Я захожу первым, падаю на протёртый до дыр диван. Чума остаётся стоять — прямая спина, непроницаемое лицо под шарфом. Он будто не доверяет воздуху в этой комнате.

Гио подходит к столу, выуживает из ящика бутылку янтарного алкоголя и трое побитых жизнью стаканов. Наливает щедро — как всегда — и вручает нам.

Я принимаю и опрокидываю залпом. Чума смотрит на свой стакан, будто там человеческая моча. Даже не тянется.

Гио пожимает плечами, ставит его на стол и усаживается в кресло, откинувшись назад и сплетая пальцы за головой. Его взгляд пронзительный, оценивающий.

— Ну, Валек. Чем обязаны такому визиту?

— Информация нужна, — говорю, подаваясь вперёд, стакан безжизненно болтается между пальцами.

Брови Гио поднимаются.

— Ну, место ты выбрал правильное. Только дай угадаю. — Он смотрит в потолок, лениво вращая свой стакан. — Зная тебя, это такой тип информации, из-за которой кто-то в итоге умрёт. Так вот… она нужна тебе, чтобы убивать? Или чтобы убили тебя?

— В данном случае — и то, и другое, — сообщаю, мельком глянув на Чуму.

Гио взрывается смехом.

— Конечно! Как же иначе.

Я каменею взглядом.

— Мне нужно знать, не занимается ли Совет торговлей омегами, Гио.

Он застывает. Смех исчезает. Лицо пустеет, становится гладким, как маска.

Мгновение — два — три.

И лишь потом на губах медленно расползается ухмылка.

— И с чего бы тебе задавать такие вопросы? — говорит нейтральным голосом. — Последнее, что я слышал — ты разменял свою славную карьеру на роль шавки при Совете.

Вот и оно.

Не удивляет, что он знает больше, чем показывал. Это его работа — знать. И делает он её отлично. Только поэтому я однажды не пустил ему пулю в голову. Считал, что живой он пригодится мне больше.

Для его же блага пусть так и будет.

Я пожимаю плечами, хотя напряжение в воздухе такое, что малейшая искра — и будет бойня. И не стоит забывать: даже если я не вижу охрану Гио, это не значит, что нас не десять к одному.

— Назови это профессиональным любопытством. Люблю знать, кто мой работодатель.

Гио фыркает.

— Профессиональным любопытством? Держи меня крепче. Я тебя знаю, Валек. Ты не стал бы спрашивать, если бы не подозревал правду. Особенно, если сам вопрос может нас обоих прикончить.

Я молча жду.

Наконец Гио тяжело выдыхает и проводит ладонью по лицу.

— Ладно. Да, слухи ходят. И да, я бы не удивился, если бы всё оказалось правдой. Совет нынче суёт свои грязные пальцы в такие пироги, что тебе и не снилось.

Чума издаёт глухой звук отвращения. Гио поворачивается к нему.

— Что не так, красавчик? — язвит. — Не фанат промысла?

— Я не фанат рабства, — огрызается Чума, голос хриплый, низкий, гневный.

И я уверен, что он тоже не фанат грязных пальчиков в пирогах.

Гио хохочет коротко, хрипло:

— Ну, так вышло. Тут это часть жизни. Особенно когда речь об омегах.

Верхняя губа Чумы чуть приподнимается — почти незаметная, но презрительная гримаса.

— И тебя это устраивает? — бросает он холодно. — Наживаться на чужих страданиях?

Глаза Гио узко щурятся, взгляд становится жёстким, непробиваемым.

— Слушай, дружок. Я не знаю, кем ты себя воображаешь, но давай проясним одну вещь, — произносит он, не отрывая взгляда от Чумы. — Я с Советом дела не веду. Ни сейчас, ни когда-либо. И, между прочим, единственная причина, по которой я не пустил тебе пулю между глаз, как только ты вошёл, — это он. — Он кивает на меня. На его лице расползается медленная, злая ухмылка. — От тебя за километр воняет солдатнёй.

Глаза Чумы сужаются, рука едва заметно дёргается над ножом, но он молчит.

— Мы не планируем задерживаться, — вставляю я, пытаясь сгладить острые углы. — Получим, что нужно, и нас здесь больше не будет.

— Будете “не здесь” навсегда, если ваши хозяева в Совете узнают, что вы задаёте такие вопросы, — лениво поднимает бровь Гио.

— Это угроза? — рычит Чума.

Я бросаю на него взгляд сбоку: остынь, долбоёб.

Он меня, конечно, не слышит.

Гио лишь ухмыляется.

— Дружеское предупреждение. Если бы это была угроза — вы бы уже лежали трупами.

— Так ты не уверен, что они торгуют омегами? — возвращаю разговор в нужное русло.

Гио выдыхает, проводя ладонью по щетине на челюсти.

— Точно — нет. Но я бы не удивился. Эти ублюдки готовы на всё, лишь бы удержать власть.

Он замолкает на секунду, обдумывая что-то. Потом наклоняется вперёд, понижая голос:

— Ответов, которые вы ищете, у меня нет. Если Совет и занимается этим, они не настолько тупые, чтобы оставлять следы. Но если вам нужны доказательства… есть один человек, который может их иметь.

Я поднимаю бровь, но лицо держу спокойным:

— И сколько это будет стоить?

— Ничего, — бросает он. — Вообще. Вас здесь не было. И моего имени — нигде. Я не настолько ебанутый, чтобы оставлять следы на чём-то, связанном с Советом. Так что просто держите рот закрытым — и в расчёте.

Я фыркаю.

— Это я могу.

— Есть один наёмник, по кличке Ворон, — продолжает Гио, на редкость серьёзным тоном. — Много лет мотается по Внешним Пределам, психованный настолько, что пересекает границу с вашей Родиной туда-сюда, как будто там прогулочная зона. У него нос в каждом грязном деле, что проходит там. Если Совет отслеживает омег — это идёт через Вриссию. И если кто и знает, то только Ворон.

— Значит, он вриссианец? — уточняю.

— Нет, — ухмыляется Гио. — Но, без обид, если вы доберётесь до него живыми, пусть уж твой пафосный дружок занимается представлениями. Стоит тебе произнести пару слов этим акцентом — и он тебя пристрелит. Там… скажем так, плохая история между ним и твоей родиной.

— Без обид, — повторяю плоским тоном. — Где его искать?

Гио пожимает плечами:

— Последнее, что слышал — засел в укрытии на границе пустошей, недалеко от того, что осталось от Тревала. Но, Валек… берегись. Если Совет действительно в этом замешан — они играют до конца.

Тёмный смешок вырывается из моей груди, губы растягиваются в улыбку, острой как лезвие.

— Не беспокойся, Гио. Я привык иметь дело с монстрами.

Я поднимаюсь. Чума тут же занимает место рядом — тень, что идёт за мной.

Мы почти у двери, когда Гио громко бросает:

— И учтите, если Ворон снимет с вас кожу и сошьёт себе модную новенькую куртку — я вам ничего не говорил.

Я отдаю ему насмешливый салют и выхожу в тусклый коридор. Дверь захлопывается, замок щёлкает глухо и окончательно.

Мы идём обратно через узлы туннелей, и только когда слабый дневной свет тусклой поверхности бьёт нам в лицо, Чума говорит:

— Ты ему доверяешь?

— Гио? — я хмыкаю. — Доверяю? Нихрена. Он бы и родную мать продал, если бы цена была хорошая.

Чума наклоняет голову, даже сквозь шарф видно его недоумение.

— Тогда зачем обращаться к нему за информацией?

— Потому что в нашем деле информация — это валюта, — пожимаю плечами. — И при всех его минусах, информация у Гио почти всегда точная. Он не стал бы королём чёрного рынка, торгуя хернёй.

Чума хрипло фыркает — звук чистого отвращения:

— Значит, мы ставим жизнь на слова психопата.

— О, он психопат, — поправляю, усмехаясь. — Иначе мы бы не были друзьями.

ТЭЙН

Скользящий по улицам Столицы транспорт мягко гудит, его тонированные стёкла пропускают лишь приглушённый отблеск ухоженных парков и величественных зданий.

Я должен бы чувствовать что-то вроде ностальгии — возвращение домой, знакомые кварталы, архитектура, на которой я вырос.

Но вместо этого внутри — глухое, ненавязчивое, но непрекращающееся чувство тревоги.

Что-то здесь не так.

Словно сама основа этого города незаметно сместилась, пока меня не было.

Я бывал в Столице много раз за последние годы — отчёты, новые распоряжения, редкие визиты к отцу. Но сейчас… сейчас ощущение другое. Неправильное. Как будто воздух стал тяжелее, а стены роскошных зданий скрывают куда больше, чем кажется.