На перроне уже вовсю суетилась Светлана.

— Игорь, пора! — крикнула она мне, махнув рукой. — Поезд сейчас уйдёт!

Я в последний раз крепко обнял Настю, ободряюще кивнул Даше и Вовчику и запрыгнул на высокую, стёртую тысячами ног ступеньку вагона.

Поезд тяжело вздохнул, дёрнулся и медленно пополз вперёд. Я стоял в тамбуре и смотрел в пыльное окно на удаляющийся перрон, на эти ставшие такими родными лица. Они махали мне руками. Все, кроме Фёдора. Он просто стоял, как скала. Непоколебимо и надёжно.

Я нашёл наше купе. Светлана уже сидела за столиком, разложив какие-то бумаги и что-то быстро чиркая в блокноте. Она бросила на меня короткий деловой взгляд.

— Сантименты закончили? — спросила она без предисловий. — Садись. У нас есть два часа, чтобы подготовиться ко встрече с власть имущими. И я очень надеюсь, что их не особо сильно зацепили твои слова о настоящей еде. Иначе…

— Не переживай, — ответил я со всем спокойствием, на которое только был способен. — Сила в правде, а правда на нашей стороне.

Я посмотрел в окно. За ним проплывали унылые заборы окраин Зареченска, а потом потянулись бесконечные, укрытые серым небом поля. Поезд набирал ход, и стук колёс становился всё быстрее и ритмичнее: ту-дух, ту-дух, ту-дух…

Когда наш старенький поезд, пыхтя, вполз на вокзал Стрежнева, я понял, что попал в совершенно другой мир (конечно, если сравнивать с тем, где я прожил свою недолгую «новую» жизнь). Сам вокзал напоминал не место встречи и прощаний, а скорее, храм какому-то злому, холодному богу. Люди здесь не толпились, не смеялись, не прощались, обнимаясь. Они двигались, как заведённые. Казалось, они не замечали никого вокруг, видя перед собой только свою цель.

Светлана, шедшая рядом, видимо, заметила, как я съёжился, и тихо хмыкнула, поправив на плече сумку.

— Привыкай, повар. Это тебе не твой уютный, сонный Зареченск. Здесь люди не живут, они строят карьеру, плетут интриги и зарабатывают деньги. Совершенно другие правила игры, другие ставки.

Привыкать? Дорогуша, я жил в Москве, Париже и Токио. Да, это было в другой жизни, но я видел такое, о чём ты грезила только во снах.

С другой стороны, Стрежнев и правда кардинально отличался от Зареченска. Если там была явная провинция, то я, признаться, был удивлён пафосом и «лоском» губернской столицы. Казалось бы, это ведь даже не Питер. Да, центральный и важный город, но не столь важной части империи… и вот тут появляется одно крайне важное «НО». С другой стороны, именно в Стрежневе по словам той же Светы, да и по официальным источникам (а я не прекращал исследовать новый для себя мир, если вы могли так подумать) находился завод магических пищевых добавок.

Публично он был закрыт, всё же аристократы не дураки, свои секреты они хранили. К тому же они и правда использовали настоящую магию для создания этих порошков. Забавно, ведь за синтетический наркотик это считать нельзя, да и здоровью не вредит, но народ подсел капитально. И теперь ребятки имеют огромную промышленность, которая приносит миллионы и, возможно, миллиарды.

Собственно, поэтому Стрежнев так и выглядел. Если б не сам Император со своим дворцов в Питере, то, вполне вероятно, столицу бы перенесли сюда.

Поэтому я и удивлялся этому «фасаду» и был вполне себе спокоен, так как прожил в подобных городах не одно десятилетие.

Такси до отеля ехало по таким широким и чистым проспектам, что казалось, их моют с шампунем каждое утро. Отель, в который нас поселили, оказался точной копией этого города. Роскошный и безликий. А портье… Он улыбнулся нам так вежливо, что его улыбка не грела, а морозила.

Света ушла в свой номер, который был напротив, чтобы привести себя в порядок. Я же, закрывшись у себя, решил разобрать свою старенькую, потёртую сумку, которая смотрелась на фоне всей этой роскоши как нищий на балу у короля. Рубашки, брюки, дешёвая зубная щётка, заветный кейс с «игрушками» от Саши… И старый, выцветший отцовский шарф, от которого до сих пор едва уловимо пахло домом.

Я уже собирался убрать шарф в огромный шкаф, как вдруг из вороха одежды показалось что-то серое, маленькое и очень усатое. Оно моргнуло, пошевелилось, открыло рот в беззвучном зевке и нагло, от души, чихнуло прямо на мою единственную чистую рубашку.

— Ты! — вырвалось у меня сдавленным шёпотом.

Из сумки, деловито отряхиваясь от невидимой пыли, на пол спрыгнул Рат. Встал посреди комнаты, огляделся по сторонам с видом важного ревизора, приехавшего с проверкой, и, задрав свою наглую серую морду, посмотрел на меня.

— А что, собственно, «ты»? — пискнул он с таким оскорблённым видом, будто это я к нему в сумку залез, а не наоборот. — Не мог же я тебя одного отпустить в это змеиное логово! Кто бы за тобой тут присмотрел, скажи на милость?

Я просто сел на край кровати. Первая мысль — придушить этого усатого самоубийцу. Вторая — расцеловать. Он же не просто в сумку залез, он в поезде ехал! Один! В чужой, незнакомый, опасный город! Но, чёрт возьми, я был ему так благодарен. Этот мелкий, вороватый комок шерсти был единственным родным существом в радиусе сотен километров.

— Ты хоть понимаешь, куда ты приехал, камикадзе хвостатый? — прошипел я, оглядываясь на дверь. — Это губернская столица, дурья твоя голова! Здесь в каждом подвале по магу, и не чета нашей запуганной Марьяне. Тут такие кадры водятся, что могут из тебя чучело для камина сделать одним щелчком пальцев, и никто даже не заметит, что одной крысой стало меньше!

— Подумаешь, маги, — фыркнул Рат, демонстративно почёсывая задней лапой за ухом. — Нас, крыс, и в имперской столице хватает. Мы тут были задолго до всех этих ваших магов с их дурацкими амулетами. И будем после них, уж поверь.

Я тяжело вздохнул. Спорить с ним было всё равно что пытаться переубедить стену.

— Ладно. Раз уж ты здесь, будешь работать. Но аккуратно! Свяжись со своими… местными. С сородичами. Мне нужно знать всё, что только можно: где живёт этот граф Яровой, кто к нему ходит, о чём болтают слуги на кухне, где у него мусорные баки и как часто их вывозят. Понял? Любая мелочь может пригодиться.

При словах «мусорные баки» у Рата восторженно дёрнулись усы, а в его глазках зажглись огоньки алчности.

— А что мне за это будет? — тут же по-деловому спросил он. — Информация нынче дорогая, шеф. Особенно эксклюзивная.

— Устроишь мне хорошую разведку — я устрою для всей вашей столичной братвы такой пир, какого они в жизни не видели, — пообещал я, не сдержав усмешки. — Пир из настоящей, живой еды. Овощи, сыр, мясо.

— Договорились! — усы Рата затрепетали от восторга, как крылья бабочки. Он уже, кажется, представлял себя королём местных крысиных катакомб. — Считай, что вся разведка Стрежнева уже у тебя в кармане, шеф!

В этот момент в дверь постучали. Рат пулей метнулся под кровать. Я открыл. На пороге стояла Светлана. Она уже успела переодеться во что-то строгое и деловое, но вид у неё был встревоженный.

— Ну что, Белославов, принимай поздравления, — с кривой усмешкой сказала она, проходя в номер и плюхаясь в огромное кресло. — Ты уже успел наделать шума, даже не выйдя из отеля.

Она достала свой модный смартфон и повертела его в руках.

— Я только что говорила со своим знакомым продюсером с канала. Хорошая новость: наше шоу всё ещё в силе, руководство в восторге от идеи. Но… — она сделала паузу, — есть и плохая. Сейчас все жутко напряглись. Руководству уже успели «намекнуть». Очень вежливо, но вполне доходчиво. Что новый повар, то есть ты, вызывает сильное недовольство у очень, очень влиятельных людей. Мой продюсер теперь мнётся, боится за репутацию канала. В общем, все сидят на измене и не знают, что делать.

Я молча подошёл к ней и кивнул на телефон.

— Включи громкую связь.

Светлана удивлённо посмотрела на меня, но подчинилась.

— Алло, Гена? Ты меня слышишь? — сказала она в трубку.

— Слышу, Света, слышу, — раздался из динамика нервный, дребезжащий мужской голос. — Я тебе ещё раз говорю, идея шикарная, но риски… Понимаешь, если мы влезем в разборки с самим Яровым…