— Гордеев, ну где тебя носит?

            — А в чем дело, товарищ генерал-майор? — Я сделал шаг вперед, внутренне собравшись. — Вроде бы не опоздал.

            Яковлев приблизился ко мне и, понизив голос, выложил новость, от которой у меня похолодело внутри.

            — Через час, — произнёс Яковлев, бросив взгляд на часы, — нас с тобой ожидает у себя председатель Комитета Государственной Безопасной Юрий Владимирович Андропов. Лично! А ты говоришь, что не опоздал…

            Яковлев, не дав опомниться, заставил меня переодеться в форму — сам он тоже был при параде, а затем в буквальном смысле схватив за локоть, потащил меня обратно к выходу. Лёва замер у своего стола с глазами, полными неподдельного ужаса и любопытства.

            Мы стремительно поднялись наверх миновали коридоры, и вышли к служебному входу, где нас ожидала, тихо урча двигателем, начальственная «Волга».

            — Садись, — бросил Яковлев, указав на заднюю пассажирскую дверь. — Пока едем — думай, что будешь говорить, — посоветовал он мне, обходя машину с другой стороны.

            Я нырнул в просторный салон генеральского авто. Воздух внутри приятно пах кожей и хорошим табаком. Генерал резко опустился рядом, отдача подвески заставила автомобиль качнуться. Он отдал короткую команду водителю, и мы тронулись, плавно и бесшумно выруливая на улицу.

            Мой мозг лихорадочно работал, пытаясь осмыслить происходящее. Андропов. Лично. Из-за вчерашнего инцидента с детьми… Что ж мне ему говорить-то? Внезапно в салоне раздался резкий, пульсирующий звонок. Яковлев неторопливо снял трубку встроенного в салон аппарата спецсвязи.

            — Яковлев… Уже в пути… Так точно… Понял, Юрий Владимирович!

            Эдуард Николаевич положил трубку и на несколько секунд замер, глядя в пустоту. Его лицо, обычно непроницаемое, выражало крайнее изумление. Затем он резко наклонился к водителю:

            — Андрей, меняем маршрут. В Кремль.

            Машина, почти не сбавляя хода, описала плавную дугу на перекрёстке и рванула в сторону Красной площади.

            — Эдуард Николаевич, что случилось? — не удержался я и задал вопрос генералу.

            Яковлев медленно повернул ко мне голову. В его глазах читалась та же растерянность, что и у меня.

            — Видимо, Родион, твои весьма нетрадиционные методы поиска пропавших детей удивили не только меня, — поделился он своими соображениями. — Моим докладом Андропову заинтересовались на самом верху. Сегодня, Родион Константинович, ты познакомишься не только с Председателем КГБ СССР, а с самим Генеральным секретарём ЦК КПСС — Леонидом Ильичом Брежневым.

            Что? Брежнев? Генсек? Лично? К такому повороту событий я оказался совершенно не готов. Однако, где наша не пропадала? Пообщаемся и сильными мира сего.

            Вскоре мы пронеслись через Боровицкие ворота, и оказались за стенами Кремля — в самом сердце советской империи. Миновав несколько КПП, где наши документы проверяли с дотошностью, граничащей с маразмом, мы, наконец, оказались в приёмной генерального секретаря.

            Пришлось подождать минут двадцать, до того, как дверь в кабинет открылась, и нас с Яковлевым пригласили войти. Кабинет был огромным, но не слишком роскошным, как я это себе представлял. Он выглядел скорее монументальным. За длинным столом сидел Леонид Ильич Брежнев, причем, не во главе этого стола.

            Он выглядел весьма уставшим, и намного старше, чем на «парадных» портретах, которые попадались мне в этом времени, но его глубоко запавшие глаза, смотрели на нас с острым, живым интересом. Но и я, к своему изумлению, сумел прочитать в них колоссальный груз ответственности от десятилетий нахождения у власти, поистине великой страны.

            Рядом, словно тень, стоял Андропов, его худощавая фигура и недовольный взгляд добавляли и без того гнетущей атмосфере еще больше напряженности.

            — Товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС! Генерал-майор КГБ СССР Яковлев и майор КГБ СССР Гордеев по вашему приказанию прибыли!

            Брежнев медленно поднялся, тяжело навалившись на столешницу, и небрежным жестом отмахнулся от формальностей.

            — Хорошо, Эдуард Николаевич, я вас услышал… — Голос Генерального секретаря был низким, хрипловатым, но вполне твёрдым. — Проходите, товарищи, садитесь, — пригласил он, жестом указав на свободные места.

            Мы с Яковлевым уселись по одну сторону стола, а Брежнев с Андроповым — остались по другую. Брежнев внимательно, почти по-отечески, посмотрел на меня.

            — Ты, Эдуард Николаевич, помолчи пока, — произнёс Леонид Ильич, — а вот этого молодого человека я и хотел бы послушать. Мне доложили об одном интересном случае, — продолжил он, неспешно раскуривая сигарету.

            Я бросил взгляд на пачку, лежащую рядом с ним на столе — это были сигареты «Новость».

            «Владимир, разархивирована очередная ячейка вашей памяти, - любезно сообщила мне Лана, — это в основном информация о Леониде Ильиче Брежневе. Всё, что вы когда-либо о нём читали, слышали и видели. Если нужно, я предоставлю её вам по первому запросу».

            А вот это было просто замечательно! В своё время я много читал про «золотой век» Советского Союза, пришедший именно на время правления Брежнева. И многое знал про самого вождя, да и про его окружение тоже. И, да, я понял, что действительно многое помню, даже без обращения за помощью к нейросети.

            Вот, например, про любовь Леонида Ильича к сигаретам «Новость», я точно знал. Как помнил и про другой любимый сорт — «Краснопресненские». Помнил так же, когда врачи стали запрещать генсеку курить, он поначалу решил ограничить ежедневную норму. И тогда в одном из технических подразделений КГБ (как бы не в нашем НИИ) ему изготовили красивый темно-зеленый портсигар с таймером и блокировкой. После того как он брал сигарету, следующую портсигар «разрешал» ему только через 45-ть минут.

            — Юрий Владимирович тут мне сказку рассказал, — выпустив струю дыма в потолок, продолжил Леонид Ильич, — что вы пропавших детей нашли, допросив мертвого преступника… Да не всего, а лишь его отрезанную голову… — Он усмехнулся, и качнул головой, что выражало крайнюю степень его недоверия. — Это действительно правда, товарищ Гордеев?

            — Так точно, товарищ Генеральный секретарь, — отрапортовал я по-военному, резко поднявшись на ноги, — чистая правда!

            — И как же вам это удалось, Родион Константинович? — произнёс Ильич, явно заинтригованный, глядя на меня через струйку табачного дыма. — Расскажите, сделайте одолжение. Я, хоть и старый крокодил, но до подобных… сказок страх, как охочий.

            — Леонид Ильич, в этом не только моя заслуга… — начал я свой рассказ, не собираясь почти ничего утаивать от генерального секретаря. Ну, разве что самую малость.

            Я рассказал об опытах советских ученых над оживлением голов животных в 20-х годах. О вызволении из Кащенко профессора Разуваева. Вот на этот раз я не упомянул, чем на самом деле он занимался вместе со Збарским в лаборатории Мавзолея, повернув этот как сумасбродство Хрущева и Серова, тогдашнего председателя КГБ.

            О собственных (Гордеевских) опытах тоже не забыл упомянуть. Но самый фурор для Ильича, конечно, произвел рассказ про отрезанную голову мертвеца, которую удалось оживить и заставить разговаривать, чтобы вырвать у маньяка тайну нахождения похищенных детей.

            Брежнев слушал, не перебивая, лишь иногда одобрительно хмыкая. Когда я закончил, в кабинете повисла тишина. Генсек задумчиво выпустил струйку дыма.

            — И что, — протянул он, — это любого так можно оживить?

            — Любого, Леонид Ильич, — ответил я. — Только, увы, ненадолго. Но я думаю, если продолжать исследования, мы можем добиться поистине фантастических результатов!