«Лана, что вообще происходит? Если это моё время и моё тело, то почему я абсолютно здоров? Где мы на самом деле? Или точнее будет — когда? Почему здесь всё… советское?»

            «Территориально вы находитесь в Москве, в подвальной лаборатории того же Научно-исследовательского института. Вы в своем времени, Владимир. А вот что касается вашего состояния и всего „советского“… Это потребует более подробных объяснений».

            «Ну же? Лана, не томи!» — Я уже изнывал от неопределённости, хотя какие-то догадки у меня имелись.

            «Пока вы находились без сознания, я установила беспроводное соединение с ближайшими сетевыми узлами для анализа окружающей обстановки. Полученные данные позволили мне сделать следующий вывод…»

            В моем сознании возникла голографическая проекция, видимая лишь мне. Карта мира. Но не та, к которой я привык. Границы мировых государств были совершенно иными. На месте Соединенных Штатов Америки красовалась целая россыпь «независимых республик».

            Часть Европы была объединена под флагом «Евросоюза Народных Демократий». А оставшаяся — всё еще была блоком стран социалистического лагеря, включая даже такие исчезнувшие, как ГДР, Чехословакия и Югославия. В этой реальности они всё еще существовали.

            «Мой анализ исторических сводок из открытых источников СЕТи — Советской Единой Телекоммуникационной Сети, — расшифровала она незнакомый мне термин, — указывает на одно: ваша авантюра, Владимир, с передачей базы данных знаний о будущем — блестяще удалась. Холодная война в этой ветке реальности закончилась иначе. Не СССР распался в 1991 году, а США, что повлияло и на полное „переформатирование“ Европейского Запада».

            Я лежал, не в силах пошевелиться, впитывая шокирующую информацию. Значит, я не просто вернулся. Я вернулся в другой мир. Мир, который сам же и изменил своими действиями в прошлом.

            'А та магнитная пленка, Лана? В какие руки она попала?

            «Сведения о инциденте с Родионом Гордеевым 9 сентября 1979 года в открытом доступе отсутствуют, как и данные о каких-либо изъятых материалах. Однако, — её голос стал чуть более размеренным, — если учитывать тот факт, что все „реформаторы“ Советского Союза так или иначе были не допущены к рычагам власти, а большинство техногенных катастроф, включая аварию на Чернобыльской АЭС не произошло — информация с той плёнки так или иначе была использована и изменила ход истории».

            «Это я уже понял. А моё тело? Почему я не парализован, как в прошлый раз?»

            «Советский Союз не распался, — ответила нейросеть. — Военного конфликта, в котором вы пострадали, тоже не случилось».

            Голос Ланы на мгновение прервался, будто она обрабатывала запрос колоссальной сложности.

            «Но это лишь следствие. Мне потребовалась проверка данных из нескольких исторических архивов, включая рассекреченные и оцифрованные материалы КГБ, чтобы построить полную картину. Я готова предоставить отчёт. Основной запрос: кем стал человек, получивший доступ к данным с той магнитной плёнки?»

            «Кем?» — мысленно выдохнул я.

            На моём нейроинтерфейсе вновь появилась какая-то карта. Точнее не карта, а скорее, лента времени. Я видел знакомые события конца 70-х, которые текли своим чередом, но затем начали плавно, но неумолимо отклоняться от знакомого мне курса.

            «Леонид Ильич Брежнев, — повествовала Лана, — благодаря ряду вовремя предотвращённых проблем со здоровьем, не без вмешательства хорошо известного вам профессора Разуваева, возглавившего лабораторию после смерти Гордеева, сумел сохранить ясность ума и оставался на посту Генерального секретаря вплоть до 1985 года, после чего ушёл на почётную и заслуженную пенсию. Скончался в 2003-м, в возрасте 96 лет, являясь символом эпохи 'Завершённого строительства развитого социализма».

            Я невольно усмехнулся. «Завершённого»! Какой удивительный, невозможный для моего мира термин.

            «А кто пришёл ему на смену?» — нетерпеливо спросил я.

            Проекция сменилась. Теперь перед моим внутренним взором предстала официальная фотография генерального секретаря, пришедшего на смену Леониду Ильичу. Суховатое, интеллигентное лицо в очках, умный и пронзительный взгляд. Я узнал его сразу, хоть он и постарел с нашей последней встречи.

            «После уведомления Брежневым Политбюро ЦК КПСС о своем желании уйти в отставку из-за возраста, — бесстрастно продолжила Лана, — на внеочередном Пленуме ЦК КПСС подавляющим большинством голосов Генеральным секретарём ЦК КПСС был избран человек, чей авторитет в партии и спецслужбах к тому времени был непререкаем, а разработанная им стратегия „Упреждающего технологического и социального рывка“ получила полную поддержку. Им стал Эдуард Николаевич Яковлев, к тому времени генерал армии, бывший начальник Научно-исследовательского института разведывательных проблем ПГУ КГБ СССР».

            Вот оно, значит, каким был исход моего поступка. Плёнка не ушла в никуда и не попала в руки случайных людей. Она легла на стол к тому, кто был способен не просто прочитать её, но и понять, проанализировать и, самое главное, — реализовать содержащиеся в ней знания. Холодный, расчётливый ум Яковлева, подкреплённый знанием всех будущих провалов, предательств и побед противника, оказался способен коренным образом изменить мир.

            Я медленно сел на койке, поставив ноги на холодный кафельный пол. Голова шла кругом, но тело слушалось беспрекословно. Я закрыл глаза. Мир, который я знал, больше не существовал. Я уничтожил его за три дня, практически не покидая подвальной лаборатории НИИ КГБ в 1979-ом году. Я стёр с лица земли одну сверхдержаву и подарил жизнь другой.

            И теперь мне предстояло жить в этом новом, странном, победившем Советском Союзе. С его отечественными «Электрониками» и «Рубинами» вместо «Олимпусов» и «Самсунгов», с его СЕТью вместо Интернета. И самое главное, я до сих пор не знал, почему я сейчас здесь — в этой больничной койке?

            Неожиданно дверь в палату бесшумно открылась, и в следующее мгновение в неё ворвался Руслан Гордеев. Точь-в-точь такой, каким я его помнил. Лицо Гордеева было бледным, глаза лихорадочно блестели, а сам он выглядел так, будто не спал уже несколько суток кряду. Он одним движением оказался рядом с моей койкой.

            — Слава Богу, Володя, ты жив! — нервно выдохнул он. — Я боялся, что мы потеряли тебя навсегда…

            Он схватил мою руку, его пальцы были холодными и дрожали. Я не мог вымолвить ни слова, моё сознание всё ещё было переполнено образами альтернативной реальности и вида этого нового, но чужого мне мира.

            — Руслан… — произнес я, поморщившись — моё горло продрало словно крупным наждаком. — Что… что произошло?

            — Сбой, Володя, чёртов сбой! — Он провёл рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. — Испытания по вживлению в мозг нашей новой биологической нейросети. Ты должен был первым протестировать подключение прямого нейроинтерфейса. Всё шло по протоколу, но потом… потом неожиданный скачок напряжения в системе… Ты впал в кому… Три недели, Володя! Мы не знали даже, что и думать… Судя по показаниям приборов, тебя терзали такие чудовищные галлюцинации, что становилось страшно…

            Галлюцинации? Я медленно переводил взгляд с его отчаянного лица на мерцавшую на стене эмблему Министерства здравоохранения СССР, которого не должно было быть. Но всё это было реально, как и то, что я пережил совсем недавно. Слишком реально, чтобы оказаться просто бредом моего воспалённого сознания…

            Конец книги.