– Хотела спросить, – она помолчала, словно подбирала слова. – Как твоя рука, после драки с испанцем?
– Всё хорошо. Зажило уже, – ответил я. Царапина от испанца и впрямь уже зажила, но вот рана, полученная при сражении с Новгородцами, порой давала о себе знать.
– Хорошо, – кивнула она, и в её голосе прозвучало облегчение. – Я… переживала.
Это меня удивило. После того, как Ярослав представил меня, как гуляку и бабника, я не ожидал от неё никакой заботы.
– Спасибо за беспокойство, – сказал я. – Но всё в порядке.
Мы постояли молча несколько секунд. Атмосфера была, как бы это сказать, неловкой. Дураком я не был, и прекрасно понимал, что сейчас происходит, но я ЧЕСТНО не делал ничего такого, чтобы Алёна обратила на меня внимание.
Алёна посмотрела на меня своими зелёными глазами, и в них мелькнуло что‑то тёплое.
– Знаешь, Митрий, ты не такой, каким тебя описывал брат. Совсем не такой.
– Я именно такой, как описывал меня твой брат, княжна, – поклонился я, прекрасно понимая, что ЕЙ я не ровня. И болтаться на суку в мои планы не входит.
Когда я поднял голову, Алёна внимательно смотрела на меня и, кажется, она ни капли не поверила моим последним словам. Тем не менее, она развернулась и ушла, больше не проронив ни слова.
– «Вот тебя мне только не хватало!» – проворчал я про себя.
Дни шли один за другим. Мы старались останавливаться на ночлег в деревнях, но чаще прямо в лесу. Ближе к концу пути, когда до Москвы оставалось дня три, я начал всё больше думать о Марии Борисовне. Эта мысль не давала мне покоя.
Мария Борисовна. Софья Палеолог. Иван Васильевич. Я попал в самый центр исторических событий, которые определят судьбу этой страны на столетия вперёд. Ведь, если я правильно помнил, Марию Борисовну отравят, вот только когда это произойдёт я не знал. Если её травят мышьяком, то в принципе я знаю, как лечить. И уголь активированный, хоть и в примитивном виде, я могу сделать. Промывание желудка, обильное питьё, покой. В общем, шансы есть. Главное убрать первопричину!
Но вот вопрос – а стоит ли?
Раньше я об этом не думал. Просто выживал, прогрессорствовал помаленьку, строил свой маленький мир в Курмыше. Лечил людей, делал арбалеты, учил холопов. А теперь… теперь я понял, что могу изменить всё.
Нет, мои амбиции никуда не делись, и я также собирался прожить свою жизнь на полную, но стоит ли мне начинать именно так? В мои планы входило постепенное вхождение в силу, а теперь…
Ведь если я спасу Марию Борисовну от отравления, она не умрёт. Иван не женится на Софье.
И тут меня прошиб холодный пот.
А что, если, изменив историю, я отменю собственное рождение? Классический парадокс дедушки, о котором я читал в научно‑фантастических романах. Если я спасу Марию, изменится вся цепочка событий, и тот мир, из которого я пришёл, может просто не возникнуть. Россия пойдёт по другому пути. Не будет Петра I в том виде, каким мы его знаем. Не будет Российской Империи. Не будет Советского Союза. Мои родители не встретятся. Я не рожусь.
– «ПОЧЕМУ Я РАНЬШЕ ОБ ЭТОМ НЕ ДУМАЛ?» – чуть ли не воскликнул я.
Что выбрать? Позволить истории идти своим чередом, дать Марии умереть, чтобы сохранить своё прошлое и, возможно, шанс когда‑нибудь вернуться? Или вмешаться, спасти невинную женщину, но рискнуть собственным существованием?
Я начал перебирать в памяти обрывки знаний по истории.
Софья Палеолог… что я помнил о ней?
Она привезла с собой византийских мастеров, которые начали перестраивать Кремль. Она ввела при дворе византийский церемониал, укрепила авторитет Великого князя. Именно после её приезда Иван Васильевич начал позиционировать себя, как наследника Византийской империи, последнего оплота православия.
А ещё… двуглавый орёл. Это же её герб, символ Палеологов, последней императорской династии Византии. Именно он стал гербом России, который просуществовал века.
«Так что же получается? – думал я, глядя в огонь. – Если я спасу Марию Борисовну, то всего этого не будет? Не будет Кремля, каким мы его знаем? Не будет двуглавого орла? Не будет той России, в которой я родился?»
Но тут же другая мысль: СТОП! Я же сам собирался вмешаться в историю. Сам собирался, перестраивать её под себя. Порох, стекло, фарфор, выплавка стали, дороги, освоение Урала, а добравшись до залежей метала, серебра и золота, я смогу развернуться на полную! Всё это я не раз прокручивал в своей голове.
И спасение Марии Борисовны не идёт в разрез с моими планами, а наоборот. Я надеюсь, что она окажется благодарной женщиной, и с её поддержкой мой социальный статус поднимется.
В этот момент я посмотрел на звёзды. Они были в разы ярче, чем в моём времени. Но мир под ними был другим. Вернее, не так, я был другим, а миру только предстоит стать другим.
Не сегодня, но когда‑нибудь… когда в небо поднимется солнце, я на рассвете смогу сказать, что я изменил мир.
С этой мыслью я наконец‑то заснул, прислонившись спиной к дереву. И если кто‑то посмотрел бы на меня со стороны, увидел бы улыбку на лице.
Москва.
Город поражал своим величием. Я видел Курмыш, Нижний Новгород, даже вражескую Казань, но всё это меркло по сравнению с тем, что предстало передо мной. Москва была не просто большой, она была огромной, живой, дышащей. Она раскинулась на холмах, окружённая мощными стенами, над которыми возвышались бесчисленные башни и купола.
– Ну как тебе, Митрий? – спросил Ярослав, подъехав ко мне ближе. – Впечатляет?
– Слов нет, – честно ответил я, не отрывая взгляда от этого зрелища. – Даже не представлял, что она такая… старая…
– Мощная, да?
– Ага, – ответил я.
Мы въехали в город через восточные ворота, и я тут же окунулся в бурлящий котёл столичной жизни. Стражники, увидев знамёна Шуйского, сразу же пропустили обоз, даже не задавая вопросов. Улицы, хоть и широкие, были забиты народом. Скрипели телеги, сновали туда‑сюда купцы в богатых одеждах, на породистых конях. Монахи, нищие. Гул голосов, ржание лошадей, всё это сливалось в единый, оглушающий шум.
Проезжая торговые ряды, в нос ударили запахи рыбы, мёда, воска, навоза, нечистот и гари. Просто чудовищный коктейль…
Я невольно засмотрелся на всё это безумие. В Курмыше ничего подобного не было. Даже Нижний Новгород казался тихой деревней по сравнению с этим муравейником.
Наш отряд, возглавляемый Шуйским, медленно продвигался сквозь толпу. Люди расступались, с любопытством и почтением глядя на знамя воеводы. Крики продавцов смешивались с ржанием лошадей и лаем собак. Кто‑то зазывал купить свежую рыбу, кто‑то – шкуры, кто‑то предлагал мёд и воск.
Наконец‑то наш обоз остановился перед массивными воротами. Ворота были не деревянные, как я ожидал, а каменные, добротные, с железными петлями и засовами. А над воротами виднелся герб Шуйских.
(От авторов: Герб князей Шуйских в XV веке, согласно описанию в Гербовнике В. А. Дурасова)
– Приехали, – объявил Шуйский, и его голос прозвучал устало, но довольно.
Створки распахнулись, и наш обоз въехал внутрь.
Подворье оказалось огромным. Целое поместье, больше похожее на небольшую крепость. Двор был вымощен камнем, по периметру стояли каменные и деревянные здания, терема, амбары, конюшни. В центре двора возвышался главный терем – трёхэтажный, с резными наличниками и высокой крышей. Стены были побелены, что делало их почти белоснежными. И за крышами теремов, со двора, были хорошо видны белокаменные стены и башни Кремля, находившегося совсем рядом.
– Красиво, правда?
– Красиво, – согласился я, оглядываясь. – И богато.
Ярослав усмехнулся.
– Дядя Василий, один из самых влиятельных бояр при дворе Великого князя.
Обоз остановился. Тут же к нам бросились слуги, принимая поводья лошадей. Дружинники начали спешиваться, холопы принялись разгружать телеги. Я тоже слез с Бурана, передал поводья подбежавшему конюху. Ратмир и Глав держались рядом со мной, оглядываясь по сторонам настороженно. Для них, как и для меня, всё это было в диковинку.
