– Дааа, – произнёс Ярослав, смотря на бывший хутор Зайцево, – не густо.

– Его ещё до нашего прибытия сожгли, – сказал я. – Но вот позиция здесь уж больно удачная. Частокол с башнями поставить, и от небольшого отряда тут легко отбиться можно.

Ярослав спорить даже не думал, сам всё видел своими глазами.

– Тогда решено, – сказал он. – Как заморозки спадут, жди переселенцев. Только… – сделал он паузу. – Пошли холопов зимой лес валить. Чтобы…

– Разумеется, – перебил я княжича. – Я уже об этом тоже думал.

Однако гости появились раньше, чем я планировал. Я стоял на участке стены, которую недавно возвели, и глядел, что ещё можно сделать, чтобы улучшить обороноспособность крепости. Разумнее всего было строить каменные стены. Вот только они здесь были без надобности. Татары из Казанского ханства сильный враг, но уже не те, что были в самом начале нападения на Русь в 1223 году.

Конечно, совсем списывать их со счетов нельзя. Вот только, если бы сейчас я оказался в той же ситуации, и находился где‑то на границе с Ливонским орденом или с Великим княжеством Литовским, то первым делом бы стал возводить каменные стены. Европа была куда развитее, и будем честны, уже в это время Русь отставала от неё. Это я к тому, что тот же Константинополь был взят с использованием артиллерии. И хоть она ещё использовалась не повсеместно, но деревянные стены им сломать, как нефиг делать. И противники в Европе куда опаснее, чем с моей стороны.

Кстати, когда я был в Москве, в Кремле видел тюфяки и пищали. Выглядели те… мягко сказать архаично. НО сам факт их наличия для меня стал откровением.

Я знал, что Иван Грозный брал Казань и Астрахань с использованием артиллерии, и почему‑то учительница истории в школе говорила, что это было первое применение артиллерии… По крайней мере я так запомнил. Вот только, как оказалось, ещё при осаде Москвы ханом Тохтамышем использовались тюфяки, что заряжались каменным дробом.

И я понимал немаловажный факт. Стены – это хорошо, но оружие тоже нужно. Нужна артиллерия, нужен порох, плавильные печи, но пока у меня до этого не доходили руки! Слишком сложное хозяйство мне досталось.

– Господин! На дальнем кордоне видели всадников! – подбежал ко мне запыхавшийся Ратмир.

Я напрягся и тут же спросил.

– Сколько?

– Трое.

– Трое? И чего ты так бежал тогда? Я уж, грешным делом, подумал татар войско несусветное идёт… – усмехнулся я. – Иди встречай.

Через час привели троих, по виду воинов.

Старший из них, широкоплечий детина с бородой до пояса, поклонился.

– Здравствуй, господин Строганов. Меня зовут Захар. Это Игнат и Прокоп, – указал он на спутников. – Мы из дружины боярина Боброва. Разорился он и распустил нас. Слышали мы, что ты людей берёшь на службу, с землёй и жалованьем.

Я подошёл к ним поближе.

– Откуда слышали? – спросил я.

– Князь Бледный объявил клич по округе, – ответил тот, который представился как Захар. – Мы же были в Нижнем, когда об этом услышали, и решили попытать счастья.

Я кивнул.

– Воевали?

– Да, – снова за всех ответил Захар. – Татар били, врагов нашего барина тоже били. – Я кивнул, поняв, что эти трое участвовали в межбоярских разборках. – Даже против Литовцев отбивались.

– Мы служить готовы, – произнёс Прокоп. – Понимаем, что всё заново начинать придётся. Но выбора у нас большого нет, а время идёт, семьёй, детьми обзаводиться пора.

Мне понравилась их прямота.

– Ладно, посмотрим на вас. Ратмир, – сделал я жест рукой холопу, чтоб подошёл, – покажет, где жить будете. По жалованию позже поговорим. Хочу вначале посмотреть, что умеете и как саблю в руках держите. Земля под усадьбу будет. Весной межевание проведём. Лес я уже приказал валить, но если хотите себе дома хорошие ставить, то лучше вас самих никто ничего не сделает. Думаю, сами это уже знаете. – Они кивнули. – Места здесь не спокойные. Более того, ходят слухи, что татары по весне могут нагрянуть, но, как видите мы готовимся, – показал я на крепостные стены. – Что до доли с трофеев, то, что с боя взято, то свято, и…

– Прости, что перебиваю, совсем не будешь брать доли? – спросил Захар.

– Десятую часть, – ответил я. – Если что мне по душе придётся, буду иметь право выкупа первым, но опять же, неволить не буду. Захотите оставить себе, оставляйте. Годится?

Они переглянулись.

– Годится, господин, – ответил Захар.

– Тогда следуйте за Ратмиром. – Следующие слова я сказал своему холопу. – Накорми, дай отдохнуть. Завтра утром пусть выходят сабельками помахать с сотником. Потом мне доложишь, как они. Понял?

Ратмир поклонился, и пошёл исполнять указание.

За следующие две недели пришли ещё десять человек. Все бывшие служилые, все с опытом. Я с каждым разговаривал лично, смотрел в глаза, слушал их речь. Двоих из них отсеял. Поведение и взгляд у них были… ненадёжными что ли. Просто интуиция мне подсказывала, что брать их будет ошибкой, а я привык ей доверять.

Новеньких тоже определили в старые казармы, и тренировки с ними шли с рассвета и до заката. Конная сшибка, фехтование, сабля, копьё, лук. Григорий гонял их без жалости. Он сам вставал в строй, показывал, как надо, а не только командовал. Разумеется, без проверок кто круче не обошлось. И что тут могу сказать, Григорий был создан для службы, и однажды брошенная им же фраза полностью раскрывала его суть.

Я не торгаш, а воин.

И никто из новоприбывших не смог его одолеть.

Что же до новиков‑сирот. Они обучались воинскому делу, правда, отдельно, но рядом. Я хотел, чтобы они видели взрослых – учились и равнялись на них. И вроде это работало, по крайней мере старание на лицах мальчишек я наблюдал.

Двадцать шестое ноября по старому стилю, единственный день в году, когда крестьянин мог уйти от своего барина, расплатившись с долгами. День свободы и день перемен.

Я стоял на стене, глядя на дорогу, ведущую из соседних сёл. Рядом, кутаясь в тёплую рясу, стоял Варлаам.

– Едут, – констатировал дьякон. – Слово, пущенное правильно, большую силу имеет. Люди знают, что здесь земля добрая, господин справедливый, оброк лёгкий.

– Десятина, – поправил я. – Не оброк, а десятина натурой. Разница есть.

– Для них это одно и то же, – отмахнулся он. – Главное, что меньше, чем у соседей. Лыков три шкуры дерёт, его брат и того больше. А ты даёшь землю почти даром.

– Нам бы мужиков побольше! – сказал я.

– Куда нам больше? – проворчал Григорий, сплевывая на мёрзлую землю. – Это ж не воины. Это голытьба. Их кормить надо, одевать, а зима в самом разгаре!

– Это люди, – ответил я. – А люди – это сила. Если мы хотим не просто выжить, а удержаться здесь, нам нужны рабочие руки. Пахари, плотники, скотники. Воины у нас будут, а кто хлеб растить станет?

Варлаам, стоявший по другую руку поглаживая бороду, кивнул.

– Истинно говоришь, Дмитрий Григорьевич. Приток паствы – благословение Божье. Чем больше душ, тем крепче молитва. И тем быстрее мы сможем приступить к делу богоугодному.

Я покосился на него. Опять он про свою каменную церковь.

– Отче, давай мы этих душ сначала расселим, чтобы они до весны не перемёрзли, а потом уж о камнях думать будем.

– О душе забывать нельзя, – мягко, но настойчиво возразил дьякон. – Люди идут не только за хлебом, но и за утешением. Видя храм, они увидят силу твою и веру твою. А значит, и защиту.

Я промолчал. Спорить с ним было бесполезно, да и прав он был, чертяка.

Первые телеги показались к полудню. Сначала это были одиночки, парни с беглыми глазами, у которых за душой только топор за поясом да рваный зипун. Потом пошли семьи. Телега, запряжённая клячей, у которой рёбра можно пересчитать, не вставая с лавки, баба с грудным ребёнком на руках, да выводок чумазых детей, цепляющихся за подол. Три семьи, мужики с жёнами, детьми, скарбом, навьюченным на худых лошадей. Они остановились у ворот, неуверенно переминаясь.