Я обхватываю себя руками, вдавливая ногти в локти, чтобы не дрожать.

— Это не твоя вина, — шепчу я. — Ты не делал этого. Тебя там не было.

Тэйн качает головой, его челюсть сжимается.

— Это не так.

Он произносит, низким голосом и горячим от убеждённости.

— Да, я не был тем, кто бил тебя. Но я — часть системы, что позволила этому случиться. И я так же виноват. Перед тобой. Перед всеми омегами, которые прошли через этот ад.

У меня нет слов. Ни один альфа в моей жизни не говорил подобного. Ни один не признавал вины. Не признавал боли омеги — как своей ответственности.

Я просто стою, не в силах говорить.

Тэйн делает шаг ближе. Его глаза пылают решимостью.

— Я клянусь тебе, Айви: я исправлю это. Я добьюсь того, чтобы ни одна омега больше никогда не пережила того, что пережила ты. И да — ты получишь свою месть.

— Зачем? — шепчу я. — Почему тебе это важно? Почему ты заботишься?

Он будто поражён моим вопросом. Его брови сдвигаются.

Он долго смотрит мне в глаза, будто пытаясь разобрать то, что скрыто глубже моих слов.

— Если ты задаёшь такой вопрос, — тихо, почти печально говорит он, — значит… мы с остальными не смогли показать тебе, что значит быть нашей омегой. Что ты для нас значишь.

Я открываю рот, чтобы потребовать объяснений, но в этот момент до меня доносится глухой рёв двигателя. Я резко оборачиваюсь. На горизонте поднимается пыльный столб. Силуэт машины быстро становится различимым.

Сердце подскакивает к горлу.

Рельефное, мерцающее, почти болезненное облегчение накрывает меня.

Чума и Валек. Они вернулись.

ЧУМА

Шато вырастает перед нами — знакомые бетон и сталь одновременно встречают и давят своим видом в сгущающемся золотом свете. Я бросаю взгляд на Валека. Его глаза скрыты за маской палача, но ощущение предвкушения от него исходит такое яркое, что хоть рукой потрогай.

Он может сколько угодно строить из себя ледышку.

Но я знаю его слишком хорошо.

Прошло до черта времени с тех пор, как у кого-то из нас вообще было… куда возвращаться. Что-то большее, чем набор бетонных блоков и складских коробок. И пусть база выглядит всё так же, сейчас она — другая.

Потому что здесь наша омега.

Я делаю глубокий вдох, фильтр маски шипит, выдувая очищенный воздух, и в этот момент замечаю Тэйна и Айви, выходящих из сада. Даже с этого расстояния её присутствие… тянет ко мне. Рвёт. Будто кто-то забросил крюк в грудную клетку и тянет изнутри. Это странное, незнакомое ощущение, почти болезненное. Эта дикая, неукрощённая омега каким-то образом прорвалась под кожу.

Я бы отдал всё, чтобы просто подойти к ней, поднять её на руки, прижать к себе, вдохнуть этот запах жимолости, который действует на меня, как проклятый наркотик.

Но я не идиот.

Айви — пугливая, настороженная, особенно после той зверской силы её жары. Вены всё ещё помнят эхо тех дней — ту почти животную потребность, которая едва не сожрала меня целиком.

Она как дикая кошка, как любит повторять Виски. Одно неверное движение — и она сорвётся, упорхнёт в тени Шато. Мне нужно быть осторожным, подходить медленно. Мягко. Даже если инстинкты ревут, что она наша, моя, что её надо прижать, зафиксировать, удержать.

Даже Валек это, видимо, понимает.

Я наблюдаю, как она идёт рядом с Тэйном: каждый шаг выверен, мышцы напряжены — она держится на расстоянии. Контраст с тем, какой она была в свои дни течки… разительный. Тогда она прижималась ко мне, тёплая, мягкая, вся — запах и ощущение дома. Вся — доверие и жажда.

От одной только мысли дрожь пробегает по телу, и мне приходится сжать кулаки, чтобы не протянуть к ней руки. Я хочу этого снова. Хочу это сильнее, чем когда-либо желал чего-то в этой жизни. Хочу это сделать правильно, а не только потому, что тепло её кожи сносит мне крышу.

Но я знаю: рано. Слишком рано.

Айви поднимает взгляд и встречается со мной глазами — ледяными, яркими, пронзительными. На какую-то долю секунды мне кажется, что в них мелькает что-то мягкое, то самое тепло, что я видел тогда. Но оно исчезает так быстро, будто и не было — снова та настороженная, закрытая Айви.

Я киваю ей — коротко, спокойно.

Не жду ответа.

Но — крошечный, едва заметный наклон её головы всё же следует. И это — будто удар током. Проклятое, маленькое движение, а мне хочется выдохнуть облегчённо.

Тэйн подходит ближе, Айви всё так же держится рядом, будто под прикрытием.

— Вернулись, — говорит он, его голос суров, но без резкости. — Как всё прошло?

Я взвешиваю ответ. Информацию, которую мы добыли. И тот мусор, с которым нам пришлось общаться.

— Контакт Валека оказался мерзким слизняком, как и ожидалось, — произношу я, голос чуть глухой из-за маски. — Но осведомлённым.

Валек закатывает глаза — движение заметно даже сквозь тень его капюшона.

— Разговор длинный, — бурчит он. — Надо собрать всех.

Тэйн кивает, задумчиво.

— Соберу группу.

Мы входим внутрь, тяжёлые армированные двери глухо смыкаются за спиной.

Когда мы идём по полутёмным коридорам, я слишком остро чувствую Айви — её шаги, дыхание, напряжение. Она идёт чуть позади Тэйна: настороженная, но уже более уверенная, чем раньше. В её походке есть что-то от человека, который знает: это место больше не клетка.

И это наполняет меня странной, почти гордой теплотой.

Она привыкает. Она адаптируется. Она остаётся. С нами. Со мной.

Я не сомневаюсь, что она ещё попытается сбежать — как только придумает, как именно. Но Тэйн бы сказал, если бы она пробовала за то время, что нас не было.

Значит… это уже прогресс.

Мы входим в главный зал — просторное помещение с высокими потолками и огромным камином, занимающим целую стену. Виски поднимает взгляд с дивана, на котором растянулся как ленивый кот, и на его лице расползается ухмылка.

— Ну ни хрена себе. Гляньте, кого пустыня выкинула обратно, — протягивает он, уставившись прямо на меня. — Я уж думал, ты там сдохнешь без раковины и санитайзера каждые пять минут.

Я бросаю на него взгляд — маска скрывает его, но он в полном объёме ощущается в голосе.

— Я как раз не тот, кому стоит переживать о выживании в пустыне, — отвечаю сухо. — Вот ты бы там сдох без своих побрякушек.

— Ага, конечно, — фыркает он.

Я ухмыляюсь под маской.

— Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что ты волновался.

Виски резко поднимается на ноги — бравада никуда не делась, но на секунду проседает.

— Волновался? Да за кого мне волноваться-то? — огрызается он, но голос предательски дрожит. — Я просто хочу знать, кто будет зашивать наши грёбаные раны, если ты сдохнешь в пустыне. У нас тут не лежит запасной медик под диваном.

Я уже открываю рот, чтобы ответить, но Валек делает резкое движение рукой.

— Хватит, — рявкает он, и акцент у него сейчас густой, как моторное масло. — У нас есть дела поважнее.

В комнате мгновенно наступает тишина. Даже Призрак, скользнувший внутрь так тихо, что его можно было принять за тень, поднимает взгляд на Валека. Обычно он смотрит в никуда. В свой внутренний туман.

Хотя нет — сейчас он смотрит на Айви.

Его бледно-голубые глаза цепляются за неё, смягчаются, становятся… человеческими. Настолько, что я невольно замираю. Я не думал, что он способен так выглядеть — не по отношению к кому-то.

Валек плюхается в кресло, наклоняется вперёд, локти на коленях, и даже через тёмные прорези маски чувствуется его взгляд — сосредоточенный, яростный.

— Торговец оружием, к которому нас свёл мой контакт, подтвердил наши догадки, — произносит он, голос низкий, хриплый, мрачный. — Совет сам отвечает за торговлю омегами во Внешних Пределах.

Коллективный вдох прокатывается по комнате — смесь шока и угрюмого признания. Мы давно подозревали, что Совет замешан. Но слышать это вслух — другое. Удар в живот.