он был одет в добротный кафтан тёмно‑синего цвета, подпоясанный широким поясом с серебряной пряжкой. За поясом висела сабля в богатых ножнах. Выглядел он строго и по‑военному собранно.

– Митрий, – поздоровался он коротко, кивком. – Поел?

– Да, господин.

– Хорошо. Пойдём со мной. Покажу кое‑что интересное. Заодно поговорим.

Я поднялся, вытер рот тряпицей и последовал за ним. Мы вышли во двор, где уже стояли наготове двое дружинников с лошадьми. Иван Фёдорович легко вскочил в седло, я сел на Бурана, которого мне привели конюхи.

– Куда едем, господин? – спросил я, когда мы выехали из ворот подворья.

– В кузницы, – коротко ответил Иван. – У меня там свои мастера работают. Хочу показать тебе, послушать твоё мнение.

Мы ехали по узким московским улицам. Город днём выглядел ещё более оживлённым, чем вчера. Потом проехали мимо торговых рядов, мимо деревянных домов и каменных палат богачей, свернули в переулок и оказались у ворот. Проехав ещё минут двадцать остановились у длинного приземистого здания, из окон которого валил дым и слышались удары молотов, лязг металла.

Иван Фёдорович спешился, я последовал его примеру. Дружинники остались с лошадьми снаружи. Мы вошли внутрь.

И я замер на пороге, оглядываясь.

Это была не одна кузница, а целая мастерская – огромное помещение, разделённое на несколько участков. В каждом работали кузнецы, по двое‑трое у горна. Жар стоял невыносимый, а дым ел глаза. Стук молотов сливался в единую какофонию. Я видел, как мастера ковали сабли, наконечники копий, сшивали кольчуги. На стеллажах вдоль стен лежали готовые изделия – целые груды оружия и доспехов.

– Впечатляет? – глядя на меня с усмешкой спросил Иван.

– Очень, – честно ответил я. – Сколько здесь мастеров?

– Двадцать восемь, – ответил Иван с гордостью. – Лучшие кузнецы работают на меня и на моего брата Василия. Мы с ним вскладчину содержим эту мастерскую. Здесь куют оружие для наших дружин, для наших людей. Иногда берём заказы от бояр, правда, если платят хорошо.

Я медленно прошёлся вдоль рядов, разглядывая работу. Кузнецы не обращали на меня внимания, сосредоточенные на своём деле. Один ковал клинок сабли – раскалённый металл светился красным. Другой собирал кольчугу, соединяя кольца клещами. Третий точил наконечник копья на большом точильном камне, который вращал подмастерье.

Но чем дольше я смотрел, тем больше замечал недостатков. Металл раскалялся неравномерно – горны были плохо спроектированы, жар распределялся неправильно. Кузнецы работали старыми методами, без понимания температурных режимов. Закалка клинков велась на глаз, без контроля. Качество стали было так себе – я видел трещины на некоторых клинках, неровности.

– Ну, что скажешь? – спросил Иван, подойдя ближе.

Я помолчал, подбирая слова. Ведь дураком я не был и понимал, что меня привезли сюда не просто так.

– Работа идёт хорошо, господин, – начал я осторожно. – Мастера опытные, это видно. Но… есть вещи, которые можно улучшить.

Иван прищурился, будто удивился. Но я‑то видел, что он играет. Может, он и держал бы себя лучше, зная, что перед ним человек примерно одинакового с ним возраста, но он‑то видел шестнадцатилетнего юношу. К тому же у меня на поясе висела сабля из дамасской стали, что, несомненно, он знал. И это лучше всего говорило о том, что я разбираюсь в кузнечном деле.

– Какие вещи? – тем временем спросил он.

– Горны, – я кивнул на ближайший. – Они дают неравномерный жар. Из‑за этого металл прогревается плохо, клинки получаются не такими прочными, как могли бы быть. Можно его переделать – добавить поддув снизу, тем самым изменив форму топки. Это даст более высокий и равномерный жар.

Иван нахмурился, но не перебивал. Я продолжил:

– Закалка тоже идёт неправильно. Мастера остужают клинки в воде сразу после ковки, интуитивно определяя момент. Но металл нужно закаливать при определённом жаре, иначе он либо слишком хрупким получится, либо слишком мягким. Можно научить мастеров определять жар по цвету металла. Это несложно, но эффект будет заметный.

Я осмотрелся дальше, заметил кучу готовых кольчуг. А Иван Фёдорович слушал молча, скрестив руки на груди.

– Кольчуги тоже можно делать легче и прочнее. Сейчас мастера просто соединяют кольца, не думая о том, как их расположить. Можно изменить плетение, сделать его более плотным в уязвимых местах и менее плотным там, где нужна гибкость. Вес уменьшится, а защита станет лучше.

– И откуда ты всё это знаешь? – наконец спросил он.

Вот он, неудобный вопрос. Я уже привык к нему и заготовил ответ заранее.

– Проводил опыты в своей кузнице.

Иван обошёл вокруг меня, оценивающе глядя, словно я был конём на ярмарке.

– Брат Василий говорил, что ты умеешь делать арбалеты. Правда это?

– Правда, господин, – подтвердил я. – Я делал арбалеты для боярина Ратибора. Он остался доволен.

– Мне бы хотелось взглянуть на то как ты их делал. Покажешь?

– Если будет возможность, с удовольствием, господин, – ответил я. А про себя матерился хуже сапожника, прекрасно понимая, что Шуйские смогут наладить массовое производство арбалетов, и при правильном подходе уронить цену. В таком случае мои арбалеты нафиг никому не сдадутся.

Иван ещё раз обвёл взглядом мастерскую, потом посмотрел на меня.

– Хорошо. Я запомню твои слова, – с этими словами он направился к выходу, и я вслед за ним. Сели на коней и куда‑то поехали. Я не спрашивал куда, хотя очень хотелось.

Через полчаса мы ехали по кварталу, в котором, судя по виду домов, жили состоятельные люди. И мы почти доехали до дома Шуйский, как вдруг Иван Федорович остановился.

– Пойдём, хочу тебя кое с кем познакомить, – сказал он, слезая с седла.

Я кивнул, спрыгивая с коня, и пошёл следом за ним. Мы были у двухэтажного каменного дома, окруженного полуметровым забором, за которым был разбит садик.

У дверей дежурили два стражника, которые при виде Ивана Фёдоровича тут же распахнули створки.

– Здесь живет лекарь из фряжской земли*. Франческо его зовут. Василий хотел, чтобы ты с ним познакомился.

(От авторов: Термин восходит к византийскому обозначению франков (лат. Franci ), которое в восточнославянской традиции расширительно перенесли на всех выходцев из Западной Европы, в том числе итальянцев.)

Только благодаря имени, я понял, что Иван имеет в виду итальянца. Хотя в этом я не был уверен на сто процентов.

И вроде бы в Италии в это время медицина была на более высоком уровне, по крайней мере, лучше, чем на Руси. Хотя всё равно многое было варварством по меркам XXI века.

Мы вошли в главное здание. Внутри пахло травами, дымом и чем‑то кислым. В одной из комнат, светлой и просторной, с большим окном, стоял мужчина лет сорока. Одет он был в длинный тёмно‑серый халат, подпоясанный кожаным ремнём. На столе перед ним лежали какие‑то инструменты, склянки, книга в кожаном переплёте.

– Signor Franciscus (Синьор Франческо), – обратился к нему Иван на ломаном латинском. Хоть я и учил латынь в медколледже, тем не менее с трудом понял, о чём они говорят. – Eum de quo loquebar attuli (Я привёл того, о ком говорил).

Франческо поднял на нас глаза, оценивающе посмотрел на меня. В его взгляде так и читалось высокомерие, такое характерное для образованных европейцев, смотрящих на варваров с Востока. Такой же взгляд был у испанца…

– Estne hic medicus iuvenis de quo loquebamini?* – спросил он Ивана, и я понял только слово «medicus» – врач. (*Это тот молодой лекарь, о котором ты говорил?)