— Это… очень… смело, — выдавил из себя усатый, запивая водой. — Очень… мощный опыт.

Ещё бы, — хмыкнул я про себя. — Такой опыт не каждый выдержит.

— Да. Просто… сшибает с ног, — прохрипел лысый.

Антонина, впрочем, ничего не поняла. Она просияла, уверенная, что показала им «мощь» и «магию».

Наконец, моя очередь.

Я спокойно взял свою тарелку. После всего этого блестящего безобразия она выглядела до смешного просто. Почти нищенски. И поставил её перед судьями.

Они молча смотрели на эту простую, деревенскую еду. На горку тёплого булгура, на сочные куски мяса, на густой, тёмно-рубиновый соус.

— Свинина, тушёная в красном вине, с булгуром, — тихо сказал я.

Никаких «сокровищ». Никаких «императорских слёз». Простое и понятное название.

Усатый критик довольно хмыкнул и подцепил кусочек мяса.

Первым приходит вкус мяса — нежного, тающего, что само распадалось на волокна. Затем раскрывается соус — густой, насыщенный, с лёгкой винной кислинкой. А потом — булгур, чуть ореховый, впитавший в себя все соки.

Критик положил вилку. И посмотрел на меня. Долго, очень внимательно.

Лысый и дама, глядя на него, тоже попробовали. Они ели медленно, в полной тишине. Было видно, что они не работают, а наслаждаются.

Когда тарелка опустела, усатый глубоко вздохнул и взял микрофон.

— Я всю жизнь считал, что величие — это сложность, — его голос звучал тихо. — Думал, чем дороже продукты, чем вычурнее техника, тем гениальнее повар. Был уверен, что знаю о еде всё.

Он замолчал, а потом посмотрел мне прямо в глаза.

— Сегодня я понял, что я просто дурак.

Тишина стала почти осязаемой.

— Сделать из дорогих продуктов несъедобную мешанину — это не талант. Это варварство. Сделать из прекрасных ингредиентов безупречное, но скучное блюдо — это ремесло. Но взять три самых простых, самых дешёвых продукта… и сотворить из них вот это… — он махнул рукой в сторону моей пустой тарелки, — глубокое, сбалансированное чудо… Это не ремесло. И даже не искусство.

Он помолчал ещё секунду.

— Это нечто невероятное.

И в этот момент я понял, что победил. И да, я уже догадывался, чем на самом деле закончится конкурс. Но… мне не нужны были их оценки и титулы. Я только что доказал всё, что хотел.

Я их сделал. И они это знали.

Слова усатого критика упали в оглушительную тишину. Невероятное. Он это сказал. Главный зануда и самый честный судья на всю империю признал мою еду. И этим всё было сказано.

На сцену выбежал ведущий. Улыбка на его лице выглядела так, будто её приклеили. Бедняга растерялся — весь его сценарий, все шуточки и заготовки только что сгорели.

— Что ж… Какое… — он затараторил, пытаясь спасти шоу. — Какое сильное заявление! Мы все в шоке! А теперь — барабанная дробь! Объявление результатов!

Заиграла дурацкая, назойливая музыка.

— Третье место получает… маэстро Пётр Семёнович Верещагин!

Старый повар даже бровью не повёл. Он-то в этих играх давно, всё понимает. Ему вручили диплом, он молча кивнул. Ни капли обиды на лице. Только вселенская усталость.

— И вот он, финал! — голос ведущего предательски взвизгнул. — Новатор из народа Игорь Белославов или королева магии Антонина Зубова⁈

Барабаны застучали чаще. Зрители в зале подались вперёд, а Светлана сжала кулачки.

А мне было плевать. Свою главную битву я уже выиграл. Вместо сцены я смотрел на тёмное стекло VIP-ложи, где сидел граф Яровой. Вот чья реакция меня интересовала. Давай, граф, твой ход.

Ведущий вскрыл последний конверт, и на его лице на секунду промелькнуло неподдельное удивление. Он быстро натянул обратно дежурную улыбку.

— И победителем «Повара всея Империи» становится… Антонина Зубова!

Секунда мёртвой тишины, а потом зал взорвался. Но не аплодисментами, а возмущённым гулом. Люди свистели, топали и кричали: «Позор!» и «Купили!».

Антонина этого, кажется, не слышала. Она застыла на мгновение, а потом завизжала так пронзительно, будто выиграла личный остров. Её огромное тело затряслось в прыжке, роняя на пол золотые блёстки с кителя.

Под рёв толпы ей вынесли главный приз: огромный колпак, обшитый дешёвыми стекляшками, и позолоченную статуэтку-половник. Выглядело это до смешного нелепо.

Антонина, плача и смеясь одновременно, выхватила у ассистента свои сокровища. Напялила на рыжую причёску колпак, который тут же съехал на ухо, и прижала к необъятной груди половник.

А потом развернулась и пошла прямо ко мне.

Её красное, мокрое от слёз лицо светилось злорадством. Она подскочила вплотную и сунула микрофон мне почти в нос.

— Что, съел, поварёнок⁈ Говорила же! Настоящая магия всегда победит твою деревенскую стряпню! Всегда!

Она тяжело дышала, ожидая моей реакции. Ждала криков, злости, слёз. Ждала моего унижения.

А я просто смотрел на эту шумную женщину в кривом колпаке. И мне не было обидно. Мне стало её немного жаль.

Я улыбнулся. Спокойно и чуть устало. А потом поднял руки и начал медленно, размеренно ей хлопать.

Это сбило её с толку лучше любой ругани. Она замолчала и уставилась на меня с открытым ртом. В глазах плескалось чистое непонимание.

Я перестал хлопать и, не сказав ни слова, обошёл её. Мимо её глупой короны и жалкого приза.

Я подошёл прямо к Петру Семёновичу. Старый мастер с нескрываемым презрением смотрел на этот балаган. Я молча протянул ему руку. Он посмотрел на меня, потом на мою ладонь, и в его суровых глазах мелькнул огонёк уважения. Он крепко, по-мужски, пожал её. Этот простой жест стоил в тысячу раз больше, чем все их золотые половники.

На фоне визжащей Антонины, которую уже осыпали дождём из золотого конфетти, моё спокойствие и это рукопожатие выглядели как настоящая, тихая победа.

Пусть забирает свой колпак.

Я проиграл в их дурацком шоу. Но я победил в глазах простых людей.

Мы со Светланой нырнули за кулисы, подальше от сцены, где продолжался этот цирк с призами и дурацкими улыбками. Тут воняло пылью и пролитым пивом. Всё веселье осталось за тяжёлой бархатной шторой, откуда доносился глухой гул, будто из другого мира.

Свету прямо трясло от злости. Она не орала, просто сверлила взглядом стену и сжимала кулаки так, что костяшки побелели.

— Уроды, — прошипела она. — Просто продажные трусливые уроды. Вся студия гудела, все же всё поняли. И всё равно… отдали победу этой… этой корове накрашенной. Я сейчас пойду к их директору. Я ему такое устрою!

Она дёрнулась было, готовая нестись в бой, но я спокойно поймал её за плечо.

— Света, постой. Не надо. Успокойся.

— Как это не надо⁈ — в голосе зазвенели слёзы. — Игорь, это же обман! Ты должен был победить! Ты! Я же видела, как люди смотрели!

— А я и победил, — ответил я тихо. — Неужели не поняла?

Она замерла и уставилась на меня, будто я свихнулся.

— Я победил не тогда, когда жюри хвалило мою свинину, а когда зрители в зале начали орать «Позор!». Когда они освистали их решение. Вот это, Света, и есть настоящая победа. А всё остальное… — я махнул рукой в сторону сцены, откуда донёсся особенно мерзкий визг победительницы. — Это просто цирк. Пусть заберут свой золотой половник. Нам он не нужен.

Говоря это, я косился на тени в конце коридора. Я ждал. И точно — из-за поворота выскочил пузатый мужичок в дорогом, но помятом костюме. Директор канала. Физиономия у него была такая, словно он съел лимон.

— Господин Белославов, Светлана, — пролепетал он виновато. — Я… это… хочу извиниться за… ну, за этот фарс.

Света хотела было что-то съязвить, но я незаметно сжал её локоть. Она только фыркнула.

— Понимаете, жюри… были, так сказать, инструкции, — он беспомощно развёл руками. — Но зрители! И я, чёрт возьми! Мы-то свой выбор сделали.

Он подошёл ближе и зашептал:

— А тот скандал, что устроила эта ваша Зубова… это же просто подарок! Она своими воплями только подтвердила, кто тут настоящий повар, а кто — базарная торговка!