И вдруг я это вижу.

Покосившийся остров дома, стены в дырах от пуль, крыша рухнула, как сломанная черепушка. Никаких технологий, к которым я привык. Но что-то в этом месте заставляет кожу стянуться мурашками.

— Вон, — показываю я. — Это оно.

Валек усмехается.

— Хороший глаз. Пойдём поздороваемся.

Он кидает мне редкий «комплимент». Что вообще ничего не значит. Скорее всего, он просто пытается, чтобы я не чувствовал себя его хвостом.

Двигатель умирает с последним хрипом. Я выхожу наружу, тянусь — тело ломит, будто меня вчера закопали, а сегодня выкопали обратно.

Боже. Песок повсюду. Под одеждой. В ботинках. В душе. Если я сдохну здесь — это будет чудовищно унизительно.

Валек уже идёт к дому. Я следую за ним, рука автоматически ложится на рукоять кинжала.

Мы не успеваем пройти и десяти шагов.

Треск.

Резкий, оглушительный.

Выстрел дробовика.

Я падаю на землю по рефлексу, перекатываюсь, когда дробь прошивает воздух там, где секунду назад был мой череп.

Валек уже двинулся — его ножи вспыхивают в жестоком солнечном свете, будто рады возможности хлебнуть свежей крови. Он рванулся к источнику выстрела с таким восторгом, что у нормального человека от этого поджилки затряслись бы.

Но не успевает он сделать и пары шагов, как из-за разрушенной стены выходит худощавый силуэт, поднимая дробовик прямо Валеку в грудь.

— Ну, ну, — протягивает фигура, голос приглушён чёрной маской, закрывающей нижнюю часть лица. — Кого это пустошь принесла? Пара заблудившихся ягнят, готовых к забою.

Я поднимаюсь на ноги, рука крепче сжимает рукоять ножа. Валек поднимает ладонь — молчать, не лезть. Его глаза не отрываются от незнакомца.

— Ворон, — произносит Валек спокойным, почти ленивым голосом. Гио говорил, чтобы Валек держал акцент приглушённым… до сих пор не знаю, шутка это была или нет. — Нас прислал Гио.

Мужчина замирает. Наклоняет голову, как будто прислушивается к нашим сердцам.

— Гио? — повторяет он, и подозрение протягивается в его голосе, как ржавый нож. — Так бы сразу и сказали.

Он опускает дробовик, стягивает маску вниз.

И вот тут меня переклинивает.

Потому что это… не то, чего я ожидал.

Он чертовски красив. Не просто красив — раздражающе красив. Высеченные черты лица. Ледяные синие глаза, прям как у высокородной древней статуи. Волосы — золотые кудри, растрёпанные, будто сама пустошь их взлохматила. Кожа обожжена солнцем так гармонично, будто он позировал небесам.

Какой-то хрен, сошедший с фонтана в Старом Городе.

— Ну что, заходите, мальчики, — произносит он лениво, но в этой лености есть угроза. Уголки губ изгибаются в хищной ухмылке. — Поговорим о делах.

Он разворачивается и уходит внутрь развалин. Мы должны идти следом.

Я смотрю на Валека, хмурюсь под маской:

— Ты уверен, что это хорошая идея? — тихо шепчу. — Он не выглядит человеком, которому стоит доверять.

Валек фыркает — звук абсолютно лишён юмора.

— Здесь никто не заслуживает доверия, принцесса. Но Ворон — лучший шанс получить то, за чем мы пришли.

Он идёт за ним уверенным, резким шагом. Я — спустя секунду, хотя каждая клетка тела вопит, что это ошибка.

Внутри дом выглядит ещё хуже. Разбитая мебель, стены, словно их грызли мутанты, мусор повсюду. Но Ворон движется так, будто родился в этом хаосе, и приводит нас в маленькое помещение — когда-то это была кухня.

Он опирается на ржавую столешницу, скрещивает руки на груди.

— Ну? — протягивает он. — Что привело парочку шавок Совета в мою норку?

Я раздражённо дергаю губами под шарфом, но Валек лишь улыбается своей мёртвой, почти безжизненной улыбкой.

— А что нас выдало? — спрашивает он.

— Волосы у него, для начала, — Ворон тыкает подбородком в мою сторону. — Все внешники плачут по такому шампуню. И выглядит слишком ухожено.

Я машинально трогаю хвост, который считал достаточно неприметным. Сквозь шарф — злой взгляд.

— А ещё вы двигаетесь, как военные, — продолжает Ворон. — Сколько грязью ни обливайтесь, если вы — солдаты, это видно. У меня глаз на такие вещи наточен. Я жив только потому, что умею видеть жестянщиков за милю. Не волнуйтесь, вы не первые.

— Нам нужна информация, — говорит Валек ровным голосом. — О Совете. И об их участии в некоторых… сомнительных делах.

Последние слова он почти рычит.

— Совет? — переспрашивает Ворон, поднимая бровь. — Разве вы сами не должны знать больше меня?

— Я не о том, что они публикуют в газетах, — говорю я.

Мелькание улыбки в его глазах.

— Да? Уточни, красавчик.

Красавчик? От него?

Смешно.

Валек наклоняется вперёд, голос становится ниже, опаснее.

— Торговля омегами, — произносит он, каждое слово — ледяной шип. — У нас есть основания полагать, что Совет участвует в этом. Использует свои связи, чтобы поставлять омег тем, кто больше платит.

Ворон долго смотрит на нас. Очень долго.

— Это шутка? — наконец спрашивает он. Ухмыляется едко, хлёстко. — Потому что если да — то не особо смешная.

Я смотрю на Валека, раздражение во мне кипит.

— Я же говорил, — огрызаюсь. — Гио нас просто подставил.

Но Ворон поднимает руку, и ухмылка сползает с его лица.

— Нет, не об этом, — произносит он серьёзно. — Я имею в виду: конечно Совет в этом замешан. Они везде. Оружие, наркотики, торговля плотью. Хочешь заработать — плати Совету. Хочешь выжить — тоже плати.

Я мрачно смотрю на него. Но молчу. Я слушаю.

Он откидывается назад, прищурив глаза — в них блеск почти жестокого удовольствия.

— Но в одном ты прав, — протягивает Ворон. — В последнее время они особенно интересуются омегами. Каждый ублюдок в Пределах мечтает ухватить себе одну, особенно после того закона, что омег теперь дают только стаям из четырёх и больше. Хоть исключения всегда можно купить… за нужную цену. И угадай, кто именно снабжает этих второсортных покупателей. Удобно, да?

Отвращение вздымается у меня в груди, но я держусь. Дышу ровно. Голос — ровный, как лезвие.

— А ты? — спрашиваю я, слова короткие, отрывистые. — Ты торгуешь омегами, Ворон?

Он смотрит на меня — прищур слегка меняется. Разглядывает мою стойку, напряжённые плечи, ярость, которую я стараюсь не выпускать наружу. На миг мне кажется, что он обидится. Или нападёт — некоторые реагируют именно так, когда чувствуют угрозу.

Но он вдруг смеётся — грубо, скрежещуще, так, что у меня зубы сводит.

— Я? Да ну нахер. Слишком много хлопот, слишком мало выгоды. Но я знаю тех, кто этим живёт. У них карманы глубже ямы могильщика и связи, которые и тебе снились бы.

Валек подаётся вперёд — глаза блестят хищно, остро.

— Можешь вывести нас на них? — рычит он низко. — Нам нужны доказательства. Жёсткие, документальные. То, что сработает в суде, когда придёт время.

Ворон склоняет голову, как птица — слишком похоже на кличку.

— Зачем? — спрашивает он с ленивым любопытством. — Вам самим омега понадобилась? Есть способы попроще, чем шантажировать Совет.

Моя рука дёргается к ножу — рефлекс. Но Валек только смеётся — пустым, жестоким смешком, от которого по стенам катится эхо.

— Омега у нас уже есть, — произносит он ровно, бескровно. — Нам нужна информация. Та, что поставит Совет на колени.

Ворон кивает — в глазах появляется задумчивый блеск, потом расчёт.

— Возможно, я смогу что-то придумать, — медленно выговаривает он. — Но это дорого. Очень. Никто не суёт нос в дела Совета за посредственную плату.

— Деньги — не проблема, — отрезает Валек. — Назови цену.

Ворон улыбаться умеет… слишком хорошо. Зубы — белые, хищные.

— Лучше так, — мурлычет он. — Я достану вам улики. Ваш пистолет, приставленный к виску Совета. Но взамен хочу одно одолжение. В любое время, по моему выбору. Такого, что не купишь кредитами. Не помешает иметь Отряд Призрачных Альф в кармане. Пятеро сильнейших ублюдков в Пределах — неплохая страховка.