Диалоги — чудовищные, усыпанные такими слащавыми однострочниками, что меня передёргивает. Но во всём этом есть какая-то странная притягательность, маниакальная энергия, из-за которой я продолжаю смотреть.

А потом из теней выходит женщина. На ней самый откровенный бикини из всех возможных, а вместо рук — два массивных штурмовых автомата, вживлённых прямо в плечи.

— Это и есть лучший персонаж? — спрашиваю я с усмешкой.

— Мила Молотова, — вздыхает Виски с ностальгией, пока она кружится в изящном пируэте, поливая всё вокруг огнём. Взрывы, кровь и песок летят во все стороны. — Моя первая любовь. У меня даже разворот с актрисой висел в спальне.

— Ну и набор стереотипов, — сухо замечает Валек.

Виски оглядывается на него.

— Тогда мы думали, что вы штампуете мутантов-суперсолдат. Так что… да. Сорян.

Валек фыркает.

— Не я.

Я уставляюсь в экран, загипнотизированная этим абсурдом, поедая куда больше попкорна, чем следовало бы. Мила Молотова вышагивает по пыльному пейзажу после того, как выкосила половину людей Брика, её «пушки-руки» раскачиваются в такт каждому преувеличенному шагу. Это настолько нелепо, что я невольно фыркаю.

— Чего ты смеёшься? — спрашивает Виски, не отрывая взгляда от экрана.

— Ничего, — бормочу я, сдерживая улыбку. — Просто… неужели люди правда думали, что будущее будет вот таким?

— Похоже, тогда мы были оптимистами, — смеётся он. — Кажется более трешовым, чем я помнил. Но круто же, да?

И, как ни странно, я действительно увлечена. Фильм плох — откровенно плох, — но в его нелепости есть что-то утешающее. Он настолько чрезмерный, что на какое-то время я могу забыть о реальности нашего мира.

Может… я смогу к этому привыкнуть.

Я зарываюсь глубже под бок Виски, перекидывая руку через его мягкий живот и вдыхая его запах. От него пахнет порохом и пивом. А позади — холодный, дымный аромат Валека, словно иней на камне. Он так тих, что я начинаю сомневаться, не заснул ли он. Когда я оглядываюсь, чтобы проверить, понимаю — он вовсе не смотрит фильм.

Он смотрит на меня. А на губах — странный, призрачный намёк на улыбку.

ЧУМА

Рёв двигателя заглушает мысли, пока мы несёмся по горной дороге. Тэйн за рулём — костяшки пальцев побелели на руле. Призрак сутулится на заднем сиденье, его голубые глаза поблёскивают в зеркале заднего вида.

Я не могу выбросить из головы Айви — ту, как она стояла там. Такая маленькая. Такая яростная. Это отвлекает. А я не имею права отвлекаться. И всё же мысли снова и снова возвращаются к ней.

К её взгляду, когда мы уходили.

К обещанию поговорить, когда вернёмся.

Если вернёмся.

Машину резко дёргает — Тэйн вписывается в крутой поворот, выдёргивая меня обратно в реальность.

— Мы подходим к аванпосту, — рычит он. Его голос едва пробивается сквозь вой двигателя и всё ещё воющие сирены.

Я киваю и в последний раз проверяю снаряжение. Пальцы скользят по подсумкам, я безошибочно опознаю содержимое на ощупь. Шприцы. Бинты. Яды. Клинки. Инструменты моего ремесла — одинаково подходящие и для исцеления, и для вреда.

Аванпост вырастает впереди — приземистое укреплённое здание на краю обрыва. Мы тормозим с визгом, и масштаб происходящего становится очевиден. Внизу полыхает долина — оранжевые языки огня лижут небо. Пустая военная база Совета, когда-то символ их власти, недавно брошенная ради «лучшего вида», теперь превратилась в тлеющие руины.

— Блядь, — бурчит Тэйн, глуша двигатель. — Кто был настолько туп, чтобы ударить по пустому аванпосту?

Я выхожу из машины. Едкий запах дыма пробивается даже сквозь фильтры маски.

— Кто-то, кто посылает сообщение, — отвечаю я, голос глухой, искажённый. — Или расставляет ловушку.

Призрак появляется у меня за спиной, его массивная фигура отбрасывает тяжёлую тень в отблесках пламени. Из его груди вырывается низкое, глухое рычание, не требующее перевода. Он жаждет боя.

К нам присоединяется Тэйн. Белизна его черепной маски светится в огне, делая его похожим на настоящего призрака — не только по имени.

— Ловушка или нет — мы обязаны проверить. Это наша работа.

Я киваю, но в животе скручивается тревога. Что-то здесь не так. Слишком демонстративно. Слишком очевидно. У Совета хватает врагов, да. Но ни один из них не стал бы так открыто заявлять о себе.

Разве что если хочет, чтобы его нашли.

Мы двигаемся к аванпосту строем. Годы совместной работы сделали наши движения текучими и синхронными. Тэйн идёт первым, винтовка наготове. Я прикрываю левый фланг. Призрак — правый. Его огромные ладони сжимаются и разжимаются, готовые рвать и крушить.

Я не боюсь смерти.

Заражения — да. Смерти — нет.

Но сейчас мне не по себе. Непривычно. Почему? Потому что что-то может пойти не так? Потому что я могу больше никогда не увидеть Айви? Я был на десятках операций, где меня могли разобрать на части, и мне было плевать. Сейчас — нет.

Даже Призрак, который обычно влетает в любую ситуацию как звериный таран, совершенно не заботясь о собственной безопасности, заметно напряжён. Его поза жёсткая, взгляд мечется, а не уходит в пустоту. Он более собран. Более осторожен. И это тревожит меня сильнее всего.

Дверь аванпоста приоткрыта, медленно покачивается на горном ветру. Тэйн поднимает кулак, давая знак остановиться. Потом — молчаливый жест. Я киваю, понимая план без слов. Достаю из подсумка маленькое устройство — кастомный дрон размером с ладонь. Пара касаний по микрокомпьютеру на запястье — и он оживает, тихо жужжа.

Камера передаёт изображение прямо на наши дисплеи. Картинка вспыхивает. Аванпост пуст. Пугающе пуст. Никаких следов борьбы. Никакой крови. Никаких тел. Только пустые столы и брошенное оборудование.

— Чисто, — бормочу я, возвращая дрон. — Но это не значит, что безопасно.

Тишина аванпоста давит. Каждый инстинкт кричит, что это ловушка, но мы всё равно идём дальше. Наши шаги гулко отдаются от голых стен — каждый звук усиливается пустотой.

Я сканирую пространство на биологические следы — кровь, волосы, клетки кожи — но не нахожу ничего. Такое ощущение, будто это место вычистили до стерильности.

Слишком чисто.

Краем глаза улавливаю движение. Я резко разворачиваюсь, уже сжимая шприц — готовый вогнать мощный нейротоксин во всё, что осмелилось подкрасться к нам.

Но это всего лишь лист бумаги, подхваченный сквозняком из разбитого окна. Я опускаю руку, злясь на собственную дёрганость. Что со мной, блядь, не так?

В комм-связи трещит голос Тэйна:

— Чума, проверь медблок. Призрак — офис безопасности. Я беру командование.

Я киваю, хотя он меня не видит, и иду по коридору. Дверь медблока с тихим шипением отъезжает в сторону, открывая комнату — такую же безупречно пустую, как и весь аванпост.

Я перерываю шкафы и ящики, выискивая хоть что-то не на месте. Но всё разложено аккуратно, подписано, отсортировано. Это неправильно. Всё здесь неправильно.

Тишину разрезает тихий смешок. Я мгновенно разворачиваюсь, рука уже тянется к одному из клинков.

— Полегче, собрат-ворон. Так ты встречаешь старых друзей?

В дверях развалился Ворон — ухмылка играет на губах. Длинные светлые волосы убраны назад, голубые глаза искрятся озорством. Он выглядит как падший ангел, светящийся на фоне дымящихся руин аванпоста.

Я не опускаю оружие.

— Какого хуя ты здесь делаешь?

Он отталкивается от косяка и неторопливо заходит внутрь — так, будто это его территория.

— Ну-ну. Так разговаривают с человеком, который только что подкинул тебе золотой шанс?

Мои глаза сужаются за маской.

— Это ты устроил?

Ухмылка Ворона становится шире — почти как у Валека, хищная.

— Виновен по всем пунктам. Ты же не думал, что я просто заявлюсь к вам в крепость который под контролем правительства? — Он чуть склоняет голову. — У меня есть информация, которую вы искали.