Он ловко спрыгнул со стола и исчез в темноте, будто его и не было. Только крошки от сыра остались.

Я ещё минуту посидел, глядя на пустую тарелку.

Всё будет хорошо. У нас есть план, есть команда. Есть крысы, в конце концов.

Щёлкнул выключателем на лампе. Свет погас, темнота мгновенно проглотила зал. «Очаг» заснул. Завтра будет новый день и новая битва.

Я на ощупь побрёл к лестнице, стараясь не сшибить стулья. В кармане грел телефон с фотографиями пыльного рапорта. Мой козырь. Надеюсь, доставать его придётся не скоро.

Утро в Зареченске выдалось мерзкое. Туман висел плотный, липкий, будто кто-то опрокинул сверху кастрюлю с прокисшим молоком. Фонари еле пробивались сквозь эту муть, напоминая яичные желтки в плохой глазунье.

Я стоял на краю платформы, ёжился от осеннего холода. За спиной — рюкзак, в голове — каша из планов на ближайшие три дня.

На путях, тяжело отдуваясь, пыхтел «Стрежневский экспресс». Махина внушительная: чёрный металл, золотые имперские гербы на бортах.

Провожать меня пришла вся моя «ближняя кухня». Настя, Даша, Вовчик. И Кирилл маячил в сторонке, делал вид, что расписание изучает.

Настя закуталась в мою старую вязаную кофту. Выглядела маленькой, нахохлилась, точно воробышек. Глаза на мокром месте, но держится. Боец, сестрёнка.

— Ты там… ешь нормально, ладно? — она поправила мне воротник, заглядывая в лицо. — Знаю я тебя. Других кормишь, изыски придумываешь, а сам на бутербродах да кофе. Желудок испортишь.

Я усмехнулся. В этом вся Настя. Я еду в логово врага, воевать с графами и монополистами, а она за мой гастрит переживает.

— Обещаю, — щёлкнул её по носу. — Первое, второе и компот. И десерт, если буду хорошим мальчиком. Ты тут за главную. Если что — сразу звони Наталье или Петрову. Никакого геройства, поняла? «Очаг» под защитой, бандиты в лоб не полезут, но бережёного Бог бережёт.

— Поняла я, поняла, — буркнула она, шмыгнув носом, и уткнулась мне в плечо.

Обнял её. Чувствую — дрожит. Чёрт, как же не хочется её оставлять. Мой внутренний сорокалетний Арсений всё понимал, но тело Игоря бунтовало. Это мой единственный родной человек здесь. Ну, ещё крыса, но крыса — это скорее статья расходов.

Даша стояла рядом, руки на груди скрестила. Рыжие волосы в тугой хвост собраны, взгляд строгий. Пытается держать марку, выглядеть профи, моим заместителем. Но я-то вижу, как у неё губы подрагивают.

— Игорь, — тряхнула головой, отгоняя лишнее. — Мы кухню не опозорим. Всё по техкартам, никакой отсебятины. Я Вовчика гоняю, он уже лук режет быстрее, чем моргает.

Вовчик радостно закивал.

— Ага! И плачу уже через раз! — гордо заявил он, вытирая нос рукавом. — Честное слово, шеф! Я даже зиру от тмина отличать научился!

— Верю, — пожал я его узкую ладонь. Крепче стала, кстати. — Вы — моя лучшая команда. Серьёзно. Без вас я бы тут с ума сошёл. Ждите эфира. Передам вам привет… зашифрованный. В петрушке.

Вовчик гыгыкнул, Даша фыркнула. Напряжение чуть спало.

Я перевёл взгляд на Кирилла. Парень стоял метрах в пяти, разглядывал заклёпки на вагоне с таким интересом, будто это слитки золота. Шпион. Думает, я не знаю. Наивный.

— Кирилл! — окликнул я.

Тот вздрогнул, как от удара током, подбежал.

— Да, шеф?

— За складом присматривай, — сказал я тихо, но тяжело. Так, что у моих поваров в прошлой жизни молоко скисало. — Там сейчас много ценного оборудования. Головой отвечаешь. И… передавай привет кому следует.

Кирилл побледнел, кивнул. Не понял, знаю я точно или нет, но намёк был прозрачный. Пусть дёргается. Нервный шпион чаще ошибается.

Поезд дал гудок — низкий, утробный рёв. Стёкла в здании вокзала задребезжали. Из-под колёс вырвались клубы пара, смешались с туманом.

— Ну, всё, — я подхватил чемодан. — Пора. Не скучайте тут без меня.

— Возвращайся с победой! — крикнул Вовчик.

— Просто возвращайся, — тихо добавила Настя.

Даша промолчала. Просто сжала мне руку — коротко, сильно, до боли в пальцах — и тут же отпустила, отвернувшись.

Я шагнул к вагону. Проводник, усатый дядька в форме а-ля городовой, глянул билет, козырнул и пропустил.

Внутри оказалось прилично. Поезд дёрнулся, лязгнул буферами и медленно пополз вдоль перрона.

За окном поплыли лица. Настя махала рукой, Вовчик подпрыгивал, пытаясь разглядеть меня в окне, Даша стояла неподвижно, как статуя. А потом всё это исчезло, растворилось в молочном тумане.

Наконец-то я остался один.

Поезд мерно стучал колёсами, убаюкивал. За окном плыл унылый пейзаж: голые деревья, мокрые поля, серые домики под таким же серым небом. Всё было окутано густым туманом, который, казалось, тянулся за нами от самого Зареченска.

До Стрежнева ехать несколько часов. Спать совсем не хотелось. Я откинулся на мягкую спинку прикрыл глаза.

В кармане завибрировал телефон. Я поморщился. Ну конечно, ни минуты покоя. На экране светилось: «Света Бодко». Пришлось ответить.

— Революционер покинул свой тихий городок? — голос Светы был таким громким и бодрым, будто она сидела рядом. — Стрежнев ждёт!

— Уже еду, Света, — я потёр глаза. — Что-то случилось?

— Ещё как! — в её голосе звенел азарт. — Мне только что звонил продюсер. Студия готова! Декорации поставили, камеры расставили, ждут только твоё меню. Что будем готовить? Нужно что-то такое, чтобы у всех челюсти отвисли! Чтобы все твои хейтеры от злости подавились, когда увидят рейтинги!

Я посмотрел в окно на тёмную полосу далёкого леса. Шоу. Она мыслит категориями шоу. А мне нужна не громкая премьера, а точный, выверенный удар. Прямо в сердце их прогнившей системы.

— Хорошо, — сказал я медленно, взвешивая каждое слово. — Скажи ему, чтобы купили самые простые вещи. Картофель, морковь, лук. Самую обычную курицу, с фермы. И ещё… пусть найдут мёд. Настоящий, не сахарную патоку.

В трубке на пару секунд стало тихо. Видимо, Света ждала услышать про жаркое из дракона или паштет из печени грифона.

— Курица? И овощи? — переспросила она с явным разочарованием. — Игорь, это прямой эфир на столицу. Ты точно уверен? Может, что-нибудь поэффектнее?

— Уверен, — отрезал я. — Эффект будет, поверь. Я заставлю их смотреть, как обычная курица превращается в нечто невероятное. В этом и есть вся соль. Мы покажем им, что настоящая магия — не в дурацких цветных порошках, а в самой еде.

Света снова замолчала. Я прямо слышал, как у неё в голове щёлкают шестерёнки.

— Обожаю, когда ты так говоришь! — наконец воскликнула она. — В этом есть наглость! Вызов! Всё, я поняла. Курица, овощи и мёд. Передам продюсеру. Весь город будет смотреть, я тебе обещаю!

Стрежнев встретил меня туманом, но здесь он пах совсем иначе. Не рекой и сырой землёй, а деньгами, выхлопами дорогих тачек и вечной спешкой. Город-муравейник, которому плевать на погоду и на тебя.

Я только успел швырнуть чемодан на пол, а рука уже сама потянулась к телефону. Надо ковать железо, пока горячо, а вопрос с рестораном свербил в мозгу, не давая покоя.

— Господин Печорин, добрый день. Это Белославов, — начал я без долгих расшаркиваний. — Хотел бы узнать, как там дела с нашим помещением?

В трубке послышался вкрадчивый, будто смазанный маслом голос. Такие бывают у людей, которые умеют говорить «нет» сотней разных способов, ни разу не произнеся этого слова.

— А, Игорь, как я рад вас слышать! Да-да, конечно. Мы работаем над вашим вопросом, рук не покладаем. Но вы же знаете нашу бюрократическую машину… она нетороплива. Появились, кхм, небольшие трудности с согласованием в архитектурном отделе. Пустяки, всего лишь формальности. Думаю, сегодня-завтра я всё решу и немедленно вам сообщу.

Я сжал зубы. «Трудности». «Формальности». «Завтра». Этот язык я понимал без переводчика в любом из миров. Он означал одно: «Иди-ка ты лесом, парень».