— Чёрт… — хриплю я, голос едва слышен.

Горло будто я полоскала его битым стеклом — саднит и жжёт. Я вообще ни хрена не чувствую запахов и не могу дышать носом. Я втягиваю воздух, чувствую вкус крови — тёплый, металлический. Сплёвываю её на пол и смотрю, как она расплёскивается по холодному металлу.

Где-то за моей спиной раздаётся смех. Я вздрагиваю. Звук царапает уши, заставляет сжаться зубы.

— Похоже, дикая омега очнулась, — говорит мужской голос, сочащийся издёвкой. — Как думаешь, монстр отреагирует на её запах?

— Просто убейте его, если слишком дёрнется.

Смех.

Я стискиваю зубы, ярость прожигает остатки седативного тумана. Злость — это тепло. Единственное тепло, которое у меня есть. Я заставляю себя распахнуть глаза шире.

Мигающий красный свет от какой-то системы безопасности выхватывает из темноты крепления, цепи, крюки на стенах — и снова утаскивает их в тень. От этого стробоскопа мутит, желчь поднимается к горлу. Я сглатываю.

Я не дам им увидеть мою слабость.

Пол подо мной мокрый. Ледяной. Он жжёт кожу везде, где я его касаюсь. Конденсат собирается на металле, превращая поверхность в скользкую ловушку. Я смотрю на себя — и понимаю, что меня раздели, оставив лишь в тонкой больничной рубашке, которая с таким же успехом могла быть бумажной салфеткой. Ткань липнет к коже, влажная, мерзкая.

Зубы начинают выбивать дробь, когда я сворачиваюсь, пытаясь сохранить хоть каплю тепла. Но его здесь нет. Воздух сам по себе ледяной, он просачивается в кости. Я выдыхаю — пар клубится перед лицом. Они что, пытаются меня заморозить насмерть?

И тут я замечаю кое-что.

У дальней стены — огромная тёмная фигура, прикованная цепями. Я щурюсь, пытаясь разглядеть её сквозь расплывающееся зрение, но расстояние и мигающий красный свет не помогают. С каждым всполохом силуэт будто меняется, превращаясь в кошмарную оптическую иллюзию.

Я вижу только одно: он огромный. Чудовищно огромный.

Цепи, удерживающие его, выглядят достаточно толстыми, чтобы пришвартовать корабль. Я напрягаю зрение, пытаясь выцепить детали, но в этом адском красном свете это невозможно.

— Может, заставим её подойти поближе? — говорит кто-то за моей спиной, усмехаясь с снисходительным весельем.

— Подожди, — перебивает другой голос. — А если актив вырвется?

Снова смех.

— Ты шутишь? Эти цепи удержат товарный поезд. Даже если он захочет на неё броситься, вырваться не сможет.

— Облейте её.

Я застываю.

Воспоминания накрывают — как меня поливали из шлангов, пока кожа не сходила клочьями, как животное.

— Она же омега. Мы не можем просто...

— Кого это волнует? Она дикая.

— Всё-таки они важны. Мы не можем просто...

Ледяная струя воды врезается мне прямо в грудь — внезапно, без предупреждения. Удар выбивает из меня воздух, я задыхаюсь, судорожно хватая ртом ледяной воздух. Холод такой, что он жжёт, будто в кожу вонзаются тысячи крошечных игл.

Я сжимаюсь, пытаясь укрыться от беспощадного напора. Но спрятаться негде. Вода моментально пропитывает тонкую рубашку, прилепляя её к телу. Зубы выбивают такую дробь, что кажется — сейчас треснут.

— Как утопленная крыса, — хохочет кто-то.

Вода обрывается так же внезапно, как и началась, оставляя меня дрожать на мокром полу. Я кашляю, выплёвывая воду с привкусом химии и металла.

— Ой, омежке холодно? — издевательски тянет первый голос. — Может, подползёшь поближе к тому монстру? Глядишь, быстренько согреет.

Какому ещё монстру? Той фигуре, прикованной к стене?

Я не успеваю осмыслить это, как новая струя воды ударяет мне в спину. С такой силой, что меня сносит по полу прямо к прикованному силуэту. Я вцепляюсь пальцами в шершавый металл, пытаясь остановиться, но бесполезно. Меня тащит, пока я не влетаю в стену с глухим ударом, выбивающим воздух из лёгких. Ладони и колени содраны, кровоточат.

— Хватит, — резко вмешивается новый голос.

— Скучно, — бурчит первый. Но вода прекращается, остаётся лишь звук моего рваного дыхания и лязг зубов.

Я с трудом поднимаюсь на четвереньки, руки дрожат от усилия. Вода капает с волос, ледяными ручейками стекая по лицу и шее. Рубашка липнет к телу, как вторая кожа, совершенно не защищая от холода.

Сверху раздаётся низкое, гулкое рычание — и я замираю.

Медленно поднимаю голову, следуя за звуком, к фигуре, прикованной к стене. Я уже достаточно близко, чтобы дотянуться до неё рукой, но затуманенный мозг с трудом понимает, что видят глаза. Красный свет играет тенями, и детали ускользают.

Но он тёплый.

Даже отсюда я чувствую исходящее от него тепло.

Не успев передумать, я начинаю ползти к нему. Шершавый пол скребёт уже содранные колени. Движения неловкие, несогласованные. Каждый сантиметр даётся с боем — тело плохо слушается. Но обещание тепла тянет меня вперёд.

Подожди.

Не «оно».

Он.

Мужчина.

Я замираю, моргая. Шрамы пересекают вздувшиеся мышцы, как карта боли и страданий. Одни — хирургически точные, аккуратные. Другие — рваные, жестокие. Свежая рана расползается багровым пятном на боку. Влажные чёрные волосы слиплись, закрывая глаза, свисая грязными прядями.

Из лица я отчётливо вижу только прямой нос и рот.

Скорее — челюсти.

Там, где должны быть губы и щёки, — изуродованная, изрезанная плоть и обнажённые сухожилия. Ненормально острые зубы полностью открыты в постоянном оскале, поблёскивают в красном свете. Они больше похожи на зубы чудовища, чем человека — созданные, чтобы рвать и кромсать.

Инстинкты орут: беги.

Каждая клетка тела кричит об опасности.

Но это не монстр.

Это ещё одна жертва.

Он явно альфа — даже если я не чувствую запаха — и рядом с ним я всё равно в большей безопасности, чем с этими ублюдками-учёными. А тепло… Боже, тепло. Оно манит, как песня сирены, обещая спасение от холода, который грызёт мои кости.

Я не даю себе времени передумать и прижимаюсь к его огромному телу. Из груди вырывается дрожащий вздох, когда благословенное тепло окутывает меня. Это как нырнуть в горячую ванну после метели. Я жмусь ближе, зарываюсь лицом в изгиб его шеи. Его кожа лихорадочно горячая, и я жадно впитываю это тепло.

Так тепло.

Ещё одно низкое рычание вибрацией проходит по массивной груди, к которой я прижимаюсь. Звук должен бы пугать, но вместо этого он укутывает меня, как одеяло, успокаивая остатки ледяного холода. Я не вздрагиваю даже тогда, когда его голова слегка поворачивается, а край челюсти касается моего лба с мягким рыком.

Может, ему это тоже приносит утешение.

И тут тишину разрывает лязг цепей.

Я резко отшатываюсь, внезапно остро осознавая, где мы.

Огромное тело шевелится, мышцы вздуваются под изуродованной кожей. Оглушительный треск прокатывается по камере — одно из толстых металлических звеньев ломается. Потом ещё одно. И ещё.

Звук отражается от стен, заставляя уши звенеть.

Альфа резко выворачивается, мышцы ходят волнами под изрезанной кожей — ещё одна цепь лопается с оглушительным треском. Сердце колотится в рёбра, бешеный барабан заглушает всё остальное.

Он…

Он ждал, пока я подойду ближе?

— Святое дерьмо! — визжит чей-то голос у меня за спиной. — Он вырывается!

В лаборатории вспыхивает паника. Вой сирен режет слух, перекрывая хаос. Красные аварийные огни мигают всё быстрее, отбрасывая уродливые тени, пляшущие по стенам. Учёные мечутся во все стороны — мельтешение белых халатов и перекошенных от ужаса лиц.

— Запереть его! — орёт кто-то. — Сука, срочно запереть!

Мне надо бежать. Каждый инстинкт кричит: беги, убирайся как можно дальше от этого существа. Но тело не слушается. Я застываю, прижатая к его обжигающе горячей коже, не в силах оторвать взгляд от того, как цепи рвутся, будто сделаны из бумаги.

Мимо проносится учёный, лихорадочно тыкая в какую-то панель на стене. Пальцы дрожат, лоб покрыт потом.

— Активация аварийного протокола сдерживания, — объявляет бездушный голос. — Внимание. Разрешено применение смертельной силы.