Я открываю рот, чтобы ответить… И слова умирают на языке. Что я знаю о Призраке? Он дикий. Как и я. Он рвёт вражеских солдат и охрану так, будто они сделаны из бумаги. Мне не нужно видеть его лицо без маски, чтобы понимать — под ней он изуродован. Сильно. Может, он и вовсе уже не выглядит как человек. Но…
— Ничто из этого не имеет значения, — бормочу я. — Он не...
— Ты его любишь, да?
Слова бьют меня под дых. Я вздрагиваю, уставившись на Валека широко раскрытыми глазами.
— Что?
Валек отвечает мне понимающей ухмылкой.
— Я вижу. По тому, как ты его защищаешь. По ярости. По преданности в твоих глазах.
Я трясу головой, пытаясь это отрицать, но сердце колотится так быстро, что мне не хватает воздуха.
— Нет. Это… это бред. Я никого не люблю.
Валек откидывается назад, изучая меня своим пронзительным взглядом.
— Тогда почему ты не попыталась сбежать? — надавливает он. — В чём настоящая причина?
Живот сводит. Я отворачиваюсь, не в силах выдержать его взгляд. Я больше не понимаю, что чувствую — ни к чему, ни к кому из них. Всё внутри спуталось: страх, злость и… что-то ещё. Что-то, что пугает меня до чёртиков. То, что я поклялась себе никогда, никогда не чувствовать и даже не допускать.
— Я не… я больше не хочу об этом говорить, — бормочу я, обхватывая себя руками. — И я не хочу, чтобы ты когда-нибудь ещё говорил такое. Про Призрака… что он монстр. Это не просто тупой трёп альф, это жестоко. И это неправда. Даже если бы это было правдой — это не то, что он может изменить. Понял?
Валек долго смотрит на меня, его серебряные глаза нечитаемы. Между нами повисает плотная, тяжёлая тишина. Я ёрзаю под его взглядом, борясь с желанием отвести глаза.
— Мне нужно кое-что прояснить, — наконец говорит он низким серьёзным тоном.
Я напрягаюсь, готовясь к очередной шпильке или жестокой насмешке. Но в его голосе что-то другое. Тяжесть, к которой я не привыкла.
— Когда я говорю, что Призрак — мон...
— Да ради всего святого, Валек! Я сказала, прекрати!
Валек поднимает ладони в примирительном жесте.
— Дай мне закончить, — говорит он неожиданно мягко. — Пожалуйста.
Я стискиваю челюсть, удерживая поток злых слов. Через мгновение резко киваю.
— Когда я говорю, что Призрак — монстр, — продолжает Валек, не отводя от меня взгляда, — я не пытаюсь быть жестоким. Я констатирую факт. Он — машина для убийства. Не до конца человек. Тебе нужно мне поверить — хотя бы ради твоей безопасности.
Я фыркаю, скрещивая руки на груди.
— И откуда ты можешь это знать? Отец Тэйна нашёл его в лесу, так? Ты ничего не знаешь о том, откуда он взялся и почему он такой.
Когда Валек лишь спокойно смотрит на меня, я продолжаю:
— Вообще-то, мне кажется, вы все почти ничего друг о друге не знаете. Тэйн и Призрак росли вместе, как братья, но вы остальные были чужими, прежде чем стали стаей, разве нет? Я не знаю ни одной из вашей историй. Ну, кроме того, что ты — чёртов серийный убийца.
Он чуть склоняет голову.
— Я думал, тебе это нравится.
— С чего ты вообще решил, что мне это нравится?! — срываюсь я. — Нет! Ты можешь быть серьёзным хоть пять минут?!
Выражение лица Валека меняется — в его глазах мелькает что-то тёмное, призрачное, почти больное. На мгновение мне кажется, что он сейчас начнёт защищаться, но вместо этого он отворачивается и смотрит вдаль, за горный хребет за северным окном.
— Мы можем не знать наверняка, это правда, — тихо говорит он. — Но я подозреваю, что у нас с Призраком может быть общее происхождение. В этом мире есть вещи, маленькая омега, которые ты даже представить себе не можешь. Ужасы за гранью твоих самых диких кошмаров.
Моя злость ослабевает, уступая место холодному узлу ужаса в животе.
— Что ты имеешь в виду?
Валек замолкает, его лицо становится каменной маской. Тишина тянется, с каждой секундой становясь всё тяжелее. Я слышу, как в ушах гулко стучит моё сердце, чувствую холодный пот на затылке.
— Валек, — настаиваю я почти шёпотом. — Что ты имеешь в виду?
Дверь резко распахивается — Виски вваливается обратно в комнату, нагруженный пледами, подушками и кучей снеков.
— Киновечер, сучки! — орёт он, сваливая всё на пол.
Момент рушится. Лицо Валека захлопывается, призрачная тень исчезает за привычной маской саркастичного веселья. Я сдерживаю раздражённое рычание. Что бы он ни собирался сказать — это потеряно.
Виски суетится, раскладывая пледы и подушки в подобие гнезда на полу. Воздух наполняется запахом масла и соли, когда он вскрывает пакет попкорна. Аромат бьёт по мне, как удар, унося обратно в ту ночь в лесу с мамой. Писклявые голоса мультяшных животных, мерцающий свет экрана автокинотеатра, сладкие зёрна кукурузы, лопающиеся на зубах…
— Ну что, Ваше Величество омега, — произносит Виски с театральным поклоном. — Ваш трон готов.
Я колеблюсь, глядя на гнездо из пледов и подушек. Оно выглядит мягким, даже заманчивым, но после разговора с Валеком я вся на взводе.
— Давай, — говорит Виски, похлопывая по месту рядом с собой.
Против собственного здравого смысла я опускаюсь в гнездо. Пледы оказываются мягче, чем я ожидала, и я невольно немного утопаю в них. Виски торжествующе ухмыляется и плюхается рядом — его массивное тело заставляет всё гнездо сдвинуться.
Прежде чем я успеваю себя остановить, я сворачиваюсь у него под боком. Он такой сильный, но его мягкий, защищённый живот тёплый, под рубашкой от него идёт жар. Я придвигаюсь ближе, тянусь к этому теплу и осторожно укладываю голову ему на грудь.
Валек ведёт себя непривычно тихо. Его прежняя игривость сменилась отстранённым, почти мрачным молчанием. Я вытягиваю шею, чтобы взглянуть на него, но его лицо непроницаемо, серебряные глаза уставились куда-то далеко, будто сквозь стены этой комнаты.
По позвоночнику пробегает холодок, когда я вспоминаю его слова.
В этом мире есть вещи, маленькая омега, которые ты даже представить себе не можешь. Ужасы за гранью твоих самых диких кошмаров.
Что, чёрт возьми, он имел в виду?
И какое это имеет отношение к Призраку?
— Ну что, поехали! — голос Виски выдёргивает меня из мыслей. Он возится с каким-то огромным пультом, направляя его на экран напротив. После пары секунд помех изображение оживает.
Появляются вступительные титры под дребезжащий гитарный рифф, от которого я невольно морщусь. Затем вспыхивает название:
«BROS, HOES, AND FOES 3: THE RECKONING».
— Что это вообще за кино? — бормочу я.
Виски ухмыляется, закидывая в рот целую горсть жирного попкорна.
— Величайший шедевр постапокалиптического кинематографа, — говорит он с набитым ртом. — Тебя ждёт незабываемый опыт, мелкая.
Я кривлюсь от прозвища, но всё же устраиваюсь поудобнее. Фильм начинается с пыльной дороги, прорезающей выжженную солнцем пустыню, усыпанную искорёженным металлом и руинами разрушенного города. В кадр с рёвом влетает побитый маслкар, поднимая за собой облако песка. Камера показывает панораму водителя — мускулистого мужика в кожанке со шипами и с маллетом, из-за которого он похож на наполовину побритого льва. Из потрескавшихся губ торчит сигара.
— Это Брик МакСлэм, — объясняет Виски с благоговением. — Самый крутой ублюдок, который когда-либо жил. В первом фильме он встал прямо на пути самой первой ядерной бомбы с нашим флагом в руках, чтобы это было последним, что она увидела. Всем нам тогда реально показалось, что мы выиграем войну...
— У бомб нет глаз, — сухо вставляет Валек.
— Тсс, — шикает на него Виски. — Смотри молча.
— А не логичнее было бы начать с первого фильма? — спрашиваю я.
— Его нет, — отвечает Виски и слегка сжимает меня. — Но я найду его однажды. Когда всё это закончится.
По мере развития сюжета меня разрывает между недоверием и странным, упрямым интересом. Это абсурд. Гипертрофированный, чрезмерный, на грани пародии. У меня даже возникает ощущение, что это и есть пародия — просто Виски этого не понял. Брик МакСлэм и его команда абсолютно одинаковых накачанных белых мужиков с такими же одинаковыми маллетами против полуголых женщин, которые, очевидно, не могли найти подходящую одежду, но каким-то образом раздобыли невероятный арсенал оружия.
