Я едва успеваю осознать слова, как воздух наполняется шипением. Я поднимаю голову — из потолка выдвигаются форсунки, изрыгая тот же густой, тошнотворно-жёлтый газ, которым заливали камеру Рыцаря. Он валит удушливыми клубами, заполняя помещение с пугающей скоростью.

Лёгкие горят, когда я вдыхаю эту едкую дрянь. Я закашливаюсь, слёзы заливают глаза, зрение плывёт. Газ мощный. Ноги и руки наливаются свинцом, края поля зрения темнеют.

Рёв чистой ярости перекрывает даже вой сирен.

Огромный альфа рядом со мной взмывает на ноги, утягивая меня за собой. Освободившись от цепей, он обхватывает меня массивной рукой за талию, вдавливая в грудь, и рвётся вперёд.

Мир переворачивается. Желудок подскакивает, когда мы движемся быстрее, чем это вообще возможно. Ветер хлещет по лицу, щиплет глаза. Я вижу обрывки — искажённые от ужаса лица, падающее оборудование, тела, которые разлетаются, как тряпичные куклы.

Мы влетаем в тяжёлые металлические двери с такой силой, что вырываем их с петель. Здесь газа меньше — я жадно хватаю более чистый воздух. Голова проясняется, адреналин выжигает остатки дурмана.

— Да убейте же его! — орёт кто-то позади.

Раздаётся автоматная очередь. Пули свистят рядом, смертоносно близко. Я зарываюсь лицом в его грудь, зажмуриваюсь. Его хватка сжимается, пока он несётся по коридору, каждый шаг пожирает невозможные расстояния.

Пуля скользит по моей руке, оставляя за собой полосу огня. Я закусываю губу, сдерживая крик, чувствую вкус крови. Альфа, несущий меня, рычит — так низко и зловеще, что волосы на затылке встают дыбом.

Он влетает за угол, едва не размазывая нас о стену. За спиной — крики и топот, но они становятся тише, чем дальше мы уходим.

Впереди — ещё одни двери. Толще. Укреплённее. По ним кричат красные надписи: ОПАСНО и ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЁН.

Альфа даже не замедляется. Наоборот — ускоряется, опуская плечо и идя прямо на преграду.

— Подожди... — начинаю я, но уже поздно.

Мы врезаемся в двери с сокрушительной силой. Его огромная рука закрывает меня, вдавливая в грудь. Металл визжит и гнётся, уступая под его мощью. С потолка сыплются куски бетона — конструкция рушится, мир трескается над нами.

На одно замершее мгновение мы в воздухе.

Инерция несёт нас вперёд — мы проламываем оборудование, разметая в панике персонал. Искры летят, оголённые кабели хлещут по воздуху.

А потом мы падаем.

Мир крутится. Ветер рвёт мокрые волосы, бросая их мне в лицо. Желудок уходит в горло, я больше не понимаю, где верх, где низ. Вокруг — грохот рушащихся конструкций. Скрежет металла. Взрывы бетона и стекла.

Я хочу закричать — но не могу. Я лишь вцепляюсь в его огромное тело, пока мы летим сквозь пустоту, оставляя за собой полосу разрушения.

Мы врезаемся в воду с оглушительным всплеском.

Ледяная вода накрывает с головой, шокируя тело. Паника вцепляется в грудь, я барахтаюсь, задыхаясь. Сильные руки обхватывают меня, вытаскивая вверх. Мы вырываемся на поверхность, и я жадно хватаю воздух, кашляя и захлёбываясь.

Альфа спокойно держится на воде, одной рукой удерживая меня над поверхностью. Моё лицо прижато к изгибу его шеи — он закрывает меня от падающих сверху обломков. Когда я пытаюсь поднять голову, он прижимает меня сильнее, заставляя отвернуться.

Мы в каком-то подземной камере глубоко под лабораторией. Фосфоресцирующие водоросли и грибы облепляют каменные стены, заливая всё жутким сине-зелёным светом. Вода тянется во все стороны, исчезая в тёмных туннелях. Куски разрушенного комплекса продолжают падать, с плеском и эхом отражаясь от стен.

Сверху доносятся крики — всё ближе. Я вытягиваю шею и вижу силуэты людей на фоне рваного пролома в потолке высоко над нами. Отверстие огромное — немое доказательство силы альфы и масштаба разрушений, которые мы оставили после себя.

— Там! — орёт кто-то, указывая вниз. — В воде!

Альфа рычит. Без предупреждения он ныряет, утаскивая меня обратно под ледяную воду. Я едва успеваю вдохнуть — и мы снова под поверхностью. Звук падающих обломков глохнет, но вибрации рушащегося комплекса всё ещё проходят сквозь тело.

Мы рассекаем воду с невозможной скоростью. Мощные гребки альфы швыряют нас вперёд. Я отчаянно держусь за него, лёгкие горят, когда мы уходим всё глубже и глубже во тьму. Позади мелькают лучи поисковых прожекторов — с каждым мгновением они тускнеют, пока расстояние между нами и преследователями не становится непреодолимым.

Когда мне кажется, что грудь вот-вот разорвёт, мы всплываем в небольшом воздушном кармане. Я жадно хватаю кислород, грудь ходит ходуном. Пространство крошечное — едва хватает на нас двоих. Наши тела прижаты друг к другу, и я остро ощущаю каждую точку соприкосновения.

Его дыхание горячо обжигает мне шею, пока он удерживает нас на воде, двигаясь бесшумно. В его массивном теле чувствуется напряжение — мышцы готовы сорваться в движение в любую секунду. Даже здесь до нас доходит глухой гул обрушения — постоянное напоминание о хаосе, который мы оставили позади.

Мы остаёмся так, достаточно долго, почти не решаясь дышать. Время от времени доносятся приглушённые крики и всплески, но они становятся всё тише и дальше. Постепенно звуки разрушения исчезают, уступая месту мягкому плеску воды о камень.

Наконец, когда остаётся только наше тихое дыхание, альфа двигается. Он чуть отстраняется, но по-прежнему отворачивает лицо, отказываясь встречаться со мной взглядом. Его изуродованная челюсть сжимается, и я чувствую, как от него волнами расходятся стыд и ненависть к самому себе.

Навязчивое ощущение цепляет меня за затылок. В нём есть что-то знакомое. В том, как он держится. В осторожности его прикосновений — несмотря на всё. Сердце начинает колотиться, когда кусочки складываются в одно целое.

Я поднимаю руку и осторожно обхватываю его челюсть, пытаясь повернуть лицо ко мне. Он сопротивляется тихим, низким рычанием — но в нём нет угрозы. Его взгляд на долю секунды встречается с моим, а затем он тут же отводит глаза, словно сам вид причиняет ему боль.

Но этого мгновения мне хватает.

Я вижу ярко-голубой.

Тот самый оттенок. Знакомый до боли.

— Пожалуйста, — шепчу я, голос дрожит от надежды и неверия.

Медленно, неохотно, он позволяет мне повернуть его лицо к себе. Его глаза наконец встречаются с моими — в них страх, смирение и отчаянная тоска.

Эти глаза. Мягкие. Добрые — несмотря на изуродованную пасть с бритвенно-острыми зубами. Я бы узнала их где угодно. Облегчение накрывает меня волной такой силы, что кружится голова.

Я могу только дышать его именем.

— Призрак.