Варлаам нахмурился, но промолчал. Я закончил промывание и взял иглу с шёлковой нитью.

Сначала я зашивал мышцы. Игла входила с трудом, ткани были плотными, и я старался делать стежки как можно аккуратнее, чтобы потом не было осложнений. Шуйский молчал, лишь изредка шипел сквозь зубы. Пот выступил на его лбу, но он терпел и главное почти не дергался.

Когда закончил с мышцами, я перешёл к коже. Здесь было проще – стежки шли ровнее, и я работал быстрее. Наконец последний узел был завязан, и я выдохнул с облегчением.

– Всё, – сказал я, обматывая ногу чистой тканью. – Старайтесь не нагружать ногу следующие дни.

– Благодарю, – выдохнул Шуйский и откинулся назад, закрывая глаза.

Боковым зрением я уже заметил, что к костру начали подносить раненых дружинников. Их было шестеро – кто‑то шёл сам, опираясь на товарищей, кто‑то лежал на импровизированных носилках из копий и плащей.

У некоторых я заметил, что раны были перетянуты кожаными ремнями выше места ранения. Я сразу узнал почерк своих холопов – я учил их накладывать жгуты, чтобы остановить кровотечение. Никто из местных этого не умел, обычно просто зажимали сами раны и надеялись, что кровь остановится.

Учитывая, что Ратмиру было нехорошо, то напрашивался вывод, что это постарался Глав. И честно сказать, меня это порадовало. Всё‑таки Глав до того, как стать холопом, успел поразбойничать и ему сильно повезло, что он не окончил жизнь в петле или не горбатился на рудниках. В общем, я надеялся, что он стал на путь исправления.

Я подошёл к первому раненому. Это был молодой дружинник, лет двадцати. Его правая рука была перетянута жгутом чуть выше локтя, а ниже я увидел глубокую рваную рану – похоже, саблей полоснули.

– Как тебя зовут? – спросил я, разматывая повязку.

– Иван, – ответил он.

– Ну что ж, Иван, сейчас и тебя подлатаем.

Рана была страшной, но, к счастью, не задела кость. Я промыл её солевым раствором. Иван попытался дёрнуться, но его товарищи придержали его. Потом взял флягу с хлебным вином и щедро полил рану. Вот тогда‑то он огласил всю округу своим криком.

– Терпи, – сказал я. – Сейчас зашью, и будет легче.

Я взял иглу и начал накладывать стежки. Когда закончил, перевязал руку сделал косынку, через шею, и велел Ивану не напрягать её.

– Тащите следующего. – позвал я.

Ко мне поднесли второго раненого. Это был мужчина постарше, лет сорока, с седеющей бородой. У него была рана в животе, и хоть тот выглядел довольно бодро, но понюхав рану я скривился. Повреждён кишечник… и каким бы я талантливым не был, провести такую операцию я не смог.

– Как имя? – спросил я.

– Савва, – ответил он, и кажется по взгляду он всё понял.

– Прости, но…

– Я понял. Сразу всё понял. Он позвал товарищей, и попросил его отнести под дерево, куда с ним отправился отец Варлаам.

Молча проводив их взглядом, я передвинулся к следующему. Третьим был дружинник с раной на плече. Четвёртым – с глубоким порезом на животе, но, к счастью, без повреждения кишок. Пятым был парень без кисти, и его рану уже прижгли пока я был без сознания. Тут я уже ничем не мог помочь, разве что для облегчения боли, дал ему выпить хлебного вина.

Когда дошёл до последнего раненого, уже еле стоял на ногах. Это был воин лет тридцати, с глубокой раной на икре. Жгут был наложен правильно, и кровотечение остановилось, но рана выглядела плохо – края рваные, мышцы повреждены.

– Как тебя зовут? – устало спросил я.

– Гриша. – ответил он, после чего я снял жгут, и рана тут же начала кровоточить. Но снова ничего страшного.

Работа заняла больше времени, чем у остальных. Края раны плохо сходились, и мне пришлось накладывать двойные стежки, чтобы удержать ткани вместе. Когда закончил, я перевязал ногу и велел Грише лежать и не двигаться.

– Всё, – выдохнул я, вытирая руки о тряпку. – Больше раненых нет?

Из шести я не смог помочь всего одному.

– Больше нет, – ответил подошедший Ярослав. – Пока ты был без сознания от ран умерли четверо.

– «Ага, вот и объяснение, почему мне попался всего один тяжелый случай», – наконец‑ то понял я.

Я кивнул и посмотрел в сторону телеги, у которой сидели связанные враги. Они сидели, опустив головы, а рядом с ними лежали тела их товарищей.

– Что с ними будем делать? – спросил я у Ярослава, кивая на пленных.

Он пожал плечами.

– Дядя ещё не решил. Скорее всего, допросит, а потом… – он провёл ладонью по горлу.

Я нахмурился. Убивать пленных было обычным делом в этом времени, но мне это не нравилось. Хотя, с другой стороны, что с ними ещё делать? Отпустить, они вернутся и нападут снова. Продать… в принципе, как вариант. Вот только решать не мне.

Пока отдыхал, заметил, что Глав и ещё какой‑то дружинник методично раздевали убитых нами врагов. Кольчуги, сапоги, пояса с ножами, всё складывалось в отдельную кучу. Это была наша законная добыча, и никто не посмел бы её оспорить.

Дружинники Шуйского тоже обыскали и раздели убитых ими противников, и как я уже говорил, тела сложили радом с их выжившими товарищами.

Вдруг Глав выпрямился и направился к кустам и через минуту он появился обратно, волоча по земле щуплое тело. Глав стащил с него кожаную кафтан и снял с пояса колчан со стрелами, а потом снова скрылся в кустах.

Когда он вернулся, в руках у него был лук. Даже на расстоянии я видел, что это была отличная работа, дерево ровное, изогнутое, рукоять обмотана кожей. Такого не было даже у Семёна‑лучника – лучшего стрелка в дружине Ратибора.

– Митрий, – подошёл ко мне Глав, протягивая лук. – Посмотри – это хорошее оружие. Его можно за дорого продать.

Я взял русский лук*, повертел в руках. Дерево было гладким, тщательно обработанным. Тетива крепкая, из сухожилий. По дурости и никак иначе своё действие назвать не могу, я попробовал натянуть, но почувствовав боль в руке, отложил.

(от авторов: Материалы и конструкция: изготавливался из нескольких кусков древесины разных пород (лиственница, сосна, ель, берёза, вяз, клён и др.). Имел форму буквы «М» с плавными перегибами.

– Очищенные от коры заготовки подсушивали на воздухе в затемнённом месте несколько дней, затем обрабатывали топором и ножом и снова просушивали.

– Из подготовленных заготовок вырезали основные части лука, которые снова высушивали, но на этот раз на солнце.

– Части лука склеивали рыбьим клеем. Для приготовления самого прочного клея использовали плавательные пузыри осетров.

– Лук обклеивали берестой, снятой с берёз, растущих на сухих возвышенных местах.

– Окончательным этапом отделки было украшение лука.)

Продавать лук я не собирался. Как и доспех убитого командира, что ранил Ратмира. Его я собирался подарить по возвращению в Курмыш Григорию. В общем всё хорошее я собирался оставить себе. Может что‑то и продадим, но скорее всё отправится на перековку.

Примерно через час была приготовлена похлёбка. И готовил её для нас Шуйский, отец Варлаам и Ярослав. У остальных и так дел хватало. Двоих дружинников боярин отправил в лес, посмотреть не остались ли поблизости враги. И те вернулись через час с десятью лошадьми. Подслушав доклад, я понял, что бежавшие воины забрали большую часть лошадей с собой.

Ещё один дружинник следил за пленниками пока те копали большую могилу для своих товарищей. Хоть те тоже были ранены, но их состояние никого не волновало.

Наших же павших товарищей собирались по утру отправить на одной из телег Нижний Новгород, где их захоронят как, полагается.

Я доел княжескую похлёбку и поставил миску на землю. И поблагодарив за еду направился в свою палатку. Тело всё ещё ломило, но стало немного легче, горячая еда и отдых делали своё дело. Рука пульсировала глухой болью, грудь ныла при каждом вдохе, но я уже привык к этому дискомфорту.