Она грациозно оперлась о косяк и смерила меня весёлым, оценивающим взглядом.

— Ну что, победитель, готов отпраздновать своё сокрушительное поражение?

Её голос стал ниже, бархатнее, без привычных командных ноток.

Я нашёл в себе силы ответить:

— Так это не было шуткой?

Светлана рассмеялась.

— Стрежнев не прощает тех, кто сидит в номере после такого шоу, — сказала она, подмигнув. — Город ждёт своих героев. Или антигероев, что ещё интереснее. Пойдём, выпьем за наш контракт. За счёт заведения. Я договорилась.

Я глянул через плечо на унылый гостиничный номер. Потом снова на неё.

Выбор, как говорится, был очевиден. Вечер обещал быть интересным.

Мы не поехали в пафосный ресторан с белыми скатертями и официантами, похожими на пингвинов. Вместо этого Светлана притащила меня в галерею современного искусства.

Здоровенный зал с голыми кирпичными стенами и высоченными потолками. Арт-объекты были, скажем так, на любителя. В углу громоздилась куча ржавых труб под гордым названием «Плач мегаполиса». На стене в замедленной съёмке моргал чей-то гигантский глаз. А посреди зала — стеклянный куб, набитый старыми газетами.

— Искусство, — прошептала Светлана мне на ухо, протягивая бокал шампанского. — Должно вызывать чувства.

Я сделал глоток. Холодное, колючее.

— Прямо сейчас я чувствую, что автор «Плача мегаполиса» очень хотел сдать металлолом, но в последний момент передумал, — честно признался я.

Светлана фыркнула, а потом рассмеялась. Её смех, живой и настоящий, запрыгал по кирпичным стенам.

— Ты неисправим, Белославов. В голове одни кастрюли.

— Неправда, — возразил я. — Ещё ножи. И хорошие продукты. А вот это, — я кивнул на ящик с макулатурой, — просто мусор в красивой упаковке.

Мы бродили по залу, пили шампанское, и я чувствовал себя… легко. Она подкалывала меня за мою приземлённость, я её — за любовь к бессмысленным вещам. И в этой пикировке не было злости, только лёгкий азарт.

Потом мы осели в маленьком стильном кафе неподалёку. Приглушённый свет, удобные диванчики, тихая музыка. Я заказал простые закуски: сырную тарелку, брускетты с овощами, оливки. И, чёрт возьми, еда оказалась вкусной. Сыр был настоящим, хлеб — свежим. Кто-то на этой кухне тоже презирал магические порошки. Мысленно я пожал ему руку.

Именно в тот момент, когда я наслаждался идеальным сочетанием сыра с плесенью и инжирного джема, мой телефон ожил.

— Игорь, моё почтение! — прогремел в трубке довольный бас Максимилиана Доды. — Ты сегодня был великолепен! После твоего монолога про честную еду акции некоторых производителей «усилителей» слегка просели. На бирже переполох. Гениально!

Я усмехнулся. Об этом я как-то не подумал.

— Рад был помочь экономике, — сухо ответил я.

— Поможешь, ещё как! — хохотнул Дода. — Благодаря этому шуму один упрямый чиновник, который полгода мне голову морочил, вдруг стал очень сговорчивым. Он хочет лично встретиться с тобой насчёт открытия «Очага» здесь, в столице. Так что не расслабляйся.

Он на секунду замолчал, видимо, заметив Светлану напротив.

— О! А ты, я смотрю, времени не теряешь. Правильно! — в его голосе заиграли весёлые нотки. — Только учти, племянница моя, Саша, девушка ревнивая. Ну да ладно, дело молодое. Созвонимся завтра. Отдыхай, заслужил.

Он повесил трубку.

Светлана, слышавшая обрывки разговора, рассмеялась.

— А ты нарасхват, Белославов. Чиновники, биржи, ревнивые девицы… Как всё успеваешь?

— Я просто готовлю, — пожал я плечами. — Остальное само как-то прилипает.

Вечер закончился в модном ночном клубе. Музыка гремела так, что вибрировали стены, а бас бил прямо в грудную клетку. В полумраке, в свете стробоскопов, двигались сотни тел.

Меня узнавали. Какой-то парень хлопнул по плечу: «Мужик, красава! Я за тебя болел!». Девчонки посылали воздушные поцелуи. Эйфория была почти осязаемой.

И тут я сам не понял, как это вышло. Музыка, огни, гул голосов, шампанское… Молодое тело Игоря вдруг потребовало движения.

Я потянул Светлану за руку в самую гущу танцпола.

Мозг сорокалетнего Арсения впал в ступор. Я не танцевал лет двадцать! Но ноги Игоря, его тело, полное дурной молодой энергии, уже жили своей жизнью.

Я двигался. Наверное, это было ужасно. Невпопад, неуклюже, нелепо. Я махал руками, как мельница, пытался притопывать в такт, но постоянно сбивался. Но впервые за много месяцев в этом мире, и за последние лет десять в прошлом, я не думал. Не просчитывал. Не анализировал. На моём лице сияла самая идиотская, но искренняя и счастливая улыбка.

Светлана сначала смотрела на меня с изумлением, а потом… её прорвало. Она не просто смеялась, она хохотала от души, запрокинув голову.

А потом она подхватила моё настроение и тоже начала танцевать. Изящно и красиво, но с такой же дурацкой улыбкой на лице.

Мы танцевали, забыв обо всём на свете. О конкурсе, о Яровом, о Фатиме, о таинственном конверте в моём номере. В этот момент мы были просто двумя людьми, которые праздновали. Свою маленькую, но очень важную победу.

И глядя на смеющуюся Светлану в отблесках клубных огней, я поймал себя на мысли, что праздновать поражение, оказывается, чертовски весело. Особенно когда ты точно знаешь, что на самом деле всё равно выиграл.

Мы вывалились из лифта в пустой коридор отеля. После грохота клубной музыки в ушах стоял звон. По крайней мере, у меня. Светлана, кажется, была в своей стихии.

Наш смех эхом отскакивал от скучных стен, пока мы шли к её номеру. Мы были пьяны. Но не от шампанского, а от самого вечера. От адреналина, от чувства, что мы провернули что-то важное.

Мы остановились у её двери. Мой сорокалетний внутренний мужик почему-то оказался вежливым и уже приготовился вежливо откланяться и уйти к себе. Сказать спасибо, пожелать спокойной ночи, всё как положено.

— Спасибо за вечер, Света, — сказал я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Это было… сильно.

Она посмотрела на меня. В глазах плясали весёлые чёртики.

— Ещё не всё, Игорь.

И вместо того чтобы доставать ключ, она просто сделала шаг ко мне. Расстояние между нами исчезло. Её лицо вдруг стало серьёзным. Пропала вся игривость, остался только прямой, голодный взгляд. Не журналистки, а хищницы.

Её рука дёрнулась, пальцы мёртвой хваткой вцепились в ворот моей рубашки. Короткий сильный рывок. И её губы впечатались в мои.

Я на секунду замер. Это был не нежный поцелуй. Это был какой-то взрыв. В нём смешалось всё: напряжение последних дней, радость победы, азарт. Вся энергия этой женщины обрушилась на меня.

Первый миг я стоял как столб, просто не зная, что делать. Но потом молодое тело, подогретое алкоголем, взяло своё. Я ответил. С такой же силой, с таким же напором. Моя рука сама легла ей на талию и притянула её ещё ближе.

Не разрывая поцелуя, она пошарила в сумочке и достала карточку. Раздался тихий щелчок замка.

Она потянула меня за собой в номер.

Дверь захлопнулась, отрезая нас от всего мира, и погружая в прекрасную, сулящую безумное наслаждение, тьму.

Я проснулся, потому что солнце било прямо в глаз. Узкий луч как-то пролез сквозь плотные шторы и мешал спать. Я лежал на спине, смотрел в белый потолок гостиничного номера и ни о чём не думал. В голове было тихо и пусто. Никаких сожалений, но и особой радости тоже. Просто… нормально. Как будто хорошо поработал и теперь отдыхаешь.

Рядом зашуршала простыня. В воздухе запахло её духами и чем-то ещё… Светлана. Она повернулась ко мне. На секунду её лицо показалось каким-то другим, почти смущённым, беззащитным. Но она быстро моргнула, и вот уже в её глазах снова плясали знакомые насмешливые чертята. Вся обычная уверенность мигом вернулась на место.

— Доброе утро, шеф-повар, — голос у неё был немного хриплый после сна.

— Доброе, акула пера, — ответил я, не поворачивая головы.