— Да. — Гордеев с интересом уставился на меня своими ярко-голубыми глазами.

            — Я… я как-то не интересовался раньше. А как он вообще работает? Этот твой чип. Что это за принцип? На первый взгляд просто магия какая-то. И чем твоя разработка отличается от подобных работ того же Нейралинка, например?

            Руслан усмехнулся, и в его глазах вспыхнул знакомый огонёк учёного, готового часами говорить о своём детище. Он облокотился на ближайший терминал, скрестив руки на груди.

            — Магия? Возможно. Но это — передовая магия, построенная на принципах квантовых туннельных переходов и нейросетевой эмуляции…

            — Постой! — изумлённо перебил я Гордеева. — Причем здесь квантовые тоннельные переходы[1]? Это же чистая физика!

            — Да ты что? — теперь уже изумленно воскликнул юный гений. — Это же основополагающий принцип…

            — Ну, — виновато произнёс я, — как-то это мимо меня прошло. Когда я обучался об этом ничего известно не было. А несколько последних лет, сам знаешь, как-то не до этого было… Прости, что я такой старый и необразованный крокодил.

            — Это ты меня извини, — произнес Руслан, — я не подумал. В общем, если коротко: около десяти лет назад нейробиологи из Канады в ходе одного эксперимента установили, что в головном мозге человека есть неизвестный ранее вид связи между нейронами, передающий информацию со скоростью света про помощи излучения фотонов, что в миллионы раз превышает скорость распространения «классических» сигналов между нейронами — с помощью электрических импульсов.

            — Серьёзно? В миллионы раз?

            — А то! В это сложно поверить?

            — Да нет, — возразил я. — Были предположения, что информация интерпретируется мозгом быстрее, чем теоретически успевают распространяться электрические импульсы.

            — Теперь это предположение доказано экспериментально. Нейроны способны излучать фотоны, которые, используя эффект квантового туннелирования способны обрабатывать и передавать информацию! И в данной модели волноводами являются миелиновые оболочки, покрывающие аксоны нервных клеток. На этом и построен принцип работы моего чипа.

            — А у них? Ну, у наших закадычных коллег? — Шутка, конечно, так себе, но сам факт второй шутки за день еще больше повысил мне и без того приподнятое настроение.

            Гордеев тоже улыбнулся и ответил:

            — Если говорить просто, то большинство западных аналогов — это, по сути, высокочувствительные электродные матрицы-контроллеры, работающие с сигналом после того, как нейрон его выдал. У них кучи проблем: физическое ограничение в пропускной способности сигнала при беспроводной передаче, высокая задержка в обработке данных, их спутанность! У того же Neuralink через несколько недель после установки чипа первому пациенту примерно половина нитей, проникающих в мозг, были выдавлены во внешнюю оболочку и таким образом отключились. И решения всех этих проблем не стоит ждать в течении ближайшего десятка лет, если не пересмотреть сам принцип!

            Он сделал паузу, давая мне осознать это.

            — Мой же чип действует иначе. Он внедряет своих нано-агентов прямо в нейронную сеть. Сами углеродные нанонити тоньше синапса и биоразлагаемы — со временем они просто рассосутся, выполнив свою работу. Хотя… есть у меня одна идея, как сделать их биологической частью самого организма, да и сам чип тоже! Представь, Владимир, например, новый орган у тебя в мозгу, способный самостоятельно подключаться к вай-фай!

            — Ну, это уже настоящая фантастика! — Я даже рассмеялся. — Ну, либо наука, только уж с очень и очень дальним прицелом.

            — Не настолько уж и дальним, — произнёс Гордеев. — Мои «наниты» не просто считывают электрический импульс, они улавливают химический предсигнал — само «намерение» нейрона его произвести. Это как читать мысли до того, как они были облечены в слова. Поэтому и латентность — задержка между мыслью и действием — у моего чипа стремится к нулю.

            Я заворожённо слушал, забыв обо всем. Это тоже звучало фантастически, но, по словам Руслана, это изобретение уже существовало, и через некоторое время оно будет вживлено мне в мозг.

            — Но и это ещё не всё, — продолжил Руслан. — Их системы требуют месяцев, если не лет, обучения и калибровки под каждого пользователя. Мозг учится управлять курсором мыши, как учатся ездить на велосипеде. Мой чип обучается сам. Его ядро — это искусственная нейросеть, которая в реальном времени картографирует твой уникальный нейро-ландшафт и адаптируется под него. Она не ждёт, пока ты научишься думать, как двинуть курсор «вправо-влево». Она учится понимать, как ты думаешь о движении. Через неделю нейросеть будет понимать тебя лучше, чем ты сам. Всё! Остальное — дело программного обеспечения, выводящего сигнал от чипа на периферийные устройства, типа экзоскелета или высокотехнологичного протеза.

            Гордеев бросил взгляд на свои замечательные часы:

            — У-у-у — обед! — констатировал он, разворачивая моё кресло в сторону жилого блока. — Наши с тобой ликбезы, Владимир, ещё успеются. Война — войной, а обед — по расписанию! Я раньше иногда вообще забывал поесть, когда сильно увлекался… А увлекался я всегда… Результат — запущенный гастрит, который пришлось лечить. А это весьма неприятно, и отнимает время.

            Вскоре мы оказались в моей палате, больше похожей на уютный номер в хорошем отеле, если не считать стойки с медоборудованием. Санитары — всё те же Анна и Пётр — с привычной, отточенной до автоматизма слаженностью переложили меня на функциональную кровать.

            Через минуту Анна уже подносила к моему рту ложку с ароматным грибным крем-супом. Еда здесь и правда была изумительной — никакой больничной преснятины. Я ел с аппетитом и жадностью, которых у меня не было уже долгие месяцы. Похоже, перемены в моей судьбе уже благосклонно влияли на мой искалеченный организм.

            После обеда накатила приятная истома, и я провалился в короткий, но глубокий сон, словно вырубился. Без сновидений, как тотальная перезагрузка. Меня разбудили через пару часов уже для прохождения поддерживающих процедур. Анна оказалась ко всему прочему еще и профессиональным массажистом, с бездонным запасом терпения и сильными, тёплыми руками.

            Она принялась за работу: разминка, пассивная гимнастика, массаж. Всё это, конечно, не могло вернуть мне контроль над телом, но предотвращало самое страшное — окончательную атрофию мышц, пролежни, контрактуры суставов. Обычно эти сеансы были для меня рутиной, напоминанием о собственной беспомощности.

            Но сегодня всё было иначе. Я лежал и смотрел, как сгибаются и разгибаются мои чужие ноги, и думал о том, что рассказал Руслан. О том, что скоро, совсем скоро, я, возможно, смогу делать это сам. Мысленно я уже был там — на хирургическом столе… И, отнюдь, не в качестве лабораторной крысы. Я чувствовал себя настоящим первопроходцем.

            Анна, заметив мой необычно сосредоточенный взгляд, улыбнулась:

            — О чем задумались, Владимир?

            — Просто настроение хорошее, — ответил я, и это была чистая правда.

            — Это хорошо, — одобрительно кивнула она, переходя к упражнениям для рук.

            Я закрыл глаза, снова представив себе блестящие манипуляторы в операционной. Теперь они меня не пугали. Они манили… Анна находилась со мной до самой ночи, развлекая разговорами, просмотром фильмов и телепрограмм — телевизор у меня в палате был на полстены, в общем отвлекала меня, как могла, от депрессивных мыслей. Хотя, они меня здесь ни разу не посетили.

            На следующее утро меня разбудили не привычные санитары, а сам Гордеев.

            — Вставай, пионер, а то проспишь всё самое интересное! — пошутил Руслан, хотя «вставай» в моём случае было большой натяжкой. — Ты, кстати, был пионером, Володь? — поинтересовался он между делом.