Я повернулся к Увалову.
— Вы правы, Семён Аркадьевич. Если мы хотим научить людей готовить, а не просто фокусы показывать, нам нужна спокойная обстановка. Я хочу, чтобы они видели мои руки и продукты, а не мою вспотевшую физиономию.
Увалов расплылся в довольной улыбке и потёр руки.
— Я знал! Я знал, что ты профи! С тобой приятно иметь дело, Игорь. Всё чётко и по делу.
Он толкнул тяжёлую дверь студии. Внутри уже кипела работа: осветители двигали прожекторы, операторы настраивали камеры, кто-то протирал и без того чистый стол.
— Ну, заходите, хозяева! — широким жестом пригласил он нас. — Располагайтесь. Гримёр сейчас подойдёт, припудрит, чтобы в кадре не блестели.
Мы прошли внутрь. Света всё ещё дулась, но профессионализм брал своё — она уже с интересом поглядывала на мониторы, где техники отстраивали картинку.
— Кстати, — Увалов притормозил у режиссерского пульта. — Я всё хотел спросить. Чем удивлять народ будем в первом выпуске? Снова каша из топора? Или суп из сапога?
В его голосе не было издёвки, только добрая ирония. Он всё ещё считал меня этаким деревенским самородком, который варит обеды из подножного корма.
Я снял рюкзак и аккуратно поставил его на стул.
— Почти, — усмехнулся я, расстёгивая молнию. — Мы возьмём самое банальное блюдо в этом мире и сделаем из него шедевр.
Увалов, явно довольный ответом, громко хлопнул в ладоши.
— Отлично! Не теряем времени! Грим, свет, звук! Через двадцать минут пишем «рыбу»!
Свету утащили подписывать какие-то бумажки с юристами, а меня взяли в оборот гримёры. Девушка с кисточками порхала у моего лица, пытаясь замазать синяки под глазами — память о бессонных ночах и нервотрёпке последних дней.
Я терпел. Это часть работы. Хочешь, чтобы тебя слушали — сделай так, чтобы на тебя было приятно смотреть.
Когда с пудрой закончили, я подошёл к кухонному острову. Спрятал рюкзак в шкаф, достал свёрток с ножами и развернул его. Сталь привычно блеснула под софитами. Когда рукоять ложится в ладонь, мандраж уходит. Здесь я хозяин. Здесь мои правила.
Света вернулась минут через десять. Выглядела уже спокойнее, собралась. В руках — корзина с продуктами: рис, курица, овощи, яйца. Всё самое простое, как я и просил.
— Ну что, шеф? — она начала выкладывать еду на стол. — Я готова. Буду подавать, мыть, приносить… Только командуй.
Я улыбнулся:
— Для начала просто пальцы себе не оттяпай, ладно?
Мы начали раскладываться. Я проверял горелки, Света мыла овощи. Всё шло спокойно, по-рабочему. Я уже прикидывал кадр: тут крупно нарезку, тут шкворчащее масло, здесь пар от риса…
И тут снова нарисовался Увалов. Вид у него был хитрый, как у кота, который стащил сосиску.
— Игорь, — начал он вкрадчиво, подойдя вплотную. — Есть один ма-а-ленький момент. Я тут подумал, пока вас гримировали…
Я напрягся. Когда начальники начинают думать за пять минут до мотора — жди беды.
— Какой момент? — спросил я, протирая нож полотенцем.
— Понимаешь, повар в кадре — это круто. Ты фактурный, спору нет. Но зрителю нужна динамика! Диалог! Искра!
Он взмахнул руками, изображая взрыв.
— Тебе нужен су-шеф. Напарник. Кто-то, кто будет стоять рядом, мешать соус и задавать глупые вопросы, на которые ты будешь умно отвечать. Понимаешь? Обучение через развлечение!
Мы со Светой переглянулись. Она нахмурилась и отложила перец.
— Семён Аркадьевич, — влезла она, и голос у неё стал жёстким. — Я думала, я буду помогать. Мы же обсуждали. Я в кадре смотрюсь нормально, тему знаю…
Увалов поморщился, как от зубной боли, но улыбку не стёр.
— Светочка, радость моя! Ты — продюсер! Ты — мозг проекта! Ты должна следить за таймингом и спонсорами. А нам в кадре нужна… просто картинка. И рабочие руки. Без лишней смысловой нагрузки, понимаешь?
Света обиженно поджала губы, но промолчала. Против «мозга проекта» не попрёшь — лесть сработала.
А вот мне это совсем не нравилось.
— Господин Увалов, — твёрдо сказал я, откладывая нож. — Я не люблю сюрпризов. Кухня — это механизм. Если вы сейчас сунете мне статиста, который соль от сахара не отличает, он всё испортит. Я не буду нянчиться с дилетантом под запись.
Увалов замахал руками:
— Обижаешь, Игорь! Какая массовка? Профессионал! Мне тут посоветовали одну кандидатуру… Я просто не мог отказать.
Его улыбка расползлась до ушей.
— Она, кстати, твоя землячка. Тоже из Зареченска. Говорят, вы знакомы. Это же гениально! Земляки покоряют губернию! Это добавит такой химии, такой теплоты!
Я застыл.
Землячка. Из Зареченска.
В голове завертелись варианты. Кто?
Даша? Нет, исключено. Она держит оборону в «Очаге», я запретил ей бросать пост.
Наталья Ташенко? Бред. Жена мясника не пойдёт в «принеси-подай».
Может, Вероника? Она дама хваткая, могла рвануть за славой. Но она в травах разбирается, а не в готовке.
— Господин Увалов, — мой голос стал холодным. — Кто это?
Увалов сделал шаг назад и театрально указал рукой в тёмный угол студии:
— Прошу любить и жаловать! Твоя правая рука и украшение эфира!
Из полумрака, цокая каблуками по ламинату, вышла девушка.
Я моргнул. Потом ещё раз. Но она не исчезла.
Белоснежный китель. Но не нормальный, мешковатый, а ушитый так, что облегал фигуру как вторая кожа. Верхняя пуговица расстёгнута чуть больше положенного. Чёрные волосы убраны в высокую причёску, пара локонов картинно падает на шею.
Макияж — идеальный. Взгляд — уверенный, с поволокой.
Это была не повариха. Это была модель, играющая роль повара в плохом кино.
Лейла Алиева.
Дочь моего врага. Та самая, которую я выставил дурой при первой встрече. Та самая, чья семейка спит и видит, как бы стереть меня в порошок.
— Привет, Белославов, — промурлыкала она. Голос сладкий и тягучий, как жжёная карамель.
В студии повисла тишина. Операторы замерли. Света выронила болгарский перец — он гулко стукнулся об стол и покатился к краю.
Увалов сиял. Он не видел моего побелевшего лица и сжатых кулаков. Он видел только «картинку». Красивый парень, роковая красотка, оба из провинции. Рейтинги, чёрт бы их побрал.
Лейла подошла к столу и оперлась бёдрами о столешницу. В глазах плясали злые, голодные чертята.
— Надеюсь, ты не против? — она хищно улыбнулась. — Я решила, что пора учиться у лучших. Я решила, мне будет полезно узнать… секреты мастерства.
Слово «секреты» она выделила так, что у меня по спине холодок пробежал.
Я смотрел на неё и понимал: это диверсия. Алиевы не смогли взять меня силой, теперь решили действовать изнутри. Внедрить агента прямо на мою кухню. Под камеры.
Устрою скандал — Увалов не поймёт. Решит, что я зазнался. Контракт сорвётся.
Оставлю — она будет гадить. Сыпать соль вместо сахара, ломать всё, портить. Или попытается украсть рецепты.
Ловушка. Красивая, надушенная ловушка.
Мой внутренний Арсений Вольский мгновенно всё взвесил. Ярость сменилась ледяным спокойствием.
Поиграть хочешь, девочка? Учиться пришла? Ну ладно. Я тебя научу. Так научу, что взвоешь.
Я медленно растянул губы в улыбке. Не доброй, но вполне вежливой. Так улыбаются акулы перед обедом.
— Лейла… — произнёс я спокойно. — Какая неожиданная… встреча. Я думал, ты предпочитаешь рестораны, где еду приносят, а не готовят. Там ведь можно испортить маникюр.
Она даже глазом не моргнула.
— Ради искусства я готова на жертвы, Игорь. Только не будь строгим. Я ведь только учусь.
— О, не переживай, — я взял тяжёлый шеф-нож и крутанул его в пальцах. Клинок сверкнул. — Учёба будет интенсивной. Люблю прилежных учениц.
Света наконец очнулась. Она переводила панический взгляд с меня на Лейлу. Она знала, кто такие Алиевы, и понимала: в студию запустили не помощницу, а бомбу с часовым механизмом.
— Господин Увалов… — начала она дрожащим голосом.
— Ну вот и славно! — перебил счастливый Увалов, хлопнув в ладоши. — Контакт налажен! Искра есть! Глаза горят! Это будет бомба, говорю вам!
