– Здравствуй, отец, – издалека начал я. – Не засиделся ли ты на месте?
Григорий нахмурился, почуяв неладное.
– Опять куда‑то ехать? – проницательно спросил он.
– В Москву, – не стал я больше юлить. – Долю княжескую отвезти надо. Сам понимаешь, с гонцом такое не пошлёшь, да и с простым десятником тоже. Тут человек нужен авторитетный, весомый, а ты всё‑таки дворянин Строганов.
Он тяжело вздохнул, глядя куда‑то поверх моей головы.
– Безрадостная весть, Дмитрий, – признался он. – Не люблю я эти поклоны бить да в прихожих ждать. Но… ты прав. Кому другому доверить боязно.
– Вот и я о том же, – подтвердил я. – Соберёшь десяток надёжных парней, возьмёшь телегу покрепче. Заодно и Ратибору Годиновичу весточку передашь, и Шуйским.
– Если надо, значит, поеду, – коротко отрубил он, ставя точку в разговоре. – Завтра и начну сборы.
В этот момент дверь отцовского дома распахнулась, и на крыльцо вылетел маленький вихрь.
– Дима! – звонкий девчачий голос заставил нас обоих обернуться.
Моей сводной сестрёнке в этом году исполнилось восемь, но в куклы она играть категорически отказывалась. Эта маленькая амазонка в простом льняном сарафане, из‑под которого виднелись штаны, неслась ко мне со всех ног. На поясе у неё болтался настоящий колчан со стрелами, а за спиной виднелся лук.
Она с разбегу врезалась в меня, обхватив руками за пояс. Я едва устоял, рассмеявшись, и погладил её по растрёпанным русым волосам.
– Привет, валькирия, – улыбнулся я. – Не тяжела ноша?
Как я уже рассказывал, Григорий поручил Семену учить Иву стрельбе из лука. Мой десятник хвалил её, и уж точно не для красного словца. Взрослый лук у неё пока не хватало сил натянуть, но с детским управлялась получше многих новиков.
Тем временем она задрала голову, глядя на меня огромными, сияющими глазами.
– Дима! А правда, что у тебя в тереме людоедка живёт?
Я поперхнулся воздухом. Григорий хмыкнул, пряча улыбку в усы.
– Кто? – переспросил я, хотя уже догадывался откуда ветер дует.
– Ну та… чёрная! – Ива понизила голос до шёпота, сделав страшные глаза. – Мальчишки говорят она людей ест! И что она заколдованная!
Я с небольшим раздражением вздохнул.
– Глупости это, Ива, – серьёзно сказал я, присев перед ней на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне. – Её зовут Нува. И она никакая не людоедка. Она такой же человек, как мы с тобой. И питается она тем же, что и мы, кашей, хлебом… пьёт молоко и воду…
– Правда? – недоверчиво протянула сестра.
– Честное слово Строганова, – я щёлкнул её по носу. – Не слушай болтунов.
Ива тут же потеряла интерес к гастрономическим пристрастиям африканки и переключилась на более важные для неё темы. Она гордо поправила лук за спиной.
– А я сегодня в мишень три раза попала! – похвасталась она.
– Слышал, слышал, – улыбнулся я. – Семён тебя хвалит.
В этот момент в дверях показалась Глафира. Она вытирала руки о передник, с теплотой глядя на эту сцену. Следом за ней выкатился Сева, а за ним, смешно переваливаясь с ноги на ногу, но уже вполне уверенно, топал на своих двоих мой младший брат Иван.
– Дима! – обрадовалась Глафира. – Как хорошо, что зашёл. А мы как раз за стол садиться думали. Заходи, покушаешь, чем Бог послал. Щи горячие, с мясом.
От запаха, донесшегося из открытой двери, у меня предательски заурчало в животе. Утро выдалось суматошным, и маковой росинки во рту не было.
– Не откажусь, – ответил я.
Мы поднялись на крыльцо. Сева, увидев меня, тут же подтянулся, стараясь выглядеть старше и серьёзнее. Он видел, как мы въезжали в город с добычей, видел трофейные сабли и коней, и его мальчишеское сердце жаждало славы.
– Дмитрий Григорьевич, – начал он, стараясь басить. – А ты меня возьмёшь в следующий раз в поход? Я уже сильный! Я могу…
Он не успел договорить. Григорий, который шёл следом, положил тяжёлую руку ему на плечо.
– Ты сначала клинок хотя бы деревянный научись держать, – отрезал отец. – И не путать с какой стороны за него браться.
Сева насупился, покраснев до ушей.
– Я умею! – буркнул он.
– Умеешь? – Григорий прищурился. – А кто вчера на тренировке от замаха уворачивался, вместо того чтобы блок ставить? Кто строй ломал?
Я промолчал, но мысленно был полностью согласен с отцом. Я знал не только от Григория, но и от других дружинников, что занимались с детьми дружинников готовя новых воинов с малых лет, что Сева на занятиях, мягко говоря, валяет дурака. Ему хотелось сразу в бой, рубить врагов и получать награды, а вот монотонная работа… отработка ударов и скучная дисциплина наводили на него тоску.
Пару раз я порывался поговорить с ним, объяснить, что без пота крови не сберечь, но Григорий меня останавливал. «Не лезь, – говорил он мне тогда. – Если сам не поймёт, то и в дружине ему делать нечего. Пусть лучше землю пашет, целее будет».
И я уважал этот подход. В конце концов кумовство может погубить дружину быстрее, чем вражеские стрелы. Но с другой стороны мне было жалко Севу, ведь дружинники стояли в иерархии выше простых крестьян. Намного выше…
– Марш за стол, герой, – подтолкнул его Григорий. – Силы тебе понадобятся, завтра двойную норму на тренировке отрабатывать будешь.
Сева тяжело вздохнул, но спорить не посмел. Авторитет Григория в семье был непререкаем.
Обед прошёл в семейной обстановке. Глафира хлопотала, подкладывая мне лучшие куски; Иван, сидя на высоком стульчике, размазывал кашу по столу и что‑то весело гулил; а Ива то и дело пыталась рассказать мне про свои приключения в лесу. Я слушал, кивал, ел вкуснейшие щи, и на душе становилось теплее.
Отобедав и поблагодарив родню за хлеб‑соль, я поднялся, ведь дел было невпроворот.
– Спасибо, хозяюшка, – поклонился я Глафире. – Всё было очень вкусно.
– Заходи почаще, Дима, – попросила она. – А то совсем заработался.
Выйдя на улицу, я вдохнул полной грудью.
Прошла неделя, и воздух в Курмыше стал, кажется, даже чище. Может, грубо звучит, но когда владыка Филарет наконец‑то отбыл, я вздохнул с облегчением.
Епископ уехал не с пустыми руками, он забрал причитающуюся церкви долю добычи. Причём, к моему удивлению и немалому удовольствию, он распорядился ею весьма по‑хозяйски. Часть добычи пойдёт на закупку всего необходимого для нашего строящегося храма: икон, утвари, дорогих красок для росписи стен. Обещал даже выписать артель богомазов из Москвы, как только стены просохнут.
Но самое главное – с меня свалилось ярмо долга.
– Ну, Дмитрий Григорьевич, – сказал Варлаам, провожая взглядом начальство и потирая руки, – теперь заживём. Ссуду твою Владыка велел считать погашенной. Из той доли, что мы забрали, половину он записал в счёт твоих семисот пятидесяти рублей. Так что мы в расчёте.
– Слава Богу, – искренне ответил я.
Быть должником церкви в пятнадцатом веке удовольствие ниже среднего. А теперь я был чист, храм строился уже, по сути, на трофейные деньги, а не за мой счёт, и моя совесть была спокойна.
С отъездом епископа решилась и вторая проблема. Мастера‑плотники и каменщики, которых пригнали на стройку церкви, остались в моём распоряжении.
Я собрал старших мастеров у реки.
– Значит так, – сказал я, разворачивая на пне грубый берестяной чертёж. – Церковь подождёт с недельку. Сейчас мне нужно вот это.
Они сгрудились над пергаментом и в глазах я видел понимание. Это были профи своего дела. Тем более я уже знал, что большинству из артели приходилось уже строить водяные колёса. Но только верхнебойные, подливные и среднебойные. Так что понимание, что я от них хочу, у них было. Показав место, где, как мне казалось, будет идеальное место для колеса, начались споры, как лучше всё сделать. Я послушал их немного, и поняв, что они в этой теме разбираются получше меня, пошёл в сторону терема.
Нижний Новгород ждал. Мне нужно было продать камни, закупить товары и, наконец, превратить награбленное в ресурсы для развития.
