Таких я видел сотни.

И потом — вижу это.

У него нет одного пальца.

Да. Вот он, ублюдок.

Больше всего на свете мне хочется обхватить его горло руками, сжать так, чтобы он ощутил настоящий страх — тот самый, который он заставлял испытывать других. Чтобы понял: сейчас он перед кем-то сильнее. И кто не знает жалости — ровно как и он сам.

Когда я вырву ему позвоночник, засуну ему его же в задницу.

Но пока — нет.

— Командир Хэргроув, — произносит Эмилия, её голос льётся фальшивым мёдом. — Разрешите представить Джейса, одного из наших самых перспективных охранников.

Джейс делает шаг вперёд, глаза расширяются — почти трепет. Из властного садиста он превращается в льстивого ублюдка за долю секунды.

— Командир, — тянет он хриплым, неприятным голосом. — Для меня… честь познакомиться, сэр.

Он протягивает руку, и я пожимаю её. Сильнее, чем нужно. Достаточно, чтобы он скривился. Шершавый рубец на месте отсутствующего пальца задевает мою ладонь — и меня пробирает удовлетворение. Значит, ему было больно. Значит, я был там достаточно вовремя, чтобы они не смогли пришить эту падаль обратно.

— Честь взаимна, — говорю я сквозь зубы, заставляя себя улыбнуться. — Эмилия говорит, вы тут прямо восходящая звезда.

Джейс расправляет грудь, словно петух перед дракой.

— Я стараюсь, сэр. Омегам нужна твёрдая рука. Кто-то, кто покажет им их место.

Перед глазами всплывает прошлый кадр — хрупкая омега, сгорбленные плечи, тёмные волосы, закрывающее лицо, ссадины на шее, пустой взгляд. Уже сломанная.

Ничего общего с Айви — её огненной яростью, взглядом, который не потушили даже тут.

— Понимаю, — произношу ровно. — И какие методы вы предпочитаете? Если не секрет.

Я стараюсь звучать заинтересованно. Не так, будто представляю, как буду отпиливать ему оставшиеся пальцы тупым ножом и запихивать их ему в глотку.

Джейс ухмыляется. У меня чешутся кулаки — слишком уж легко можно снести всю эту ухмылку одним ударом, как кегли.

— Ну, знаете, стандарт. Изоляция, сенсорная депривация, немного физической коррекции. Главное — сломать, сделать зависимой. Чтобы ела с рук, прежде чем сможет нормально подчиниться альфе.

И я знаю: этот ублюдок говорит буквально.

Он произносит это так обыденно — будто обсуждает погоду. Или отчёт по восстановлению города. Не как пытки. Не как уничтожение личности.

И тут меня прошивает: вот почему Айви поначалу отказывалась есть. Вот почему она не брала еду, пока не убедилась, что мы не такие.

Этот крошечный, тухлый бета-крысёнок заставлял её есть с его рук.

Жаль, что она не откусила ему больше, чем один палец.

Но ничего — я компенсирую, когда заставлю его жевать собственные зубы.

Я давлю в желудке подступающую язвительную тошноту, заставляю себя кивнуть. Улыбнуться. Играть роль. Святые ядерные пепелища, как же сложно.

В такие моменты хочется иметь рядом Валека. Хотя на втором шаге он бы уже вонзил вилку этому уроду в глазницу.

— Восхитительно, — говорю я, голос натянут, как струна. — С удовольствием бы узнал больше. Теперь, когда у меня есть своя омега для «укрощения». Может, обсудим подробнее… неофициально.

Глаза Джейса вспыхивают жадным блеском. Настолько мерзким, что у меня мороз по коже, а кожа тянется сжаться в броню.

— Разумеется, сэр. Для меня будет честь.

— Отлично, — отвечаю я, уже мысленно перебирая, какими способами его мучить. — До встречи в Столице.

Я поворачиваюсь к Эмилии. Улыбка у меня деревянная, как надгробие.

— Боюсь, мне пора, Директриса. Долг зовёт.

Она кивает, улыбаясь так же фальшиво:

— Конечно, Командир. Благодарю за визит. Надеюсь, он был… познавательным.

Я беру её за руку — но, когда она хочет отдёрнуть, я задерживаю хватку. Лёгкое движение. Достаточно, чтобы в её глазах мелькнула боль. Чтобы она поняла: это только начало.

У меня в голове сотни вариантов расплаты для этой ведьмы. Ни один не достаточен.

А вот для бета-самцов… там можно развернуться.

— Более чем, — говорю я тихо, улыбаясь так, что зубы сводит. — Спасибо за откровенность. Я получил всё, ради чего пришёл.

Если бы она только знала.

Когда я выхожу из Центра Перевоспитания, мне приходится задействовать всю оставшуюся волю, чтобы не развернуться, не войти обратно и не разорвать этих двоих по суставам.

Скоро, говорю я себе.

Но сначала — доказательства. Хватит, чтобы повесить моего отца за его преступления. Хватит, чтобы утопить в болоте и остальных членов Совета. Если поймать только его — они его же и сделают козлом отпущения. А сами выскользнут.

Мне нужно время.

Ресурсы.

Стратегия.

Но когда домино выстроится и я толкну первую костяшку?

Им всем пиздец.

ЧУМА

Солнце хлещет по пустоши без малейшей жалости — жаркое, беспощадное, обжигающее до костей. Воздух дрожит над растрескавшейся землёй, и пот течёт у меня по позвоночнику, пока я ёрзаю на сиденье раздолбанного внедорожника, который «друг» Валека был так любезен нам подогнать.

Учитывая, что эта рухлядь ломалась уже три раза и до сих пор воняет горелой соляркой, я почти уверен: он просто хотел, чтобы мы сдохли где-нибудь в пустыне.

Рядом Валек держит руль с маниакальной сосредоточенностью. Глаза спрятаны за тёмными очками, рот сжат в жёсткую линию. Он не сказал ни слова уже несколько часов — с тех самых пор, как мы выехали из вонючих подземелий чёрного рынка.

Но его молчание ни капли не помогает. Между нами трещит натянутая тишина, полная злости, раздражения и всего того, что мы оба старательно игнорируем. Мы сцепились с первой минуты этой идиотской миссии, и чем дальше едем по этой проклятой пустоши, тем тоньше у нас обоих становится кожа на нервах.

И сейчас, после целого дня рывков через выжженные земли, я начинаю подозревать, что всё это зря. Что Гио со своей змеино-хитрой ухмылкой просто отправил нас гоняться за призраком. Или подыхать в радиационной дыре.

По крайней мере здесь не так уж грязно. Чтобы было грязно — нужно, чтобы что-то жило.

После этого дня мне потребуется ванна из кислоты.

— Мы едем уже часы, — говорю я, голос хриплый, как будто в пустынный песок мне в глотку засыпали. — Ты уверен, что инфа Гио полезная? Потому что с моей стороны выглядит так, будто он отправил нас в один конец — в никуда.

Челюсть Валека дергается, на виске раздражённо пульсирует мышца.

— Инфа Гио всегда точная, — отвечает он сухо. — Он может быть змеёй, но он знает что не стоит переходить мне дорогу.

Я фыркаю.

— Конечно. Ты же такой ужасающий — со своими ножичками и психопатской улыбочкой. Новость дня, Валек: мы здесь все убийцы. Включая Гио.

Валек резко поворачивает голову, глаза за очками вспыхивают яростью.

— Следи за языком, принцесса, — рычит он. — Или я покажу тебе, насколько я ужасен.

Я уже распахиваю рот, чтобы объяснить ему, куда именно он может засунуть свои угрозы, когда вдруг что-то блестит на горизонте.

Металл. Но это не руины. Что-то… чужое в этой выжженной пустоши.

— Подожди, — говорю я и подаюсь вперёд. — Это что?

Может быть, просто чёртов мираж.

Валек щурится. Когда он тоже видит это, по его лицу расползается одна из его фирменных пугающих ухмылок.

— Это, принцесса, — произносит он со зловещим удовольствием, — Белваст.

Перед нами вырастает хаотичная куча построек — блестящий металл вперемешку с развалинами. С виду — кладбище забытых домов. Памятник распаду, который разъедает Внешние Пределы.

Валека это не смущает. Наоборот — глаза у него светятся хищным ожиданием.

— Логово Ворона должно быть где-то рядом, — говорит он, давя на газ. — Глаза держи открытыми.

Сдерживаю раздражённый комментарий и всматриваюсь в пустыню. Но здесь ничего — только пустынная земля и редкие остатки цивилизации.