— Да, пару-тройку лет носил пионерский галстук, — сообщил я ему. — А в 91-ом году пионерская организация перестала существовать. Так что комсомольцем я уже не стал.

            — Интересное же было время, — покачал головой Руслан, — столько замечательных вещей похерили.

            — И не говори, — со вздохом согласился я. — Кто бы что не говорил на этот счет, а мои воспоминания о пионерском детстве самые светлые и тёплые.

            Меня переложили на каталку и повезли не в операционную, а в соседний блок-лабораторию, сплошь заставленную известным и неизвестным мне оборудованием. Воздух здесь был таким же стерильным, как и во всей подземной лаборатории.

            В центре стоял массивный МРТ-сканер, его бубуликообразная форма напоминала портал в другое измерение. Рядом приютился аппарат для магнитоэнцефалографии. Его гелиевый криостат, охлаждающий сверхпроводящие датчики, тихо шелестел, навевая сонливость.

            Я узнал и установку для функциональной ближней инфракрасной спектроскопии — скромный на вид шлем с паутиной оптоволоконных проводов. Но главное, что бросилось в глаза, — это неизвестная мне «гибридная» установка, от которой тянулись пучки проводов ко всему имеющемуся оборудованию, и еще она была снабжена хреновой кучей мониторов.

            — Знакомо? — Руслан похлопал ладонью по корпусу гигантского томографа.

            — В общих чертах, — кивнул я. — Но зачем здесь столько оборудования?

            — Перед имплантацией нам нужно составить «карту» твоего мозга с точностью до нанометра. И не статичную, а динамичную — в реальном времени. Вот такую, смотри…

            Он подвез мою каталку к монитору, на котором пульсировало и переливалось разными цветами сложное трехмерное изображение мозга.

            — МРТ даёт нам анатомическую точность и прекрасное разрешение. Но она медлительна. МЭГ — молниеносна, она отслеживает магнитные поля нейронов в реальном времени, но её пространственное разрешение хуже. А инфракрасный спектроскоп показывает нам гемодинамику — куда и как приливает кровь, когда ты о чём-то думаешь. А ведь у нас есть еще компьютерная и позитронно-эмиссионная томография, электроэнцефалография. Все они по отдельности — хорошие, но ограниченные инструменты.

            — И какой же выход?

            Руслан с гордостью обвел рукой гибридную установку.

            — А вот это — моя гордость! Абсолютно новая система, работающая на принципе одновременной мультимодальной визуализации. Она совмещает данные со всех сенсоров в реальном времени, создавая живую карту мозга. Именно по этой карте робот и будет прокладывать маршрут для нанонитей. Наша задача на сегодня — загрузить эту красавицу работой. Она должна узнать тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. Это и есть начало той самой подгонки.

            Меня бережно переложили на стол, который медленно въехал в тоннель сканера. Раздался ровный, низкий гул.

            — Приступаем, Владимир, — голос Руслана прозвучал из динамика. — Думай о своих руках. Представь, что шевелишь пальцами. Вспомни, каково это — держать скальпель…

            Я закрыл глаза и попытался сделать то, что не делал уже долгие месяцев — не просто вспомнить, а по-настоящему прочувствовать движение. Я погрузился в себя. Это было невероятно сложно — отсечь все лишние мысли и сконцентрироваться на чистом, абстрактном представлении движения, которого мое тело было сделать не в состоянии. Я зажмуривался, стараясь изо всех сил.

            Затем мы меняли установки, надевали и снимали шлемы с датчиками, и с каждым новым исследованием «узоры» на мониторах менялись, выстраивая подробную трехмерную карту моего мозга, визуализированного машиной.

            — Прекрасно, Владимир! — периодически восклицал Руслан, тыча пальцем в монитор. — Видишь эту вспышку? Это твой моторный кортекс откликается на образ движения. А это — зрительная кора, она активна, даже когда ты просто вспоминаешь запах. Очень интересно… Твой мозг выстраивает новые кросс-модальные связи, компенсируя недостаток одних ощущений гиперразвитостью других!

            К концу сеанса я чувствовал себя изможденным, будто пробежал марафон. Но это была приятная усталость, смешанная с возбуждением от осознания происходящего. Руслан тоже откинулся на спинку кресла, устало, но удовлетворенно выдохнув.

            — Всё. Первичная карта готова. Нейросеть, которая будет считывать поток данных с чипа, уже начала обучаться. Она проанализировала твои уникальные нейронные паттерны. Остальное — дело техники. Буквально.

            Он подошел ко мне и положил руку на плечо.

            — Сегодня — отдых. Тебе нужно набраться сил. Завтра они тебе тоже понадобятся.

            — Операция завтра? — волнуясь, спросил я.

            — Завтра, — подтвердил Руслан.

            Я кивнул, не в силах вымолвить и слова. Страх исчез полностью, его вытеснило жгучее, нетерпеливое ожидание. Завтра. Уже завтра…

            [1]Принцип квантовых туннельных переходов в биологии заключается в том, что микрочастицы (электроны, протоны) могут преодолевать энергетические барьеры, не имея достаточной энергии для этого, благодаря своей волновой природе. Этот механизм позволяет биологическим системам осуществлять быструю и эффективную передачу зарядов в таких процессах, как ферментативные реакции, фотосинтез и клеточное дыхание. Вероятность туннелирования зависит от высоты и ширины барьера, а также от массы и энергии частицы.

            Утро следующего дня началось, как обычно — завтрак, санитарно-гигиенические процедуры и массаж. Мои мышцы, долгое время находившиеся в состоянии атрофии, благодарно отзывались на прикосновения сильных рук массажиста — Аннушка, как всегда была на высоте.

            Мне даже показалось, буквально на мгновение, что я что-то почувствовал. Как будто мои мышцы напомнили о себе тугими, почти болезненными, но по-настоящему живыми ощущениями. Но, не стоило выдавать желаемое за действительно — тела я до сих пор не ощущал.

            А вот после массажа пришёл Гордеев. Его лицо было сосредоточенно-серьёзным, а в глазах горел огонь. И я прекрасно его понимал, ведь сегодня, возможно, сбудется его мечта.

            — Всё готово, Владимир, — сказал он без лишних предисловий. — Все установки протестированы и синхронизированы. Сегодня мы устанавливаем чип.

            — Ни пуха, ни пера, Руслан! — ответил я, когда санитары перекладывали меня на каталку.

            — К чёрту! — вполне серьёзно отозвался Гордеев, демонстративно три раза плюнув через левое плечо.

            Это заставило меня улыбнуться. Несмотря на прекрасное образование, даже некоторую гениальность, научную степень доктора наук и суперсовременное оборудование, Руслан, как и мы, простые смертные, оказался подвержен традиционным суевериям и приметам.

            Хотя, как считают некоторые психологи, следование приметам и суевериям успокаивает нервы, снимает тревогу, укрепляет веру в собственные силы и улучшает настроение, позволяя добиваться поставленных результатов с куда большей эффективностью. Так-то!

            Меня перевезли в ту самую навороченную операционную, в которой я уже бывал ранее. Воздух был холодным и стерильным, пах озоном, металлом и пластиком. В центре стоял похожий на кокон операционный стол, окружённый немыслимым количеством мониторов и манипуляторов, готовых к работе. Руслан, уже в хирургическом халате и маске, жестом указал на стол.

            — Владимир, начинаем…

            Меня переложили на холодную поверхность, мягко зафиксировали голову и ввели в состояние искусственного медикаментозного сна. Это был не полный наркоз, а скорее глубокое, лишённое сновидений забытьё, сквозь которое пробивались какие-то обрывки ощущений. Я не чувствовал боли, лишь давление, вибрацию и какие-то далёкие приглушённые звуки.