К фотографии приложена расшифровка беседы, из которой следовало, что эти двое обсуждали мою «излишнюю инициативность» в контактах с Зворыкиным, связанным с белогвардейскими разведцентрами.

Кем является собеседник Еремина, я пока не знал, но сам пакет, в котором были и другие любопытные материалы, свидетельствовал, что за моей спиной ведется какая-то возня. Если ее затеял Берия, то парировать нужно аккуратно.

Я вышел из машины, показал пропуск часовому и направился в зал заседаний. Члены Политбюро и наркомы уже собирались. Берия, оживленно беседуя с Микояном, бросил на меня быстрый, оценивающий взгляд.

Заняв свое место, я дождался, когда Сталин войдет и займет председательское место. Обсуждение началось с отчетов по квартальным планам. Я ждал своего момента, еще раз пересмотрев свои записи.

Когда мне дали слово для доклада о ходе реформ, я четко и лаконично изложил данные, о том, что было достигнуто за прошедшее время, упомянув и о первых поставках американского оборудования, через каналы Внешторга.

— Вопрос контроля за такими поставками крайне важен, — сказал я, переводя взгляд на наркома внутренних дел. — Требуются оперативники, которые понимают разницу между надзором и несанкционированной инициативой. Некомпетентность или самоуправство на этом участке могут сорвать все начинания.

Я говорил ровным голосом, глядя прямо на Берию. В зале повисла тишина. Все поняли, что за формальными словами стоит конкретный сигнал. Нарком дернул уголком рта, будто хотел улыбнуться, но передумал, кивнул, делая пометку в блокноте.

— Вопрос понятен, Георгий Константинович. Кадровые решения будут приняты. Обеспечим надежный контроль.

Больше к этой теме мы не возвращались. Контрудар был нанесен и понят. Берия осознал, что его игра раскрыта, и отступил. Пока. Когда первая часть совещания завершилась, и Сталин удалился в свой кабинет, Берия нагнал меня в коридоре.

— Насчет того оперативника, — тихо сказал он, подходя вплотную. — Завтра же будет переведен на другую работу. Назначим более… сговорчивого.

— Надеюсь, — я кивнул и пошел дальше, не оборачиваясь.

Очередной раунд был выигран. Теперь можно было сосредоточиться на главном — подготовке к войне, которая шла не в коридорах власти, а за пределами наших границ. Пока за пределами наших границ.

Через два часа совещание продолжилось, но в более узком составе. За длинным столом, накрытом малиновым сукном, сидели Сталин, Берия, Ворошилов. Дым от папиросы вождя медленно поднимался к потолку. На столе передо мной лежала моя докладная записка.

Сталин прошелся вдоль стола, остановился за моим стулом. Я хотел было встать, но он положил руку на мое плечо. Любую другую я бы стряхнул, но это была рука Хозяина, поссориться с которым означает погубить все дело.

— Товарищ Жуков предлагает нам заняться фантастикой, — произнес он, и в кабинете стало тихо. — Реактивные самолеты. Ракеты, пролетающие сотни километров. Атомная бомба… Жюль Верн, Герберт Уэллс и наш Беляев… Обоснуйте, товарищ Жуков. Зачем нам это нужно, когда у нас не хватает обычных винтовок и танков?

Все взгляды устремились на меня. Я положил ладони на стол. Поднялся. Заговорил, взвешивая каждое слово:

— Товарищ Сталин, вопрос не в фантастике, а в отставании. Если мы сегодня не начнем работы по этим направлениям, через три-четыре года столкнемся с противником, у которого все это уже будет. Нам придется отвечать штыками на управляемые ракеты.

Ворошилов скептически хмыкнул:

— Георгий Константинович, вы предлагаете тратить народные деньги на непроверенные теории! Нам бы с производством «Т-34» разобраться!

— С производством «Т-34» мы как раз и разберемся, — парировал я, — если получим станки для точной расточки стволов, но пока мы будем «разбираться», немцы могут создать танк, против которого наш «Т-34» окажется беспомощным. То же самое — в авиации.

Берия, до этого молча наблюдавший, вмешался:

— Мои источники подтверждают — в Германии действительно ведутся работы в области ракетной техники. И не только там. Американские физики обсуждают урановую проблему в открытой печати. Если закроют — это будет верным признаком, что перешли к военным разработкам.

Вождь медленно прошелся по кабинету, остановился у карты мира.

— Допустим. Но где взять специалистов? Где взять ресурсы?

— Специалисты есть, — сказал я. — Туполев, Королев, Ландау, Курчатов. Их нужно собрать и поставить перед ними конкретные задачи. Что касается ресурсов… — я посмотрел на Берию, — некоторые каналы уже работают. Мы можем получать необходимое оборудование и документацию.

Сталин повернулся, его взгляд стал пристальным.

— Вы уверены в сроках? Через сколько лет мы получим результат?

— На разработку опытных образцов потребуется от двух до трех лет, — ответил я. — На развертывание серийного производства — еще год-два. Но начинать нужно сейчас. Пока еще не поздно.

В кабинете повисла тяжелая пауза. Хозяин смотрел на меня, оценивая. Я выдержал его взгляд. От этого решения зависело слишком многое. Сталин медленно вернулся на свое место, постучал трубкой о пепельницу, вытряхивая пепел.

— Товарищ Берия, — произнес он, не глядя на наркома. — Что вы можете сказать о названных гражданах? Королев, Ильюшин…

Берия поправил пенсне, его лицо оставалось невозмутимым.

— Товарищ Ильюшин освобожден и работает в своем КБ. Показывает хорошие результаты. Что касается Королева… — он сделал небольшую паузу, — материалы по его делу требуют дополнительной проверки.

— Проверки затягиваются, — вмешался я, не давая Берии уйти от прямого ответа. — А время уходит. Я прошу рассмотреть вопрос о полном освобождении и реабилитации не только Королева, но и других специалистов, чьи знания критически важны для обороны. Мы не можем позволить себе держать лучшие умы страны за колючей проволокой по сфабрикованным обвинениям.

Ворошилов резко поднял голову.

— Товарищ Жуков, вы ставите под сомнение работу наших органов?

— Я ставлю под сомнение целесообразность, — холодно парировал я. — Враг у ворот не будет разбираться, кто сидит по делу, а кто — по ошибке. Он будет использовать против нас любые средства, включая науку. И мы должны ответить ему тем же. Для этого нам нужны все, без исключения, способные работать на оборону.

Сталин снова набил трубку, чиркнул спичкой, затянулся, выпустил струйку дыма.

— Вы предлагаете амнистию для вредителей?

— Я предлагаю мобилизацию научно-технического потенциала страны, — поправил я. — Создать специальные конструкторские бюро, «шарашки», если угодно, но с одним условием — снятие судимости и полная реабилитация после успешного выполнения заданий. Люди должны работать не из-под палки, а с пониманием своей ответственности и с верой в будущее.

Берия внимательно смотрел на меня, оценивая.

— Это рискованно, Георгий Константинович. Мы выпустим на свободу потенциально неблагонадежные элементы.

— А кто у нас благонадежен? — резко спросил я. — Те, кто засекречивает провалы и раздувает мнимые успехи? Или те, кто может дать стране новое оружие? Я готов лично поручиться за работу таких специалистов и нести ответственность за их лояльность.

В кабинете снова наступила тишина. Вождь тихо попыхивал трубкой.

— Этот вопрос требует изучения. Товарищ Берия, подготовьте список. Отдельно — тех, кого можно освободить сразу. Отдельно — тех, чьи дела требуют пересмотра. Начнем с авиаторов и ракетчиков.

Мой заместитель, полковник Новиков, вошел с папкой в руках. Выглядел он озабоченным.

— Георгий Константинович, по вашим указаниям подобрано здание для будущего КБ. Здание бывшего доходного дома на Ленинградском шоссе, но там требуется капитальный ремонт для приведение в соответствие с задачами учреждения. Отдел капитального строительства отказывается выделять ресурсы. Говорят, нет плана, нет финансирования.

Я отложил доклад по танковым испытаниям.

— Кто начальник отдела?