Он наклоняется ближе.

Слишком близко.

Его дыхание накрывает меня.

Застоявшийся кофе.

Мята.

Меня тянет блевать.

— Откройте рот, — приказывает он.

Я не двигаюсь.

— Я сказал — открой рот.

Я по-прежнему не подчиняюсь.

Раздражённый вздох.

И тут боль взрывается — пальцы вонзаются в шарнир челюсти.

В оголённые сухожилия.

Раздвигают силой.

Я рычу низко, из груди.

Предупреждение.

Учёный игнорирует.

Запихивает металлический клин между острыми зубами, чтобы разжать челюсть.

Я хочу укусить.

Рвать.

Уничтожить.

Но я не двигаюсь.

Нельзя рисковать.

Нужно вытерпеть.

Хотя так трудно не вонзить зубы в плоть.

— Поразительно, — бормочет он. — Масштаб лицевых повреждений исключительный. Повреждения уходят глубоко в ротовую полость. Но зубы… безупречные. Необычайно острые.

— С-сэр… — заикается медсестра. Она напугана. Мне… стыдно. — Седатив… он, кажется, не действует как ожидалось. Частота сердцебиения у этого… этого существа…

Учёный отмахивается.

— Невозможно. Мы ввели дозу, достаточную, чтобы уложить слона.

Если бы он знал.

Транквилизаторы едва меня задели.

Моё тело сжигает их слишком быстро.

Но они не должны об этом знать.

Нужно играть роль.

Нужно выжить.

Ради неё.

Если я начну драться, если сорвусь — они могут меня убить.

Скорее всего — нет.

Им нужно меня использовать.

Но могут.

Вокруг собирается больше учёных.

Тычут.

Щупают.

Берут кровь и образцы кожи.

Они говорят обо мне так, будто меня здесь нет.

Будто я — вещь.

Не человек.

Что, в общем-то, правда.

Я не человек.

Знакомые слова заполняют голову.

Чудовище.

Демон.

Аномалия.

И ощущения знакомые тоже.

Холодный металлический стол.

Беспощадный свет.

Укус скальпелей.

Бесконечные тесты.

Боль.

Так много боли.

Сердце колотится быстрее.

Пот выступает на коже.

Нет.

Загнать это внутрь.

Запереть.

Не дать им увидеть.

Не дать им понять.

Я сжимаю глаза.

И так достаточно слышать отвращение в их голосах.

Видеть — не нужно.

— А что с когнитивными функциями? — спрашивает другой учёный. — Есть ли высшая мозговая активность?

Главный пожимает плечами.

— Сложно сказать. Он выполняет базовые команды, но дальше… кто знает? В нём больше зверя, чем человека.

— Хорошо. Приступайте к сканированию. Хочу посмотреть, что у него внутри черепа.

Меня закатывают в большую машину.

Она оживает вокруг.

Щёлк.

Жужжание.

Писк.

Звуки вытаскивают новые воспоминания.

Тёмные комнаты.

Иглы.

Провода.

Электрошок.

Боль. Всегда боль.

Тогда хотя бы меняли помещение.

Хоть что-то, кроме камеры.

Но теперь я знаю, что за стенами.

Я пробовал это.

Пробовал свободу.

Пробовал свет.

Свет Айви.

Айви…

Дыхание учащается.

Грудь сжимает.

Нет.

Спокойно.

Тихо.

Но это всё сложнее.

Гораздо сложнее.

Где моя пара?

Что они с ней делают?

Нельзя об этом думать.

Нельзя туда идти.

Сознание сломается.

Рассыплется.

Рухнет.

Паника вцепляется в горло.

Грозит задушить.

Я закрываю глаза. Пытаюсь выровнять дыхание.

Думаю об Айви.

О её запахе.

Об улыбке.

Только это.

Только она.

Делаю вид, что это её руки на моём лице.

Не их.

Её руки на моей коже.

Время расплывается.

Минуты?

Часы?

Не знаю.

Ещё тесты.

Ещё боль.

Берут кровь.

Образцы тканей.

Даже костный мозг.

Я стискиваю зубы.

Душу рёв, который рвётся наружу.

Крики.

Они думают, что я под седативами.

Наконец — пауза.

Учёные отступают.

Переговариваются вполголоса.

Я напрягаюсь, пытаясь услышать.

— Он в сознании, — бормочет один. — Полностью.

— Сканирование мозга показывает полную активность.

— Чёрт. Он не под седативами?

— Тогда почему он позволяет нам всё это делать?

— Наверное, хочет умереть.

— Значит, бесполезен.

Рычу низко, из груди.

Не бесполезен.

Я сделаю всё, что вы хотите.

Убью, кого скажете.

Что угодно — только не «бесполезен».

Бесполезных утилизируют.

Та же участь, что и «слишком опасных».

Я не могу говорить.

Руки зафиксированы.

Знаками не объяснить.

Учёные замолкают.

Смотрят.

Я чувствую их взгляды.

Слишком много глаз.

Ненавижу, когда на меня смотрят.

— Проведём ещё тесты, — говорит один.

— Найдём, на что он отреагирует.

— Что-нибудь должно.

ЧУМА

Стерильные белые коридоры выжигают глаза. Без янтарных линз маски жёсткий флуоресцентный свет вонзается в сетчатку, как иглы. Я часто моргаю, сдерживая желание прикрыть лицо.

Нельзя привлекать внимание.

Не сейчас.

Тэйн и Виски идут по бокам. Они тоже без масок, а в украденной вриссийской форме выглядят убедительно. Почти идеально. У Виски дёргается указательный палец — тянется к спрятанному оружию при каждом отзывающемся эхом шаге. Я бросаю на него предупреждающий взгляд. Один неверный жест, одна ошибка — или его убогий фальшивый акцент — и нам конец. Он знает: ни слова. Даже вздох лишний.

Украденный лабораторный халат сидит на мне неправильно. Слишком лёгкий. Слишком открытый. Я скучаю по весу тактического снаряжения, по знакомому стерильному запаху фильтров в маске.

Но сейчас это не важно.

Я фиксирую каждую деталь, когда мы сворачиваем за очередной угол: камера наблюдения в верхнем левом углу — мёртвая зона прямо под ней. Панель доступа по карте у третьей двери. Потенциальная слабая точка — вентиляционный короб сверху. Мысли несутся, собирая маршруты отхода, вычерчивая карту этого лабиринта из белого и хрома.

Мимо проходят двое охранников. Я коротко киваю. Идём дальше. Не вступать в контакт. Челюсть Тэйна сжата так, что, кажется, я слышу, как скрипят зубы. Я знаю, о чём он думает. Где-то в этом проклятом месте держат Айви. И Призрака.

И этого психа — Валека.

Мысль о Валеке заставляет кровь вскипеть. Садист. Предатель. Мы знали, что ему нельзя доверять, но похитить Айви — это уже безумие. Если я до него доберусь, не уверен, что смогу себя остановить. Хочется верить, что я не стану пытать его до смерти вне зависимости от ответов… но со скальпелем в руке я другой человек.

Представление о том, как я бы обнажил каждый нерв, пока он не сорвёт горло криком, выбрасывает адреналин в кровь. Пальцы дёргаются — мышечная память вспоминает точный хват для самых изящных разрезов.

Я загоняю это глубже.

Соберись.

Из-за угла выходит учёный в безупречно белом халате, уткнувшись в планшет. Я напрягаюсь, готовый нейтрализовать угрозу, но он проходит мимо, даже не подняв взгляд. Эти ублюдки так привыкли к собственному превосходству, что не считают нужным смотреть по сторонам.

Их высокомерие их и погубит.

Мы продолжаем осторожно продвигаться по комплексу, и в голове отзываются обрывки подслушанных разговоров — кусочки пазла, который я собираю с момента нашего прибытия. Шёпоты о «двух возвращённых активах» и «сбежавший эксперимент из лаборатории Вытоскик».

Становится всё яснее: у обоих альф с этим местом общее тёмное прошлое. Картина складывается — и она куда страшнее, чем я предполагал.

Я бросаю взгляд на Тэйна, гадая, понял ли он уже всё. Знает ли масштаб страданий своего брата? Те ужасы, которые сделали его тем диким зверем, которого мы знаем?

Сейчас не время копаться в этом. У нас задание. Но ощущение не отпускает: мы идём не просто на спасение. Это глубже. Темнее. Опаснее.