Я улыбнулся своей фирменной улыбкой. Постарался сделать её максимально простой и открытой, без всякого пафоса. С девушками это работает лучше всего.

— Он самый, собственной персоной, — сказал я, подходя ближе. — Добрый день, прекрасная Елена. Не ожидал встретить такую красоту в этом пыльном царстве. Что, в ссылку отправили?

Она хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и игриво закатила глаза.

— Ну скажете тоже, ссылку! Просто попросили помочь с картотекой. Тут же бардак страшный, никто ничего найти не может годами. А вы какими судьбами к нам?

Я подошёл к столу вплотную. Леночка смотрела на меня с явным интересом. Ещё бы, в этом городе сейчас только про меня и говорят.

— Я тут, можно сказать, по сугубо творческому делу. Меню новое составляю, историческое. Хочу возродить традиции. Говорят, раньше в Зареченске пряники пекли особые, «Губернские» назывались. Вкус — закачаешься. Рецепт якобы в старых амбарных книгах записан и где-то тут хранится. Вот, хочу найти, восстановить справедливость и накормить народ вкусным.

Врать я умел всегда, и сейчас легенда вышла очень складная. Для скучающей девушки — самое то. Еда — тема простая, понятная, это вам не шпионские страсти и не политика. Тут подвоха не ищут.

Леночка оживилась ещё больше. Глазки у неё заблестели.

— Пряники — это здорово! — она мечтательно улыбнулась, и на щеках появились милые ямочки. — А то у нас в буфете тоска зелёная: одни сухари да кексы каменные, зубы сломать можно. Вы, если найдёте рецепт, угостите потом?

— Обижаете! — я картинно приложил руку к сердцу. — Самую первую партию — лично вам. С доставкой прямо на рабочее место. Ещё горячими привезу.

— Ловлю на слове! — она погрозила мне пальчиком, но тут же снова улыбнулась. — Ну, тогда проходите. Вон там, в самом конце зала, секция «Разное» и всякие бытовые записи. Если где и есть рецепты, то только в тех коробках. Только вы там аккуратнее, ладно? А то стеллажи старые, всё шатается. И если вдруг начальство зайдёт… ну, мало ли… скажите, что вы по официальному запросу от Управы.

— Могила, — подмигнул я ей. — Никто ничего не узнает.

Я прошёл мимо её стола, чувствуя спиной её заинтересованный взгляд. Кажется, я обзавёлся ещё одной поклонницей. Это полезно. Связи в канцелярии лишними не бывают.

Нужный мне угол архива выглядел печально. Такое ощущение, что здесь недавно играли в футбол папками, а потом просто свалили всё в кучу. Коробки стояли криво, некоторые были открыты, бумаги торчали наружу. Пыли — слой в палец толщиной.

Но я примерно помнил, что именно ищу.

Стеллаж у самой дальней стены. Нижняя полка, куда никто не хочет нагибаться. Обычная картонная коробка.

Именно там, среди старых квитанций за электричество и никому не нужных отчётов о ремонте крыш, лежал тот самый «мусор». До него не добрались люди графа Ярового и Алиевой. Они ведь искали папки с гербовыми печатями, что-то солидное, официальное. А кому нужен черновик рапорта, написанный от руки уставшим участковым на коленке?

Я присел на корточки. Колени предательски хрустнули. Старею, что ли? Или это тело Игоря ещё не привыкло к таким нагрузкам? Надо будет почаще зарядку делать по утрам.

Открыл коробку. В нос сразу ударил резкий запах старой, слежавшейся бумаги. Я начал перебирать листы. Быстро, но внимательно, чтобы ничего не пропустить.

Счёт за ремонт служебной машины… Ерунда. Жалоба на соседей из-за громкой музыки… Не то. Объяснительная дворника, почему не вышел на работу… Мимо.

Сердце начало биться чуть быстрее. А вдруг выкинули? Вдруг кто-то решил навести порядок и просто сжёг всё лишнее? Тогда мой план рухнет.

Нет, вот он. Нашёл.

Помятый листок, вырванный из блокнота в клетку. Край неровный, рваный. Дешёвая синяя паста местами выцвела от времени, почерк корявый, скачущий, типичный «врачебный». Разобрать сложно, но можно. Это писал младший лейтенант Синицын. Тот самый парень, который первым приехал в нашу закусочную много лет назад, когда там умер Сарен Татаян.

Я поднёс листок к свету, падающему из окна, и прищурился. Пылинки мешали читать.

«…по прибытии наряда в кафе „Вкусный Уголок“ обнаружено тело гр. Татаяна С. А. Опрошен главный свидетель — гр. Яровой В. Н., находившийся за одним столом с потерпевшим. Гр. Яровой пояснил, что ужин проходил спокойно, пока потерпевшему не стало плохо…»

Я перечитал эти строки дважды. Даже глаза протёр.

Так, стоп. В официальной версии, которую озвучили в суде и везде раструбили, моего отца выставили единственным, кто был рядом. Якобы он принёс еду, и клиент умер. Никаких свидетелей.

А тут, в черновом рапорте, чёрным по белому написано: Яровой был там. Он был главным свидетелем. Он давал показания!

Значит, он не сбежал в панике. Всё гораздо хуже. Он спокойно дождался полиции, всё рассказал, а потом… Потом его имя просто стёрли из всех официальных бумаг. Кто-то очень влиятельный почистил дело так, чтобы фамилия графа Ярового даже рядом не стояла со словом «отравление».

А моего отца сделали крайним.

Я осторожно перевернул листок. К нему ржавой скрепкой были приколоты несколько фотографий. Старые, ещё плёночные снимки, немного пожелтевшие по краям.

На одном — общий план зала. На другом — стол. И вот он, самый интересный кадр. За столом, рядом с телом, стоит высокий мужчина в дорогом костюме. Лица почти не видно, он отвернулся, но осанка, фигура… Это точно Яровой. И он что-то объясняет полицейскому.

Вот оно. Доказательство. Железное.

Руки у меня не дрожали — привычка повара, руки должны быть твёрдыми, как сталь. Но внутри всё кипело от злости.

Я достал смартфон. Включил камеру.

Сначала сфотографировал сам рапорт. Максимально чётко, чтобы каждое слово читалось. Потом — старые снимки. Сделал несколько дублей, под разными углами, чтобы не было бликов от окна.

Конечно, оригиналы — это хорошо. Но выносить их отсюда опасно. Если меня обыщут на выходе или по дороге, я потеряю всё. А так — копии сразу улетят в «облако», и попробуй их оттуда достань.

— Щёлк, — тихо сказал я сам себе.

Ещё один кадр, чтобы было видно дату на соседнем документе. Для достоверности.

Да, где-то на телефоне у меня уже были эти снимки (и как только мог забыть?)., но лишний кадр точно не помешает.

Потом я аккуратно, стараясь попасть в те же дырочки от скрепки, прицепил фотографии обратно к листку. Засунул этот «бутерброд» поглубже, между какими-то старыми накладными за какой-то там год.

Пусть лежит здесь. В этой куче мусора документ будет сохраннее, чем в сейфе. Сюда точно никто не полезет. Кому придёт в голову рыться в списанном хламе?

Я закрыл коробку, поставил её ровно на место, чтобы не было заметно, что её трогали. Встал, отряхнул брюки от пыли. Колени снова хрустнули.

На выходе Леночка снова подняла на меня глаза, оторвавшись от своего журнала. Она явно ждала меня.

— Ну как, Игорь? Нашли свои пряники? — спросила она с улыбкой.

— Нашёл, Лена. Нашёл, — я кивнул ей и тоже улыбнулся. — Такие пряники, вы себе даже не представляете. Весь город скоро пальчики оближет, когда попробует.

— Правда? — она захлопала ресницами. — Здорово! Я буду ждать угощения.

— Обязательно, — пообещал я. — Всё будет. И пряники, и кнут для некоторых.

— Что? — не поняла она.

— Ничего, это я так, о кулинарии. Хорошего вам дня, Леночка. Не скучайте тут.

— Заходите ещё! — крикнула она мне вслед.

Я вышел в коридор и плотно прикрыл за собой дверь. Воздух здесь, на лестнице, показался мне удивительно свежим и прохладным после пыльного архива. Я глубоко вдохнул. Голова была ясной, как никогда.

В кармане лежал телефон с фотографиями. Он не стал тяжелее, но мне казалось, что я несу там кирпич. Или бомбу.

Мой отец не убийца-неудачник. Он просто стал пешкой в чужой игре. Козлом отпущения. А настоящий свидетель, а может и виновник, сейчас сидит в дорогом кабинете, пьёт кофе и думает, что всё шито-крыто. Что прошлое надёжно похоронено.