Я, конечно, не показал вида, что думаю на самом деле. Устало потёр лоб, изображая всю тяжёлую скорбь на своём юном лице.

— Это… очень много, — выдавил я из себя растерянным голосом. — Мне нужно подумать.

Воронков тут же закивал, довольный.

— Конечно, — его тон стал мягким, почти отеческим. — Переварите это. Но есть совет, Игорь. Не говорите пока ничего сестре.

Я поднял на него взгляд.

— Она — такая же как и вы наследница Мещерских, — медленно сказал он, пытаясь заглянуть мне прямо в душу. — Лишнее внимание сейчас смертельно опасно. Яровой не остановится ни перед чем, если узнает.

Дешёвая грязная манипуляция. Припугнуть безопасностью Насти, чтобы я был сговорчивее и держал язык за зубами. Внутри всё закипело от злости.

Но я просто кивнул.

— Я понимаю, — тихо ответил я. — Спасибо. Я никому не скажу.

Барон Воронков, довольный собой, поднялся. Встреча окончена. Я тоже встал. Мышцы затекли, а в голове неприятно гудело.

— Мы проводим вас, — сказал барон, и молчаливый слуга снова возник рядом.

Теперь я не задавал вопросов, просто смотрел по сторонам и запоминал.

В длинном коридоре я нарочно замедлил шаг у картины с какой-то баталией. Сделал вид, что разглядываю старую мазню, а сам медленно разворачивался. Пуговица-камера на моей куртке послушно записывала всё: повороты, двери, лестницу на второй этаж. Может, это и бесполезная информация, но привычка — вторая натура. Особенно такая полезная привычка, как замечать мелочи, из прошлой жизни.

Уже на крыльце я остановился, чтобы сделать глубокий вдох.

— Воздух у вас тут хороший, — бросил я слуге, топтавшемуся рядом. — Свежий.

И пока «наслаждался» свежестью, незаметно сделал полный оборот, чтобы камера захватила двор. Пост охраны у ворот. Вон там, в кустах, притаилась ещё одна камера. А дорожка посыпана гравием — любая подъезжающая машина будет шуршать, предупреждая о гостях. Продуманно.

Я чувствовал себя разбитым, но где-то внутри всё ещё сидел холодный и злой Арсений, который на автомате собирал данные. Он не доверял никому. И, кажется, был совершенно прав.

Всю дорогу до отеля я смотрел в окно, но ничего не видел. Мысли ходили по одному и тому же кругу.

Значит, отец — не просто повар, а основатель какой-то тайной гильдии. Мать — сбежавшая графиня. Вся их жизнь здесь, моя жизнь, жизнь Насти — всё было ложью, построенной на страхе.

Меня душила злая горечь. Эти аристократы с их сказками о благородстве… Они не помогли отцу. Они просто держали его на коротком поводке долговой расписки, как ростовщики. И теперь я для них не наследник, а просто инструмент. Фигура на доске, которую можно выгодно разыграть.

От этих мыслей хотелось выть, но я держал лицо. Каменная маска — лучшее, что у меня было.

Машина остановилась у отеля. Я вышел, не прощаясь, просто хлопнул дверью и пошёл ко входу.

И в холле увидел её.

Светлана сидела в кресле. Но вид у неё был совсем не тот, что утром. Бледная, осунувшаяся, с тёмными кругами под глазами. Когда она меня заметила, в её глазах на секунду промелькнуло такое искреннее облегчение, что мне стало не по себе. Она тут же взяла себя в руки, встала и пошла мне навстречу. Без лишних слов и суеты.

Она остановилась в паре шагов.

— Пошли, — тихо, но твёрдо сказала она. — Я всё приготовила. У тебя в номере.

Я только удивлённо на неё посмотрел. Она кивнула в сторону лифта, и мы молча поехали наверх.

Я открыл дверь номера и замер. В комнате пахло едой. Нормальной, хорошей едой. На столике стояли тарелки с нарезанным сыром, оливками и свежим хлебом. Рядом дымилось горячее рагу, стояла открытая бутылка красного вина.

Светлана вошла следом, закрыла дверь и села в кресло. Сложила руки на коленях и посмотрела на меня. В её взгляде смешались и тревога, и усталость, и простое человеческое любопытство. Но она молчала.

Я подошёл к столу на автомате. Ноги еле слушались, словно чужие. Взял бутылку, два бокала. Бутылка показалась неимоверно тяжёлой. Налил тёмно-красного, почти чёрного вина.

— Держи, — я протянул бокал Светлане. Наши пальцы случайно коснулись. Её кожа была тёплой, и этот простой живой контакт немного вернул меня на землю посреди всего этого безумия.

Она отпила, глядя мне прямо в глаза.

— Я всё записала, — тихо сказала она. — И похотливую баронессу, и надутого индюка во главе стола… и то, что они говорили про твоего отца.

Я тоже сделал глоток. Вино было терпким, но я не чувствовал вкуса. Просто тупо смотрел, как в тёмной жидкости пляшет огонёк свечи.

— Ага, — выдавил я. — Говорили.

Светлана поставила бокал на стол.

— И что теперь? Игорь, что мы будем делать?

И тут меня накрыло.

Это была не моя привычная холодная ярость, с которой я прожил последние лет двадцать. Нет. Это было что-то другое — молодое, горячее, отчаянное. Это во мне орал двадцатидвухлетний парень, который только что узнал, что его отец был не неудачником, а сломленным героем. Что его мать — не просто имя на неизвестной могиле, а графиня. Что вся его нищая, затравленная жизнь — результат лжи и трусости людей, которые теперь хотят похлопать его по плечу.

Кулаки сжались до боли в костяшках. Дико захотелось швырнуть этот чёртов бокал в стену, перевернуть стол и просто заорать, чтобы выпустить из себя эту беспомощную, душащую злость.

Но мозг сорокалетнего мужика тут же схватил этот порыв за шкирку.

Тихо. Не сейчас. На эмоциях только дров наломаешь. Сначала думай.

Я заставил себя закрыть глаза. Сделал медленный, глубокий вдох, считая про себя. Раз. Два. Три. И выдохнул. Дрожь в руках унялась.

Я открыл глаза и посмотрел на Светлану. На губах появилась слабая, но абсолютно уверенная усмешка.

— Мы? — переспросил я. — А мы будем делать то, что и собирались. Завоёвывать эту империю. Тарелка за тарелкой. Ничего не поменялось. Просто… в уравнении появилось несколько новых цифр.

Светлана смотрела на меня во все глаза. Наверное, ждала, что я сейчас начну орать, бить посуду или просто напьюсь в хлам. А я стоял и прикидывал, как выжать из этой паршивой ситуации максимум пользы.

— Ты уверен? — тихо спросила она. — После такого… ты же можешь просто уехать. Всё бросить и начать с чистого листа.

Я плеснул себе ещё вина и наконец сел за стол. Отрезал кусок сыра, закинул в рот. Острый, солёный, настоящий. Этот вкус немного привёл меня в чувство.

— Уверен, — ответил я, прожевав. — Уехать? И что дальше? Прятаться, как мой отец? Ждать, пока старые проблемы сами меня найдут? Нет уж, увольте.

Я посмотрел ей прямо в глаза.

— Эти аристократы думают, что я их ручная зверушка. Одни хотят натравить на врагов, другие — сделать из меня красивую вывеску. Все они хотят меня использовать. И это отлично.

— Что же в этом отличного? — не поняла Света.

— А то, что они ещё не знают, с кем связались, — усмехнулся я. — Играть будем. Но по моим правилам.

Я подцепил вилкой кусок мяса из тарелки. Рагу было что надо — мягкое, с густым соусом. Светка молодец. Горячая еда и правда помогает думать. И где только раздобыла? Неужели сама приготовила?

— План в силе, — сказал я, вытерев рот салфеткой. — Запускаем шоу, строим «Империю Вкуса» и давим этих порошковых торгашей. Но теперь с парой небольших изменений.

— Каких? — она подалась вперёд, не отрывая от меня взгляда.

Наверное, в этот момент я улыбнулся как-то нехорошо.

— Во-первых, я соглашаюсь на предложение Воронкова. Стану их лучшим другом и любимым проектом. Так я получу доступ к их деньгам и связям. Пусть думают, что я у них в кармане.

Светлана понимающе кивнула. В её глазах мелькнул огонёк.

— Во-вторых, — продолжил я, — мы начнём собственное расследование. Тихое. Мне нужно знать, что на самом деле случилось с Мещерскими. Не то, что они рассказывают, а правду. Будем искать любые зацепки: документы, старые слухи, живых свидетелей. И в-третьих…