В зале повисла тишина. Шуйский за его спиной, кажется, перестал дышать. Тверской удивлённо выгнул бровь.

– Не можешь? – наклонил голову Иван. И я стал догадываться, что он предвидел мой ответ. – Или не хочешь?

– И то, и другое, государь.

Иван молчал минуту.

– Знаю я, чего ты хочешь, – вдруг усмехнулся он, и улыбка эта была похожа на оскал. – Воли хочешь. Сам себе хозяином быть хочешь. Умный ты, Митрий. Слишком умный для простого сына десятника.

Он развернулся и пошёл обратно к трону, но не сел, а остановился рядом с митрополитом.

– Так я и думал, что ты откажешься. Гордыня в тебе говорит. – И чуть громче, так, чтобы все слышали, с уважением добавил. – ПОРОДА!

– Порода? – раздались шепотки со всех сторон.

Я сделал вид, что не понимаю о чём он, но это было не так. Началось представление, в котором мне нужно было отыграть свою роль правильно.

– А ты думал, я не проверю, кто ты таков? – и тогда Иван кивнул Феодосию. – Откуда взялся такой самородок?

Митрополит шагнул вперёд. В руках у него была толстая книга в кожаном переплёте с металлическими застёжками.

– Я попросил владыку Феодосия проверить церковно‑приходские книги, – продолжил Иван, и в его голосе зазвучали торжественные нотки, – и архивы старые поднять, и знаешь, что написано в них?

Я отрицательно покачал головой, и тогда Великий князь посмотрел на митрополита.

– Тебе есть что сказать, Феодосий?

– Да, Великий князь, – проскрипел старик, открывая книгу на месте, заложенном шёлковой лентой. Пальцы его, унизанные перстнями, дрожали. – В летописи Софийского собора, в записи за лето 6772 от Сотворения мира… – Он откашлялся и начал читать нараспев. И у меня было время быстро посчитать о каком годе он говорит.

– «То есть за 1264 год по новому счёту», – отнял я пять тысяч пятьсот девять лет.

Тем временем митрополит продолжал.

– … значится боярин Иван Семёнович Строганов, что служил в Киеве у князя Даниила Романовича Галицкого. У него был внук – Осип Иванович. А у Осипа – сын Григорий'.

– А в книге венчаний за 1448‑й год, – продолжил Феодосий, перелистнув страницу, – есть строка: «венчан Григорий, сын Осипов, на Дарье, а восприемником (крёстный) у него был Яков Иванович, племянник боярина Ивана Семёновича».

Митрополит захлопнул книгу.

– Всё сходится, Митрий Григорьевич, – произнёс Иван Васильевич, глядя на меня с победным видом. – Отец твой, Григорий, хоть и обеднел и в десятники пошёл, но кровь в нём благородная! Род твой от того самого Ивана Семёновича Строганова. Очень древний род и знатный.

Я стоял, открыв рот, продолжая отыгрывать свою роль. Всё, что сказал Митрополит, была наглая, но при этом красивая ложь.

Мне было доподлинно известно, что Григорий был простым воякой. Никаких Строгановых там и близко не лежало. Иван просто легализовывал меня. Подался мольбам Марии Борисовны, и выполнил, что она от него хотела. И он создал дворянина, прямо на глазах у всех.

– Ты понимаешь, что это значит? – спросил Иван Васильевич, наслаждаясь моим мнимым замешательством.

Я медленно кивнул.

– Понимаю, государь.

Это значило, что я больше не никто. Я – Строганов. У меня есть герб, есть предки (пусть и выдуманные митрополитом по приказу князя), и есть право на землю и власть.

– Ну? – Иван прищурился. – Признаёшь ли ты родство своё? Готов ли принять имя предков и служить мне, как подобает дворянину?

– «Ага, не боярином, как я подумал вначале представления, а дворянином. Ну и ладно».

Я посмотрел на Шуйского. Тот едва заметно кивнул, в глазах его читалось: «Бери, дурак, пока дают».

Я глубоко вздохнул. Строганов, так Строганов. Фамилия, вроде, подходящая.

– Признаю, государь.

Не знаю зачем, наверное, фильмов насмотрелся в своё время… в общем, я опустился на одно колено.

– И благодарю за память о предках моих, коих судьба разбросала. Клянусь служить тебе верой и правдой. Имя Строгановых не посрамлю.

Иван Васильевич расцвёл. Он подошёл, положил тяжёлую руку мне на плечо.

– Вот и славно, Дмитрий Григорьевич. Вот и славно. Встань.

Я поднялся.

– Земли просил? – спросил Иван уже по‑деловому. – Будут тебе земли. Жалую тебе вотчину в уезде Курмышском. – Я заметил как Иван Васильевич с ехидством смотрит на меня. – Да‑да, те самые угодья, где ты жил последние шесть лет. Теперь крепость на тебе. Отец твой, хоть и старший в роду, но старшим тебя назначаю. Понял?

– Понял, Великий князь.

– Также, чтобы на ноги смог встать, освобождаю от платежей всяких податей, и государственных, и церковных, сроком на десять лет.

– Спасибо, Великий князь, – искренне сказал я. – Я не подведу.

– Знаю, что не подведёшь, – Иван сжал с силой моё плечо так, – А коли подведёшь, так мы с тобой уже говорили: кол на площади всегда свободен.

Великий князь отпустил меня и кивнул дьяку, что стоял рядом с митрополитом.

– Чин дворянина московского с правом участия в Боярской думе при обсуждении вопросов, касающихся медицины и обороны границ, – зачитал дьяк с официального свитка.

«Да! Я стал дворянином. Не боярином, но близко. Очень близко!» – пронеслись у меня мысли.

В то время дьяк продолжал читать.

– Жалование в размере ста рублей серебром ежегодно. Право на создание собственной дружины для защиты вотчины и службы Великому князю, – он говорил и говорил, пока наконец‑то не убрал свиток от лица.

– Ты услышал, чем я тебя вознаградил. Теперь же вставай на колено, и слушай свои обязанности.

Я снова опустился на одно колено. Государь положил руку мне на плечо.

– Клянёшься ли ты, Дмитрий Григорьевич Строганов, служить мне верой и правдой, не щадя живота своего?

– Клянусь, Великий князь.

– Клянёшься ли защищать православную веру и русскую землю от врагов внешних и внутренних?

– Клянусь.

– Клянёшься ли исполнять мои приказы, даже если они будут тебе не по нраву?

Я сжал зубы.

– Клянусь.

Иван убрал руку.

– Встань, дворянин Строганов.

Я поднялся.

– Иди домой, в свой Курмыш, – сказал Иван. – Устрой свою вотчину. Набери людей. Но помни: когда я позову, ты вернёшься. И не один, а с дружиной. Понял?

– Понял, Великий князь.

Он махнул рукой.

– Свободен. Дьяк выдаст тебе грамоту и серебро. Василий, проводи его.

Шуйский кивнул и жестом позвал меня следовать за ним.

Мы вышли из тронного зала.

– Ну, Дмитрий Григорьевич, – усмехнулся Шуйский, хлопнув меня по спине. – Поздравляю с обретением родни. Быстро же ты в гору пошёл. Смотри, голова‑то не закружится?

– Время покажет, Василий Фёдорович, – отшутился я, всё ещё переваривая случившееся. – А вот то, что государь мне такую родословную… нарисовал…

– Тс‑с! – Шуйский приложил палец к губам. – Ты что несёшь? Какую нарисовал? Истинно всё! В книгах записано! Сами видели! – с этими словами он подмигнул мне.

Я шёл по коридорам Кремля и пробовал на вкус своё новое имя.

– Я, Дмитрий Строганов. Блин, а звучит!

В голове уже крутились планы. Порох, доменная печь, водяное колесо, прокатные станки, лесопилка. Теперь у меня есть на это право. Осталось найти на всё это ресурсы.

Вечером я вернулся в покои Великой княгини. Мария Борисовна сидела у окна в кресле, укутанная в тёплую шаль. Рядом с ней играл Иван, тогда как Настя шила наряд для куклы

– Митрий! – воскликнул мальчик. – Смотри! Я его раскрасил! Красный кафтан, как у дядьки Михаила!

Я присел осторожно, чтобы не потревожить рану.

– Красавец, – сказал я, разглядывая игрушку. – Настоящий богатырь.

– А ты правда уезжаешь? – спросила Настя, обнимая куклу.

– Да, княжна. Мне пора домой.

– А вернёшься?

– Вернусь, – ответил я. – Когда государь позовёт.

– Тогда ладно, – согласилась девочка.

Тогда Иван протянул мне маленький свёрток, перевязанный лентой.